Зощенко - Страница 32
А Вера Владимировна вовсе не собиралась отказываться от прежних привычек, где самое главное — восхищение поклонников. В дневнике 1931 года она пишет об отдыхе в Новом Афоне с Зощенко и сыном Валей (как по-домашнему звали Валерия). Потом Зощенко уехал — и, как пишет Вера Владимировна: «…после его отъезда начался мой “Афонский декамерон”. “10 дней, которые потрясли мир”».
Однако Вера вовсе не собиралась рвать с Зощенко. Роль «жены самого знаменитого писателя» по-прежнему не безразлична ей. Хотя ее высказывания о нем порой высокомерны… Вот запись в ее дневнике: «…говорит, на него “гонения”. Было совещание цензоров и членов ГПУ по вопросу о Зощенко… Решили: “он — порождение советской власти”. Михаил, конечно, их!»
Да, «духовного слияния» у них не было. Вера Владимировна, конечно, душою осталась «там», в прежних романтических мечтах… Поворот Зощенко к «теме простого народа» ей не нравился. Даже в обстановке их комнат ощущалось их расхождение: аскетическая комната Михаила Михайловича — и роскошный «будуар» Веры Владимировны в стиле неизвестно какого Людовика… И творчество мужа она порой рассматривала сугубо материально, о чем говорит ее запись в дневнике: «Он давал по 5 рублей на день — на семью из пяти человек — он, Валя, я, Ольга и Соня… И он в то же время прекрасно зарабатывал — без конца выходили его книжечки!»
И еще: «…Михаил сообщил мне, что собирается издавать книгу “Письма читателей”. Половину гонорара думает пожертвовать на бедных родственников».
О надеждах, которые он связывал с этой книгой, они, видимо, не говорили…
ЗАЩИТА ЗОЩЕНКО
А Зощенко связывал с этой книгой большие надежды. Нападки критиков на него не прекращались, даже усиливались. Чуковский, наиболее обстоятельныи летописец литературной жизни тех лет, в очерке «Зощенко» вспоминает:
«Дерзость писателя, отказавшегося видеть “красоту и величие” там, где “в каждую минуту нашей жизни” (подумать только: в каждую минуту!) ему видится вероломство и злая корысть, показалась им <критикам> до того возмутительной, что они еще громче, чем прежде, объявили его сатиры фантастикой. Один из них с сердитым недоумением спрашивал:
Как-то в это самое время мы проходили с Михаилом Михайловичем по Литейному в сторону Невского. К нам подошел незнакомый субъект и накинулся на него с тем же упреком:
— Где вы видели такой омерзительный быт? И такие скотские нравы? Теперь, когда моральный уровень…
Он не договорил… <…> Мы в этот миг проходили мимо большого четырехэтажного дома, и вдруг прямо к нашим ногам упала откуда-то с неба ощипанная, обезглавленная, тощая курица. И тотчас из форточки самой верхней квартиры высунулся кто-то лохматый, с безумными от ужаса глазами и выкрикнул отчаянным голосом:
— Не трожьте мою куру! Моя!
<…> Вся сцена была словно выхвачена из зощенковских “Уважаемых граждан”. <…> …Зощенко усмехнулся своей медленной, томной, усталой улыбкой и тихо сказал своему обличителю:
— Теперь, я думаю, вы сами увидели.
<…> Впрочем, характер его ничуть не испортился. Напротив. К этому времени уже почти ничего не осталось от того высокомерного, “шершавого” и даже как будто заносчивого Зощенко, каким мы знали его в студийные годы. Он стал мягче в обращении с людьми, более приветлив, уравновешен и прост.
Слава подействовала на него благотворно: во всех своих словах и поступках он сделался увереннее, спокойнее, тверже и четче. Чувствовалось, что все эти качества достались ему как достойный итог его длительной работы над собою, над своим трудным и сложным характером».
