Зощенко - Страница 37
Собрание вел М. Чумандрин, председатель ФОСП, хозяин кабинета.
Вопрос был поставлен по-большевистски, ребром: «Чей писатель — Михаил Зощенко?»
Как раз «чей писатель Зощенко» — мы хорошо знаем: наш! А вот кто это — Чумандрин? Чтобы представить ярче литературную ситуацию тех лет, стоит рассказать о нем несколько подробнее. Родился в 1905 году в Туле, в семье котельщика, рано осиротел, воспитывался в детском доме. Когда воспитатели дома с голоду разбежались, Михаил не растерялся, собрал «ячейку» из таких же сирот, как он, совсем еще пацанов, пришел с ними в местный исполком и чего-то добился, даже сумел что-то убедительно написать. Потом приехал в Ленинград, поступил на завод прессовщиком, одновременно стал, как это приветствовалось тогда, рабкором, писал в газеты — «о бюрократизме в службе тяги пути», «об отсутствии кипятильников в общежитии». Стал писателем, писал о революционных событиях в Туле. В 1928 году написал интересный роман «Фабрика Рабле» — о частной фабрике времен нэпа. В 1930 году сочинил роман «Бывший герой» — о борьбе с оппозицией, за что потом имел неприятности (как-то слишком уж хорошо знал оппозицию!). Был одним из активистов РАППа, потом, когда РАПП власти разгромили, энергично вклинился в ленинградскую литературную группу «Смена», куда входили замечательные поэты — Ольга Берггольц, Борис Корнилов, с которым у Чумандрина сразу же начались столкновения: Корнилов олицетворял вольницу, Чумандрин — партийную дисциплину. При этом, как ни странно, они все дружили. Чумандрин умел смягчить свои наскоки веселой шуткой. Характер имел неугомонный, за что получил кличку «бешеный огурец». Был инициатором возведения в Ленинграде так называемого «Дома счастья» — и он был построен! В нем, по замыслу Чумандрина, должны вместе жить «инженеры человеческих душ» и просто инженеры — общаться, духовно обогащаться… Так поначалу и было — все ходили друг к другу в гости в любое время суток, двери не запирались. Потом начались коммунальные склоки, дом, построенный в стиле лаконичного конструктивизма, был устремлен весь в будущее, и поэтому в нем мало было так называемых бытовых удобств. В 1930-е годы многие из жильцов этого дома побывали в Большом доме, в ЧК, а потом и в тюрьме. Среди этих многих — поэт Ольга Берггольц, «муза Ленинграда»… После всего, что выпало на долю жильцов этого дома, он стал называться «Слезой социализма». Ольга Берггольц прожила тут свои последние горькие годы и, говорят, спускала с балкона на веревке корзинку с деньгами — чтобы алкаши положили в корзинку бутылку, — и они это делали. Сейчас этот серый, прямоугольный, конструктивистский дом на углу улицы Рубинштейна и Графского переулка стоит грустным памятником эпохе социализма. Большие конструктивистские окна, на суровую зиму не рассчитанные, местами прикрыты фанерой или заклеены газетой — слишком дует, малость не рассчитали… По мысли строителей дома, при социализме должна установиться вечная весна. Вообще конструктивистские серые дома, которых в Ленинграде возвели немало, дома несбывшихся надежд, смотрятся мрачно — в отличие от домов других стилей и эпох. Сейчас, что интересно, в скверике возле «Слезы социализма» собираются поставить памятник Сергею Довлатову, который жил совсем рядом и считается похожим, с его рассказами, на Зощенко.
Но вернемся к тому обсуждению. Чувствуется, что Чумандрин искренне хочет защитить Зощенко. Хотя делает это своеобразно… Чумандрин был знаменит тем, что не признавал классиков, поскольку они все дворяне, отрицал зарубежную литературу, поскольку там сплошные буржуи. Однако Зощенко он пытается защитить, как может. Порой его речь напоминает речь зощенковских персонажей:
«…Меня в данном докладе интересует лишь общественное лицо Зощенко как писателя, но все же нельзя не заметить, что Зощенко является исключительно сильным и талантливым писателем… Вот нас и интересует: каково же то знамя, под которым борется Зощенко?.. Зощенко совершенно беспощадно, с поразительной жестокостью, разоблачает мещанство, разоблачает с колоссальной к нему ненавистью».
