Звание Баба-яга. Потомственная ведьма - Страница 5

Стало быть, вовсе не случайно я вдруг превратилась здесь в огромную кошку. Вероятно, так сработало чувство самосохранения, нашедшее для меня самый оптимальный в данном случае облик. Следовательно, именно оно и разум затуманило, сделав на время беспечным и ветреным, – разумеется, тоже неспроста. Пусть такое превращение мне чрезвычайно не нравится, но, видимо, придется временно согласиться с мудрым подсознанием, явно не желающим никаких неприятностей для моего тела и рассудка. И попытаться просто выжить в этом странном месте… а может, и в целом мире.

– Ладно, – тяжело вздохнул старший гном. – Бери. Но если хоть одно замечание – уведешь подальше и сам запутаешь. Дай клятву.

– Даю, – буркнул Талм и, отвернувшись ко мне, тихонько всхлипнул, вытирая кулаком слезы.

– Эй, гном! – укоризненно уставилась я в зеленые глазки. – Я ведь тебе уже говорила, что мужчины не плачут?

До стоянки мы шли с полчаса, и все это время мое сознание то прояснялось, и тогда я начинала понимать всю трагичность происходящего, то снова впадало в беспечное легкомыслие, но я больше не старалась с ним бороться. Просто изучала все вокруг и пыталась найти в своем положении хоть какие-то позитивные моменты. И все было бы относительно прекрасно, если бы не старший лесник.

Я, конечно, Бабка-ёжка очень терпеливая – до поры до времени. Или когда очень нужно. Потому-то кое-как и стерпела, что этот неправильный гном всю остальную дорогу до их драгоценной стоянки вел меня за шиворот.

Правда, не очень крепко хватался, так, чуть-чуть придерживал. После того как я ему показала, какой длины у меня теперь клыки.

Глаза у него от демонстрации моих зубок вмиг стали такие круглые, даже меня саму заинтересовало, что же такого особенного он там увидал. И я бы не удержалась, заглянула в ручеек или озерцо, но, к сожалению, вокруг даже лягушачьей лужи не обнаружилось. А просить зеркало у гномов я не стала. У меньшого его и быть не могло. Откуда взяться зеркалу, если у Талма и карманов нет?

А вот у его плечистого родича… кстати, пора бы уже выяснить, как его зовут. Нет, не в гости зовут, а по имени. Так, о чем это я… А, про зеркало. Вернее, про карманы. Карманы у него были. Потому что одет он в длинную жилетку, перетянутую широким кожаным поясом, и на ней не только карманы. Но и карманчики, и всякие сумочки на поясе вроде дамских театральных, и что-то вроде ножен – правда, оттуда ручка не от меча торчала.

Скорее всего, то, что торчало из ножен, было топориком или молотком. Однако зачем это гному, я пока не догадалась, но очень надеюсь, не для войны какой-нибудь.

Потому как войну в любом ее проявлении я просто терпеть не могу.

– Вот и наша стоянка, – быстро нагнувшись к моему уху, шепнул Талм, и я невольно отвлеклась от своих мыслей, чтобы изучить стояночку.

Обалдеть.

Дай боги всем такие стояночки. Мне-то, наивной Бабке-ёжке, при этом слове что виделось?

Шатры цыганские, шалаши корейские, в каких они живут, пока лук выращивают… ну, на крайний случай, палаточный лагерь на турслете. Или дикое поселение отдыхающих у южного моря.

А вот тут стояли самые настоящие домики. Скромные такие, этажа по три-четыре, не больше. Но не квадратные, как у нас, а круглые. Вроде башен. Или грибов огромных. Со всех сторон окошками и балкончиками утыканные. Ничего себе архитектурка, мне нравится.

Только стояли домики вовсе не на земле и не на фундаментах, а на тех огромных пеньках, что после дубобаобабов остаются. И самый ближний к тропке, по которой мы пришли, оказался домом Талма. Ну и, само собой, того гнома без имени, который меня за провинности выгонять собрался.

Знать бы мне еще, что тут у них провинностью считается. Надеюсь, не любопытство, потому как мне очень захотелось выяснить, как дом не меньше шести или восьми метров в диаметре на пеньке, что раза в два или три у́же его, держаться умудряется.

Ну, это я думаю, что метров восемь, точнее определить пока не могу, так как ни одного привычного глазу предмета для сравнения поблизости не имею.

