Зощенко - Страница 61
Поскольку публикация повести была оборвана в ноябре на середине и четких объяснений этому Зощенко так и не получил, он прибег к «последней попытке» (к ней, больше уже ни на что не надеясь, многие прибегали тогда): 25 ноября написал письмо Сталину, перечислил свои заслуги, рассказал о замысле книги «Перед восходом солнца» и о той пользе, которую она может принести людям…
Второго и третьего декабря 1943 года аж Секретариатом и Оргбюро ЦК ВКП(б) были приняты сразу два постановления: «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов» и «О контроле над литературно-художественными журналами». Среди писателей, нарушивших заветы соцреализма, был назван и Михаил Зощенко. Возможно, именно его повесть и привела к принятию правительством столь строгих мер. Вначале 1944-го в журнале «Большевик» (№ 2) появилась разгромная статья, подписанная сразу несколькими авторами (В. Горшков, Г. Ваулин, Л. Рутковская, П. Большаков). Почему их так много? Хотели «разделить вину», чтобы потом можно было сваливать друг на друга? Вряд ли. По-видимому, их столько там потому, что сразу многим «хотелось отметиться». Название статьи: «Об одной вредной повести». Вряд ли она появилась без ведома Сталина. Возможно, это и был его ответ на письмо. Читаем статью:
«В жесточайшей борьбе против немецко-фашистских захватчиков вместе со всем советским народом участвуют наши писатели… Большое впечатление произвели на нас, рядовых ленинградских читателей, “Радуга” Василевской, “Непокоренные” Горбатова, “Фронт” Корнейчука, “Народ бессмертен” Гроссмана, произведения Николая Тихонова, Алексея Толстого… Иное, прямо противоположное впечатление оставляет пошлая, антихудожественная повесть Зощенко “Перед восходом солнца”, напечатанная на страницах журнала “Октябрь” №№ 6–7, 8–9 за 1943 год. Повесть Зощенко чужда чувствам и мыслям нашего народа… Что же потрясло воображение писателя — современника величайших событий в истории человечества? В ответ на это Зощенко преподносит читателю 62 грязных происшествия, 62 пошлых истории, которые когда-то, с 1912 по 1926 год, его “волновали”… С отвращением читаешь эти пошлые рассказы о встречах с женщинами. У Зощенко женщины изображены лишенными морали и чести; они только и мечтают о том, чтобы обмануть мужа, а потом и любовников… В дни Великой Отечественной войны, вспоминая войну 1914–1917 годов, Зощенко решил рассказать о том, как медленно резали солдаты свинью, о своем посещении проституток. Однако у писателя не нашлось ни одного гневного слова против немцев, не нашлось ни одного теплого слова о русском офицере».
Здесь — или невнимательность читателей (сразу четырех), или — намеренная ложь. В сцене газовой атаки Зощенко пишет и о «чувстве бешенства», с каким он смотрит на немцев, «методично» выпускающих из баллонов газ, и о мужественном поведении гренадеров, которые в тот страшный момент подшучивают друг над другом. Он видел это, пережил, пострадал, отравленный газами на всю жизнь! Но В. Горшков, Г. Ваулин, Л. Рутковская, П. Большаков лучше знают, как должен был Зощенко все это увидеть и какие «более правильные» чувства испытать!.. И — убойный конец:
«…Мы твердо уверены, что в нашей стране не найдется читателей для 25 тысяч экземпляров повести Зощенко. Редколлегия журнала “Октябрь” допустила преступную небрежность, поместив в наше время на страницах журнала это пошлое и вредное произведение».
Поражает та уверенность, с которой «рядовые ленинградские читатели» решают и судьбу большого писателя, и судьбу московского журнала. Вряд ли они «рядовые». Впрочем, тогда людям внушалось, что именно они, народ, держат в руках «карающий меч» и «казнят преступников».
Но то время — прошло, а книга — осталась. И именно из нее, а не из «костюмированных» веселых рассказов Михаила Зощенко мы узнаем о реальной его жизни. Правда, лишь о первой ее половине. Он честно, быть может, с непринятой в СССР откровенностью, все рассказал о себе — и жизнь его, оказывается, достойна лишь осуждения!
А ведь он действительно хотел написать книгу антифашистскую.
Известный советский литературовед Дмитрий Молдавский приводит в своих воспоминаниях текст выступления Михаила Зощенко на заседании Правления Союза советских писателей 7 июля 1941 года, вскоре после нападения фашистов на СССР:
«Товарищи весьма много говорили, какие нужны темы. Это так. Но не упомянули об одной весьма существенной теме: задача писателя — весьма полно, четко и ясно сказать для массового слушателя и читателя, что такое фашизм, какова реакционная сущность его и какова философия фашизма, потому что большинство не знает этого дела, и тут требуются статьи, не сниженные по качеству. У нас выпущены плакаты “Фашизм — зверь, чудовище!”. Но почему? Нужно показать это. Не забыть рассказать, что фашизм зачеркивает сознание, что фашизм выступил как раскрепощение низменных инстинктов. Тут нужны статьи короткие, популярного характера, которые будут бить в эту точку, говорить, что такое фашизм, показывать его реакционную сущность, и показать это — задача для писателя весьма важная.
А жанр может быть любой. Может быть для театра и миниатюра, но эта тема не менее важна, чем та, о которой говорили товарищи».
Здесь он уже явно подходит к идее книги — и книга «Перед восходом солнца» написана явно для этой цели. Но в опубликованном в журнале «Октябрь» тексте нет строк, разоблачающих философию фашизма! Почему?
Загадку эту открыл тот же Дмитрий Молдавский, получивший уже в 1966 году, во время «оттепели», задание от издательства «Советский писатель» — написать книгу о Михаиле Зощенко. Естественно, не противоречащую идеологии тех лет.
Молдавский вспоминает, как он взял в библиотеке Дома писателей с десяток томов Зощенко — и старые, и новые издания (его к тому времени уже стали потихоньку переиздавать).
Дмитрий Молдавский рассказывает:
«Я решил познакомиться с вдовой писателя — Верой Владимировной, адрес которой мне дал М.Л. Слонимский, невероятно обрадовавшийся тому, что издательство начало эту работу. Я позвонил ей и получил приглашение прийти завтра утром, не слишком рано, но и не очень поздно.
На следующий день, часов в двенадцать я поднялся по лестнице дома по каналу Грибоедова, 9, в надстройку, именуемую на языке ленинградских литераторов “недоскреб”. Дверь мне открыла немолодая женщина, строго одетая, ввела меня в кабинет, села на краешек стула и предложила сесть мне. И сразу же заговорила с такой ледяной вежливостью, что я понял: кто-то уже успел позаботиться о том, чтобы этот разговор у нас не получился. Подумал — надо было попросить Михаила Леонидовича представить меня, но что толку думать об этом теперь…
Вера Владимировна очень сухо и очень четко сказала, что все материалы переданы ею в архив, “в соответствии с интересами науки”, а она сама, к сожалению, слишком занята, чтобы помочь мне какими-либо консультациями.
Вежливо поблагодарив, я пошел к выходу, но вдруг сказал: “Вот в шкафу моя книжка”.
…Вера Владимировна подошла к шкафу, достала мою книжку, взглянула на подпись и дату (1952 г.). Тут я обратил внимание на то, что довоенных книг-подарков было очень много, были и книги военных лет. Но книг послевоенных почти не было. Несколько книг уже конца пятидесятых стояло у самого края.
— …Подождите, — сказала Вера Владимировна с нотой удивления. И, мгновенно изменив тон, уже сердечно сказала: — Пожалуйста, вернитесь, вы знаете…
Тут последовало объяснение, к завершению которого я уже сидел в кресле, а вокруг меня возникали рукописи, папки, тетрадки… А уже после выхода моей книги отдала мне машинописный текст повести “Перед восходом солнца” с авторскими поправками!»
И — поразительное открытие! Молдавский пишет:
«Мы сравниваем имеющийся у нас вариант машинописной копии повести… и вариант окончательный, частично опубликованный, частично подготовленный к печати. И обнаруживаем — и это, безусловно, самое главное! — в повесть не вошел обширный кусок: страницы, посвященные философии фашизма.