Жестокость и ненависть, по понятиям докладчика, — главное достоинство! Чумандрин в целом одобряет его рассказы и повести, но указывает и на недостатки: «…нет указаний на то, откуда придет гибель мещанства». Известно откуда — от Чумандрина. Он продолжает:
«Меня в данном случае интересуют не столько его прославленные рассказы, сколько его повести и недавно вышедшая — плохо встреченная книжка “Письма к писателю”. Эта примечательная книжка была встречена очень странно, благожелательно настроенная критика конфузливо отмалчивалась, а критика враждебная резко и вульгарно напала на эту книжку… Эта книга означает решительный перелом в нашу сторону! <…> Зощенко пишет во вступлении: “Это сознательные граждане, которые задумались о жизни, о своей судьбе, о деньгах и литературе… это целый ряд лиц, начиная от явных пройдох и мошенников, кончая прекраснодушными, 'гуманными' человечками и обывателями…”»
Эти «гуманные человечки», по Чумандрину, хуже всех!
«…Таким замечанием Зощенко резко отделяет себя от людей, проповедующих гуманность, в наше время беспощадной — очень часто кровавой борьбы за социализм!»
При слове «кровавой» присутствующим, наверное, пришлось встать и захлопать. В общем, моральный диапазон М. Чумандрина ясен. «Гуманизм» — дело последнее. Слово «кровавый» — нашенское, «доброе». Вопрос: стремился ли на самом деле Зощенко соответствовать людоедским восторгам Чумандрина? Однако главное литературное достоинство, а именно — ненависть, Чумандрин в книге находит и в целом книгу одобряет: «И вообще, приятно отметить яркую публицистичность этой книги Зощенко!»
Радовался ли Зощенко такой «защите»? Соответствовало ли это его замыслу? Вы, конечно, «благородно» воскликнете: «Да чтобы Зощенко… да такого не может быть!» Вас бы в то время! Это вы сейчас смелые. А как бы вы говорили в то время, когда взгляды Чумандрина разделяло (хотя бы на словах) абсолютное большинство. Зощенко понимал, что резко Чумандрину не возразишь. Тот свое дело знает! Чуть похвалил, и дальше — пугает:
«…для меня не случайным является тот факт, что Зощенко особенно охотно печатают за границей. Нет такого белогвардейского издания, где бы не печатали Зощенко… Например, Либединского, насколько я знаю, запрещено перепечатывать в Латвии, Польше и ряде других стран».
Это, по мнению оратора, признак подлинно пролетарской литературы!
«…Лишь некоторые произведения Слонимского перепечатывают за границей, не все вещи Федина печатаются белой прессой. Однако Зощенко идет за границу целиком, оптом!»
Умело вбивает клин в отношения «серапионов», и без того непростые. Можно сказать, Слонимского и Федина почти похвалил — не все их вещи печатают за границей, а вот Зощенко бдительность утратил!
Далее выступает Либединский, чьи вещи, как мы только что узнали, вообще запрещены в Латвии и Польше — в устах Чумандрина это высший комплимент. Либединский продолжает мысль основного докладчика: «Зощенко особенно ценен тем, что является разоблачителем».
Куда же деться от таких комплиментов? На разоблачителей тогда был большой спрос — заговоры мерещились всюду.
Стенич, друг и поклонник Зощенко, в своем выступлении возмущенно говорит о том, что не только рапповцы, к коим прежде принадлежал Чумандрин, раньше не признавали Зощенко, но и высокомерные «попутчики» «замалчивали Зощенко из-за чистоплюйства»: мол, печатается в «Ревизоре» и «Бегемоте», дешевых журнальчиках… Но сам Зощенко говорил: «Если б я знал, что массовый читатель интересуется мною, я с удовольствием бы печатался на обертках конфет в миллионном тираже!..» «А вы, — обращается Стенич к Чумандрину, — восемь лет говорили о Зощенко как о писателе непристойном… и только “Письма к писателю”, где он точно и по-простецки высказывается, заставили вас опомниться!»
«Старый друг Зощенко», «серапион» Николай Тихонов, в своем выступлении поясняет: «…Отношение к нему, правда, было не особенно доброжелательным со стороны толстожурнальных… но все же факт, что Зощенко — невероятно читаемый автор. Нам говорят, что серапионы хотели снизить его значение как литератора — это неправда! Мы ему говорили, в определенные моменты, что он идет не по тому пути… Сейчас намечается новый творческий подъем у него — это “Письма к писателю”».