Зов Лавкрафта
(Антология хоррора) - Страница 7

Подвижная поверхность втягивалась, съеживалась внутрь, постепенно раздвигая сморщенные края. Возникающие отверстия, до неприличия похожие на гигантские анусы, активно двигались. Они сжимались и раскрывались, приоткрывая внутри влажную бордовую плоть. Там, в горячих и мокрых утробах, шевелись короткие толстые языки.

Мелодия преобразилась — теперь камни подпевали, вторили неведомым позывным. Ужасающие беззубые отверстия-рты распахивались и изгибались, безобразно копируя человеческие губы.

Я посмотрел на руки. Они были красные, словно омытые кровью.

Комнату заливал ярко-алый свет. Он врывался в окно, бритвой резал глаза. Это была сама мелодия, которая звучала, обливаясь пылающим красным цветом. Это пели огромные подвижные камни вокруг. Я крепко зажмурился и зажал уши. Слезы, будто крупные виноградины, выкатывались из-под век, а откуда-то издалека донесся тонкий бессильный писк — мой крик. Крик тонкой нитью тянулся в комнату, которая оставалась где-то позади. Меня же стремительно уносила в пульсирующую бездну невыносимая, раскаленная докрасна мелодия…

Утро третьего дня было болезненным.

Горло адски саднило, будто в носоглотку насыпали толченого стекла. Ночной кошмар отзывался в каждом суставе.

— Сраный ледниковый бут… — пробормотал я и разодрал сухую корку на глазах.

Лики рядом не оказалось, я лежал на кровати один.

В комнате гулял лютый холод. Входная дверь — открыта настежь.

Я с трудом сбросил ноги на пол, разыскал джинсы, натянул колючую куртку на голое тело. Обматерив комнату, камни, старика и все, что попалось под руку, добрался до двери.

Судя по солнечному пятну на бугристых тучах, было уже за полдень. Долго же я провалялся.

Двор устилали изодранные листья и ветки. Кипарисы стояли невредимые, а сырой воздух застыл как в стеклянной банке. От луж остались темные пятна.

Я знал, где искать.

В этот раз их было гораздо больше. Некоторые сгрудились возле виноградной беседки, некоторые стояли возле подвала. Кто-то сидел на ступеньках. Лика что-то взахлеб объясняла двум девушками, таким же одинаковым, как и окружающие их молодые люди. Девушки смеялись, кивали в ответ.

Я подошел.

— …потом рассказывала, что видела кота, похожего на динозавра! — закончила Лика и девушки снова засмеялись. — Привет, солнце! Проснулся сразу хмурый? У меня для тебя куча интересного. Кушать пойдем?

— Пойдем, — я кивнул.

Проходя мимо «соседей» я невольно опустил глаза и смотрел себе под ноги. Близость чужаков была настолько неприятна, что я готов был побежать. От отвращения сводило челюсть.

Лика поставила кастрюлю на газовую плитку и достала планшет.

— Пока ты вчера дулся, я кое-что узнала.

— Серьезно?

Она не уловила сарказм.

— Да-да. У них тут клуб реконструкторов или типа того. Ребята увлечены историей родного края, изучают и воссоздают фрагменты культов, бывших здесь аж с дохристианских времен.

— Вот эти оборванцы?

— Прекращай. Я об этом читала давным-давно, но даже не предполагала, что все происходило в Кау-лите! Что ты знаешь об Ифигении?

Боже, что она несет? Что она несет?! Я сдерживался из последних сил.

— Ифигения? — я скрипнул зубами. — Это болезнь или насекомое?

— Древняя богиня! Дева, которой поклонялись племена тавров. Интереснейшая легенда. Хотя, если честно, в целую картинку она не складывается. Древние греки сообщают, что так звали царскую дочь, которую Артемида спасла от жертвенного огня и перенесла сюда, чтобы сделать своей жрицей. Тавры почитали ее за верховную — а может и единственную — богиню. Все весьма запутано, но летописи сходятся в одном — кровавые жертвоприношения. Странники, торговцы, застигнутые бурей моряки — любого у здешних берегов ждала смерть. Кровь проливала или сама жрица, или преданные поклонники. Жертвам разбивали головы, сбрасывали со скалы или отрубали части тела, чтобы потом украсить жилища…

Мелодия появилась, как и раньше, сперва чуть слышно. Я был готов и даже не вздрогнул.

