Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник) - Страница 48

Петрович говорил так уверенно, так убедительно, что, несмотря на жуткие звуки за пределами вагона, все успокоились. Из дальнего купе к ним присоединилась пожилая пара из Ленинграда. Он – ведущий инженер с завода «Арсенал», и она – заведующая библиотекой где-то на Охте. Милые, тихие, воспитанные люди. Настоящие ленинградцы.

Рука беспокоила Виталика все больше, да и Атос при перевязке занервничал, но сдержался и ничего не сказал. Хотя слова были бы лишними: одного взгляда на распухшую руку было достаточно. Проклятый мертвец занес в кровь какую-то заразу, и Виталику совершенно точно нужно было к врачу. Но пока что он мог нормально двигаться и даже держать в правой руке лыжную палку, для самообороны.

Несколько часов они просидели в ожидании помощи, но шум за пределами вагона не утихал. Мертвецы по-прежнему скреблись снаружи. В коридоре, сменяясь, несли вахту охотники, и к ночи Атос выпросил у них разрешение постеречь запертые двери. Это было хорошее решение, правильное. Несмотря на то, что за все время к ним ни разу не постучались другие пассажиры. Может быть, потому что их вагон был хвостовым, и искать у них было нечего? Иначе непонятно, почему к ним никто не пришел. А что, если все спаслись, и они остались последние в брошенном поезде?

Эта мысль показалась Виталику очень неприятной, и он торопливо ее отбросил. Боль в руке стала еще более нестерпимой, расползаясь по телу острыми уколами. Наверное, чтобы хоть как-то отвлечься, он и напросился постоять на вахте вместе с Атосом. Хотя основной причиной было страшное и тихое бормотание Стаса. Тот сидел в углу, у окна, покачивался из стороны в сторону и неустанно что-то шептал.

Конечно же, все произошло именно в их смену. Виталику вечно «везло» на события. Он уже начал было клевать носом, как вдруг в монотонный хрип мертвецов и равномерные хлопки по обшивке вмешались новые звуки. Глухие крики ужаса откуда-то из головы состава. Почти сразу после этого на платформе раздался торжествующий рык.

Стены поезда казались несокрушимой преградой, хранившей их от внешнего ужаса, и потому Виталика очень больно обожгло осознание их уязвимости. Ему таких усилий стоило успокоиться и забыть о мертвецах по ту сторону вагона. Он почти привык к ним, и произошедшая перемена мигом выдернула из него стержень. Больше всего на свете сейчас он хотел домой, к Вере. Прежняя жизнь казалась ему теперь такой счастливой, светлой.

– Они в поезде, – побледнел Атос и перехватил поудобнее ружье Петровича. Виталику стало так обидно. Вот почему так? Почему?!

В какофонию ужаса вмешались ноты боли. В вагонах началась бойня, и Виталик тихо заскулил, не отрывая взгляда от двери.

– Они идут к нам, – то ли спросил, то ли констатировал он. Атос облизнул губы, но не ответил. В коридоре появился Стас, уставился на товарищей. Очки он оставил в купе, и Виталик сначала не признал его. Бледный, с маленькими, противными глазками. Неужели это и есть Стас?

– Слышали? – дрожащим голосом спросил тот, и, не дождавшись ответа, добавил:

– А Сева спит… Вот ведь жлоб, да?

В дверь ударили. Один раз, тяжело, словно с разбегу. Виталику показалось, будто у него остановилось сердце. Он даже дышать перестал, вслушиваясь. После одинокого удара на обшивку двери обрушилась лавина кулаков:

– Открывай! Открывай!

Голос «зэка» изменился, в нем больше не было хищных, сильных ноток. Это был визг испуганного животного.

– Ребятки! Помогите! Они идут! – противно кричал бандит, а ему вторил испуганный рев напирающей толпы. Дверь содрогалась от могучих ударов. На шум выскочили охотники, проснулся Сева, выглянул Иван Николаевич.

– Чего ты ждешь, Коля?! – оправился от шока Стас. – Господи, да открой им!

Атос опустил взгляд и коротко покачал головой. Сейчас Виталик был ему благодарен за взятую ответственность. За воплями людей уже слышался глухой рык, и если сейчас открыть дверь, то вместе со спасающимися людьми сюда проникнут и мертвецы. И тогда погибнут все.

– Молодой человек, – Иван Николаевич неожиданно принял сторону Стаса. – Они же погибнут.

