Зощенко - Страница 42

Увы, большинство строителей Беломорканала не имели «все, что нужно» и работали отнюдь не в жарком климате рваными и босыми. Безусловно, «чуткие» руководители строительства имели свои рычаги управления производительностью труда. Главный рычаг — это так называемая «котловка», то есть «норма кормления» зависела от выработки. И «котла» хватало только «своим». Роттенберг «вписался». И даже неплохо все сочинил: не так, конечно, убедительно, как Бенвенуто Челлини, но все же… Далее, по словам Роттенберга, он поднимает на трудовые подвиги целый барак блатных (которым, как известно, их «устав» запрещает работать). Верит ли в это Зощенко? Наверное, ему хочется в это верить… Не врать же он приехал сюда? В заключение своего очерка он написал (можно только гадать — с какой степенью искренности): «Вот за новую жизнь этого человека я бы поручился. Но я оговорюсь: я бы поручился только при наших, не капиталистических условиях».

Зощенко сделал то, что требовалось от него. Вот она, «перековка»! Правдива ли эта история? Не зря ли Зощенко «поручился»? Люди, знакомые с блатными ближе, тот же Варлам Шаламов, пишут, что никогда настоящий блатной не пойдет на сотрудничество с властью, возможна только «разводка», то есть обман. А кто на самом деле «ссучился» — тому конец. Помню блатную песню, которую пел в вагоне мурманского поезда один недавно «откинувшийся с зоны» о том, как Маруська поехала проведать своего «Кольку-ширмача» на Беломорканале. И вот видит его: «…под мышкой держит какие-то бумаги, а на груди — ударника значок». Но заканчивалась эта песня довольно мрачно: «…и как-то утром, зорькою бубновой, не стало больше Кольки-ширмача!» Конечно, способных строителей и организаторов чекисты выделяли и даже прикармливали, но в искреннюю перековку такого вора, да еще со стажем, как герой этой истории, не очень-то верится. Не очень верится и в доброту и скромность надсмотрщиков, которые, по словам одного «раскаявшегося» бандита на митинге: «По утрам с нами одним снегом умываются!» Может, конечно, пару раз и умылись. В их доброту и скромность верил — или трогательно это изображал — только Максим Горький, который то и дело упрекал чекистов лишь в одном недостатке — «болезненной скромности», из-за которой якобы маловато в книге рассказано чекистами о их заслугах в «перековке». Впрочем, это дело подправил сам Горький, который на прощальном митинге, стирая слезы с усов, растроганно воскликнул: «Черти драповые! Вы сами не знаете, что сделали!» Чекисты скромно улыбнулись.

Разделял ли чувства своего учителя Михаил Зощенко? Надеялся ли все еще, что поездка даст ему новый, спасительный материал? Или пребывал в уже привычном для него предчувствии катастрофы, смутно догадываясь, что и вся эта одиссея хорошим не кончится?

Мрачные предчувствия Михаила Михайловича и здесь (как и вообще по жизни) не обманули. Ничего хорошего из этой поездки не вышло. Всех главных чекистов, этих «чертей драповых», как ласково обозвал их Горький, так скромно и чутко перековавших «каналармейцев» (строителей канала) — всех этих «воспитателей» вместе с их начальником Генрихом Ягодой вскоре арестовали и многих расстреляли. Красочный том «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» с портретами чекистов — врагов народа был запрещен, изъят и уничтожен (сохранились лишь единичные экземпляры). И главное, бережно обработанная Зощенко «История перековки» оказалась, увы, фальшивой. В послесловии, написанном кем-то из «воспитателей», сообщалось, что герой «перековки» Роттенберг (в действительности, как позже выяснилось, Ройтенберг) был досрочно освобожден и, не в силах удержать свою созидательную энергию, уже свободным гражданином отправился на строительство канала Волга — Москва. Но дотошные исследователи нашей неоднозначной истории сумели установить, что этот энергичный и предприимчивый герой пошел добровольцем в армию в 1941 году и в 1942-м «пропал без вести». Причем оформлен в армию он был, как ни странно, военным комиссариатом Нижнего Тагила. Оказалось, что для строительства металлургического комбината-гиганта в Нижнем Тагиле привезли со строительства канала Москва — Волга большую партию заключенных. Выходит, герой «перековки» так свободы и не увидал. «Век свободы не видать!» — как порой клянутся люди его профессии, которые никогда на самом деле не «перековываются». Все это, очевидно, смутно предчувствовал Михаил Зощенко во время плавания, поэтому и не хотел подниматься на палубу.