— Интернет, конечно, бестолковая помойка — продолжала Лика. — Возможно, я опять что-то путаю… Но дальше совсем странно. Если рыть глубже, находятся источники, которые утверждают, что Ифигения — и есть сама Артемида. А если еще глубже… Ты готов?

— Ага.

Мелодия звучала громко и отчетливо.

Лика увлеченно жестикулировала, пытаясь заболтать меня глупыми небылицами.

— По одной из версий, даруя жрице бессмертие, Артемида превратила ее в богиню Гекату! Повелительницу мрака, ночи, ведьм и колдовства! Черноволосая и ужасная, в окружении призрачных псов — эффектная дама. А быть может, здесь и до греков был культ кровавой Девы — богини преисподней. Культ, который позже пытались скрыть или заместить сказкой о некой Ифигении. Обалденная тема. Я скачала пару книжек… Почему ты так смотришь?

— Как смотрю?

— Что случилось? Ты сейчас очень злой…

— Правда? Злой?

Я резко влепил открытой ладонью по ее рукам. Планшет вылетел и звонко хрустнул о стену.

— Шибко умная? Еще много чего прочитала?

Я сказал это совсем негромко, но Лика отпрянула и побледнела.

— Какого хрена ты там второй день вьешься? Прикормили? — я подошел вплотную. — Присмотрела кого-то?

Вопросы действовали на нее как плевки. Остановиться я уже не мог. И не хотел. Камни за спиной начали подпевать.

— Слыхала поговорку: если сучка не захочет, кобель не вскочит? Про тебя, да?

— Не верю, что это ты…

Я ударил ее коротко, без замаха. Кулак влетел между носом и верхней губой, буквально не встретив сопротивления. Голова дернулась назад, следом метнулись хрупкие плечи. Руки взлетели, словно пытаясь ухватиться за воздух. Я рванулся вперед, не понимая, чего во мне больше — ошеломляющего раскаяния и ужаса от сотворенного, или желания растоптать отлетевшую к стене Лику. Я хотел подхватить ее, не дать упасть на жесткий пол. И одновременно жаждал снова крушить окровавленное лицо.

Красная мгла встретила меня, как волны горячего океана. Я врезался в багровую вязкую стену под оглушительный вой возбужденных камней. Они трясли слюнявыми языками, жадно облизывали морщинистые отверстия. Я же захлебывался кровавым илом и растворялся в забытьи. Растворялся тяжело и мучительно, осознавая, что возвращение неизбежно.

Когда я очнулся, марево перед глазами осталось. Теплый красный туман расплывался по комнате. Липкие капли оставляли на руках яркие неровные дорожки.

Уютное и приятное место. Чудесное, как лоно матери.

Настала пора его покинуть.

Я поднял на руки легкую, по-паучьи ломкую Лику. Она ровно дышала, но была без сознания. Камни волнами ерзали в стенах. Жадно вздыхали и постанывали, когда я выносил ее из злополучной квартиры.

Голоса стихли, когда я шел по пустынному двору сквозь влажную пелену. Молчали, когда проходил между домами и огибал беседку, увитую виноградной лозой с красными листьями. И зазвучали вновь, когда спускался по скользким ступеням со своей невесомой ношей.

Сомнения ушли. Я знал совершенно точно — куда и зачем иду. Знал, что ждет в конце пути. Знал, что встречу по дороге.

Ступени спускались под невысокую арку и терялись в темной глубине подземелья. Мгла сгущалась, но стены узкого коридора слабо мерцали алыми отблесками. Свет исходил от подвижных камней. Рты-анусы причмокивали и сопровождали нас тихим ворчанием. Они высовывали шершавые языки и касались моих плеч, ласкали ступни и волосы Лики.

Я разобрал слова завораживающей песни. Это были имена. Многие я слышал впервые, но повторял дивные звуки нараспев вместе с камнями.

— Горго и Мормо, Астарта и Лилит, — шептали мы.

Капли кровавого тумана набухали на ресницах.

— Медея, Гекуба… Лимес и Никта… Великая Матерь Геката…

Лестница закончилась, коридор по наклонной уходил в глубину. Стены поднялись выше, в боковых ответвлениях открылись сумрачные крипты и анфилады комнат. В проемах, сквозь хлопья паутины, угадывались темные богомерзкие ниши, устланные человеческими костями и гниющей плотью.