Он с укоризной смотрел на Атоса.

– Открой, падла! Открой! Пасть порву, гнида! Сученыш! Открой дверь! – завизжал вдруг «зэк».

– Пожалуйста, откройте! Пожалуйста! – вмешался женский голос. Заплакал ребенок. Послышалась мужская ругань, а затем все накрыл рев ужаса. Удары в дверь стали сильнее, чаще.

– Откроем – погибнем, – наконец произнес Атос, и Виталику показалось, будто он едва уловимо улыбнулся и тронул шею.

– Но там ведь дети! – задохнулся от возмущения Стас. – Мы обязаны! Мы же не животные!

– Я сказал – нет! – Коля неожиданно навел на приятеля ружье. – Откроем – погибнем!

Через пару минут тамбур за дверью превратился в ад. Виталик заткнул уши, зажмурился и вслух молился о том, чтобы все это поскорее закончилось. Он не мог больше слушать крики погибающих за стенкой людей, он не хотел их слушать. Он вообще ничего не хотел, кроме того, чтобы все прекратилось. Молча ушел в купе Иван Николаевич. Неуклюже закрылись у себя охотники. Никто не хотел смотреть в глаза случайным свидетелям задверной резни.

Сквозь щель между дверью и полом в коридор медленно потекла кровь. Мертвецы быстро расправились с беглецами, и агонизирующий стук очень быстро сменился метрономом хлопков и монотонным то ли хрипом, то ли стоном.

– Мы бы погибли, если бы открыли! – опять сказал Атос. Он ни на кого не смотрел, но Виталик знал, что его слова адресовались Стасу. Но тот молча развернулся и вернулся в купе.

– Стас, – жалобно окликнул его Коля.

– Это отмщение. Отмщение за грехи наши! – вдруг крикнул тот. – Очищение!

– Брось топор! – взвыл оттуда Сева, и тут же зазвенело разбитое стекло. Мертвецы под окном победно взвыли.

– Очищение! – продолжал кричать Стас. Виталик даже не попытался заглянуть в купе, подхватив палку, он бросился прочь по коридору. В этот момент он забыл даже про искалеченную руку. И с именем Веры на губах заперся в одном из пустующих купе.

Закрыв голову руками, он забился в угол и, покачиваясь, неустанно повторял имена дочки и далекой, но такой любимой жены. В них он находил успокоение, в них находил последнюю защиту перед ордой мертвецов.

Он слышал выстрелы, слышал проклятья, слышал крики друзей и отчаянно бормотал свою мантру, мечтая о том, когда все прекратится. Вскоре шум сражения действительно затих, а спустя несколько долгих минут в его дверь раздался ритмичный стук, сопровождаемый утробным мычанием.

Виталик заплакал.

– Есть кто живой? – отчаянно закричала откуда-то Зиночка. – Есть кто живой?

Ей ответил рык мертвецов.

– Я заперлась в купе! Господи, сколько крови!

Виталик молчал. Он баюкал опухшую руку и проклинал тот день, когда решил поехать с друзьями в горы.

– Кто-нибудь, ответьте! – завизжала проводница.

– Вера-вера-варе, – тихо бормотал Виталик. – Варе… вар…ер… вер….Ир… ррр….

Его сознание неотвратимо заволакивал туман. Боль в руке чуть утихла, но почему-то по всему телу расползлось онемение. Будто он умудрился отлежать все сразу. И ноги, и руки, и даже голову. Но отчего-то было так хорошо, так спокойно. Так тепло.

Виталик чувствовал, как теряет себя, и потому ни на миг не прекращал повторять имена. Он держался за них, как утопающий, не замечая, как весь окружающий мир сужается до заветных семи букв.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – повторял он, не обращая внимания на стук автоматных очередей где-то там, за пределами его темного паровозного мира.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – мычал он, когда солдаты ломали дверь в его купе, а кто-то кричал:

– Тут еще один живой! Ранен! «Скорую»!

– Вер… – в горячке бредил он, пока под присмотром двух врачей трясся в машине «скорой помощи». Как сквозь дымку Виталик слышал далекий, будто из космоса, приговор:

– Заражение. Довезти бы до больницы.

– Ира… – сказал он, когда открыл глаза под ножом патологоанатома.

Очень хотелось есть.

– Деда, деда! – голос внука оторвал Салауди от чтения свежего номера «Известий». Старик с трудно сдерживаемым вздохом отложил газету и посмотрел на мальчика.