Вряд ли герой его «перековался»… «Перековался» ли Зощенко?

Советская власть не жалела сил для создания новой литературы — «правильная оценка» всего происходящего была ей совершенно необходима. И — после большой «воспитательной» поездки писателей по Беломорканалу — следующим, еще более грандиозным событием в истории литературы и страны стал 1-й Всесоюзный съезд советских писателей.

Съезд готовился долго и тщательно. Своим диктаторским, если не сказать хамским, стилем «управления писателями» Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) оттолкнула большинство писателей, настроила их, скорее, оппозиционно, и это нужно было исправить. Еще до съезда, постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций» РАПП была распущена. В этом же постановлении сообщалось о принятом решении: созыве Всесоюзного съезда писателей и учреждении единой организации — Союза писателей СССР. И началась подготовка к съезду. Все, что писатели на съезде должны были одобрить, конечно, тщательно готовилось заранее.

Главным «штабом» подготовки был дом, где поселили Горького после возвращения из Италии. Это был великолепный особняк миллионера Степана Рябушинского в стиле модерн в Москве, на Малой Никитской улице. Горький не очень был рад этой роскоши (отвлекала и даже утомляла) — но роль «главного писателя», которую ему отвели и которую он принял, обязывала. Сюда «на огонек» «непринужденно» заходили Сталин, Ворошилов и другие, помельче, среди которых самым «близким другом дома» оказался глава чекистов Генрих Ягода. «Покровительство» Ягоды зашло довольно далеко. По некоторым источникам, чтобы стать совсем уж «своим» в доме, он сделался, притом почти открыто, любовником жены сына Горького — Надежды, которую все звали Тимоша, и якобы часто во время «семейных обедов» Ягода и Тимоша обменивались вполне «откровенными» взглядами. По другим свидетельствам — например Натальи Крандиевской, супруги Алексея Толстого, — Тимоша жаловалась ей на домогания главного чекиста страны и всячески их избегала. Но то, что Ягода был частым гостем в доме, это факт — и основная его задача в этом и была: держать ситуацию в доме под контролем.

Часто бывал здесь и назначенный председателем Оргкомитета съезда Иван Гронский, редактор «Нового мира». Он потом вспоминал, как, мечтая о будущем, в один из «задушевных» вечеров предложил Сталину название литературного направления, по которому после съезда должны следовать писатели — «коммунистический реализм», но Сталин мягко поправил: нет, это не реалистично, назовем лучше — «социалистический реализм». Так появилось это знаменитое понятие, «строившее» литературу в нашей стране в течение многих десятилетий.

Но главным организатором съезда был совсем недавно появившийся в ЦК ВКП(б) Андрей Александрович Жданов. Старожилы ЦК слегка снисходительно называли его «интеллигент». И, действительно, Жданов выделялся среди других руководителей партии воспитанием (вырос в семье чиновника), образованностью (много знал, почти профессионально играл на фортепиано) и с самого начала своей партийной деятельности уделял особое внимание вопросам культуры и искусства. И поэтому не случайно именно его назначили главным партийным организатором съезда. Зная все политические, групповые, творческие разногласия в писательской среде, Жданов готовил съезд долго и тщательно.

Политическая обстановка в стране была непростая — в начале 1934 года прошел 17-й Съезд партии, названный «Съездом победителей», и в то же время обозначивший острую борьбу в партийном руководстве, пусть и скрытую. Через три месяца после съезда был убит в Ленинграде Сергей Миронович Киров, что еще больше накалило обстановку, привело к усилению репрессий. Жданов понимал, что в столь сложное время, когда в писательской среде бушуют и политические, и межгрупповые распри, объединить писателей и направить их в «правильное русло» социалистического реализма может лишь Горький. И надеялся на особые, доверительные отношения с Горьким. Они познакомились еще в 1928 году, когда Горький посетил Нижний Новгород, где родился, и Жданов, в тот момент возглавлявший руководство города, тепло принимал классика и показывал ему городские достижения. После этого, именно по инициативе Жданова, Нижний Новгород стал называться — Горький. Так что Жданов, казалось, вполне мог рассчитывать на поддержку Горького — еще и поэтому партия назначила организатором съезда писателей Андрея Александровича. Жданов составил программу съезда, обдумал организацию Союза писателей СССР — именно на съезде Союз писателей СССР должен быть учрежден. Он наметил и приблизительную численность Союза писателей — 30–40 тысяч членов. Он же предварительно набросал и список писателей, которые должны были составить Правление Союза писателей.