А что сама? Сама я тоже неизвестно какого роста. То ли шестьдесят, то ли семьдесят сантиметров от земли, когда на всех четырех лапах стою. А на двух… неудобно оказалось. Спине больно, и равновесие удержать трудно. Это только в цирке собачки с улыбочкой на задних лапках стоят.

А я собственноручно испробовала, и мне не понравилось. Ну, пусть собственноножно. Или собственнолапно. Все равно не понравилось.

– Вия. Вылезай оттуда.

Все-таки злые эти гномы – не дали рассмотреть толком, как это все устроено. Ладно, полагаю, выгонять еще не сейчас будут, успею попозже рассмотреть. Оказывается, этот домик чем-то похож по устройству на карусель. И, судя по следам, то есть по тропинкам, которые не от крылечка, а прямо от стен идут, может поворачиваться, как моя старая избушка поворачивалась.

Старая, что еще от бабки досталась. Разумеется, она никуда не делась, так на даче под Пензой и живет. Ноги, конечно, от любопытных туристов за современным фундаментом прячет – для конспирации.

Да не тяни же ты меня за шиворот, гном бестолковый! Ведь всем известно: если хочешь, чтобы в доме можно было жить, то самому во все вникнуть нужно. И как доски класть, и как шурупы вкручивать, и какой кабель надежнее… Нет. Не кобель. Кобелей надежных не бывает, они все ветреники, им всегда черт в чужих баб меду кладет, но ты, Талм, этого не слышал.

Тебе про это рано знать, судя по тому, как на тебя твой старшой покрикивает.

– Кстати, а как его имя? – шепнула я младшему гному, когда он отправился в ванную руки мыть.

Хотя вполне возможно, что они эту комнатку называют совсем по-другому. Но ведь это же не значит, что и я вдруг начну ломать язык? Для меня это была, есть и будет – ванная. Только так, и никак иначе.

– Его зовут Атаний, – бдительно озираясь, торопливо сообщил Талм. – Он мой старший брат. Меня в этом году мама в первый раз на заготовки отпустила, если провинюсь, он может меня обратно отправить.

Вот, значит, как. Оказывается, мы с Талмом друзья по несчастью. Над нами обоими висит угроза расправы за неповиновение, и средоточие этой угрозы – гном с топориком по имени Атаний.

Ладно, не переживай, Талм, прорвемся. Или я не Бабка-ёжка. Надеюсь, мои способности никуда не исчезли вместе с метлой, сумочкой и праздничным платьем.

– О чем это вы тут шепчетесь? – появляясь в дверях, ехидно спросил гном Атаний и подозрительно уставился на брата.

– Я Вию умываться учу, – кротким голоском соврал Талм и мазнул мне по лицу… ну, то есть по мохнатой морде, мокрой ладошкой.

Пф. Какая гадость. Кто тебе сказал, гном, что кошки любят умываться?

А братец твой, между прочим, совершенно не умеет воспитывать подростков. Если он и дальше будет так рычать на парнишку по поводу и без, то пусть не обижается, если получит через пару лет законченного вруна.

Я еще раз оскорбленно фыркнула и важно пошла прочь из ванной. Туда, откуда вкусно пахло обедом. И сразу вспомнила, что с утра, кроме чашки кофе и бокала с самолично настоянным квасом, ничего во рту не держала.

И если вот эта комнатка не кухня, то я не Бабка-ёжка. И не важно, что она расположена вовсе не там, где обычно располагаются кухни в нашем мире, зато ароматы тут просто замечательные. Почти как у моей бабушки на кухне, а она готовила так, что пальчики оближешь.

Больше не сомневаясь, я запрыгнула на широкую лавку, приделанную к стене в переднем углу, и приготовилась терпеливо ждать, пока мне выдадут мою порцию. Стараясь не обращать внимания на озадаченную мордочку Талма, делавшего вилкой какие-то странные знаки.

Наверное, беспокоится, как я в своих лапах вилку удержу. Да уж постараюсь. Не языком же мне это мясо с тарелок слизывать.

Тут в комнату вошел Атаний, хмуро нас оглядел, положил на свою тарелку внушительный кусок тушеного мяса и поставил ее на пол.

Чудак. Видимо, не желает сидеть с нами за одним столом. Ну, как хочет, просто мне кажется, что ему там будет не очень удобно. Хотя некоторые народы привыкли только так кушать, и если здесь тоже такие порядки, то зачем тогда нужно было ставить в комнате стол?