Особенно «сложным» характер Зощенко казался представителям власти: с ним «по-хорошему», а он гнет свое! И вместо того, чтобы притихнуть, ведет себя вызывающе. Когда в ноябре 1928 года распоряжением ленинградских властей были уволены из журнала «Пушка» бывшие сотрудники «Сатирикона» (дореволюционного сатирического журнала), а один из них, В. Воинов, арестован, Зощенко пишет протест в Ленинградский обком. В конце апреля 1929 года он подписывает коллективное письмо (Литературная газета. 1929. № 13) в защиту О. Мандельштама. Осенью 1929-го его приглашают, как одного из самых популярных писателей (вместе с В. Кавериным, М. Козаковым, Н. Никитиным, В. Шишковым и другими «попутчиками») в гостиницу «Европейская» к приехавшему в Ленинград Л. Авербаху, который зазывал их в РАПП, то есть, несомненно, в Российскую ассоциацию пролетарских писателей («Европейская» вообще неплохое место для вербовки в «пролетарии»), — но гости, по разным причинам, отказываются от столь заманчивого предложения, и Зощенко тоже.
У него своя линия. В ответ на критику он придумывает «ответные ходы», которые, как кажется ему, должны если не победить противника, то, во всяком случае, убедить его в нужности зощенковской работы.
В марте 1929 года он читает Чуковскому уже подготовленную книгу «Письма к писателю» — книгу, которая должна его защитить. Писем он получал огромное множество. И писал ответы — начал отвечать еще в «Дрезине», сатирическом приложении к газете «Гудок».
Теперь он решил издать эти письма, показать властям, кого на самом деле любит народ. И летом 1929 года эта книга выходит (тираж 10 000 экз.). Помогла ли эта книга ему «как-то отбиться»? Он, как всегда, справедливо опасаясь за судьбу очередной своей книги, в предисловии подводит «правильную базу»: «Я не могу и не имею права держать в моем столе такой исключительный материал. Я эту книгу собрал для того, чтобы показать подлинную и неприкрытую жизнь».
И действительно, судя по этим письмам, никого «ближе к народу», чем Зощенко, нет. К нему идут письма и серьезные, глубокие, от вдумчивых читателей, и письма смешные, анекдотические.
Вот одно из писем, приведенных в книге, с предваряющим текстом Зощенко:
Письмо получено из Бухары в 1928 году. Я печатаю его с точным сохранением орфографии. Иначе не видать лица автора.
3 мая 1928.
“Мой Лучший Привет Михаилу Зощенко.
Я для вас не известный
Но будущий беспризорный гений — юморист
С сцены хочу поставить себя в известность и доказать от
Всех беспризорных что значит дитя с улицы а по
Этому хочу попросить вас
О сочинении для меня Репертуара что нибудь из сатиры и юмера так как у меня
Репертуар хромает старыми Вещами.
А для того чтобы доказать
Современностью я обращаюсь К вам как к Спецу Вашего дела и на деюсь вы охотно приметесь за работу Как Помочь мне А также заработать Себе.
А теперь я хочу кое что на писать о себе я два года тому назад Пел и ценители моиго Искуства слушая Меня В лохмотьях и со взерошаноми Волосами говорили только: на ять.
А теперь я немного мозмужал и голос уменя стал довольно салидной и выступая на все возможных Вечерах я делаюсь ка кто любимцем Публики и теперь я призываю Вас как можно по-скорейи по остроумнее и вы окромя платы после некторых выступлениях получаете от мине вознаграждение.
Что я хотел иметь В репертуаре чтобы кончялось на припевы — 'обидно и досадно' и попури из опер и кокия нибудь Аникдоты, монолог что нибудь из современности Вопщем соображайте что нибудь по остро умнее — С приветом…
Если Возьметесь то соопщите по адресу г. Бухара… и я высылаю задаток. А также соопщите сколько вещь будет стоит”».
Зощенко комментирует:
«В ответ на это письмо я послал будущему “гению Сцены” свою книгу “Уважаемые граждане”.
Что я мог еще сделать? Я бы охотно ему чего-нибудь сочинил, но боялся не справиться с припевом “Обидно, досадно”».
Потрясает в этой книге то, что именно к Зощенко обращаются люди несчастные, измученные жизнью — с последней надеждой на спасение, присылают свои жалобы, даже в стихах: