Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник) - Страница 45

Лежит такое мурло, что приснится – мокрыми трусами не отмахаешься. Как будто тетка голая, только огромная, распухшая, зеленая. Такая распухшая, что всю кровать занимает, аж по бокам телеса торчат. Титьки до пола свисают, из них гной белесый сочится, капает. Ноги в раскорячку, а между ними паучьи лапы растут. Четыре штуки. По всему телу черви и личинки копошатся, ползают. То зароются, то обратно лезут.

Я как червей углядела, так натурально не удержалась. Хоть и не завтракала, по совету Шилова.

– У нее Завидлов! – чекист дело знает туго. Я после тетки этой вообще ни на что смотреть не могла.

Точняк, наш красавчик. Самое тепленькое местечко нашел, под боком местной королевны красоты.

Держит она его своими паучьими лапками и вертит медленно, слизью покрывает. Да-да, той самой, что из титек капает. Мужик уже наполовину закутанный, на личинку похожий, хорошо хоть лицо разглядеть можно.

– Кончай блевать, дура! – рычит Саня. – Отстрели ей лапы!

За «дуру» ответит.

Встаю на коленку, винтовку в руку. С такого расстояния мог бы и сам.

Раз, два, три, четыре – и нет больше лапок у дамочки.

Тетка руками-ногами слоновьими сучит, губами мокрыми шлепает. Но не орет, только в ушах вроде как засвербело.

– Ультразвук, – чекист наш голос подал.

Да пусть даже и ультра! Главное – вреда никакого. Мы уже все внутрь влетели. Мужики к Завидлову, я и Борька на шухере. Больно надо в белой гадости мазаться.

– Живой, – говорит Николай и начинает ржать, как ненормальный. И у чекиста нервишки гуляют.

– В сорочке парень родился, – Саня только головой качает. – Всю ночь на Территории – и живой.

Ну и мы в сорочке, да. Теперь к выходу прорваться, и квартирка в кармане.

– Интересно, что это за тварь? – опять Витька в философию ушел.

Ответить мы не успели. Потому что снаружи так завыло, заголосило, что стены затряслись. И ломанулись мертвяки по проходу.

Я их такими злыми еще не видела. Обычно они индифферентные бродят. А тут прямо в ярости, только что пеной не исходят. И вот рычит, визжит, воет эта масса зеленая, на нас лезет. А двери-то тю-тю. Сняты подчистую по приказу Шилова.

И конца мертвякам не видно. Река бескрайняя. Все тут ляжем.

– Не ссать, – командует Шилов. – Боря, Витя, Коля, Маша – прикрывайте выход! Чтобы ни один гад не пролез!

Прикрываем. Борька на первой линии с пулеметом, по бокам чекист с Витькой. Я со второго ряда бью прицельно.

Кишки и мозги протухшие вокруг летают. Ребята с головы до ног уже покрыты, да и я не отстаю почти что.

Выстрел, выстрел, выстрел. Перезарядить. Выстрел, выстрел, выстрел…

Кровь у мертвяков как жижа болотная.

Главное – не ссать, это Саня правильно сказал. Лучше вообще не думать ни о чем, как в тире.

Нашими стараниями уже приличная гора из мертвяков наросла, но они все прут и прут. Но хоть помедленнее лезть стали, через такую гору мяса перебираться. Над ухом эта мерзкая тетка завывает. Пристрелить бы ее, да времени нет.

– Поберегись! – орет Боря и кидает в коридор гранату.

Идиот!

Нет, осколки до нас не долетели. Только всю настрелянную гору в стороны разнесло. И нас завалило, и по тетке попало.

– Чтобы тебя мертвяки побрали! – выругался Витька. И накликал.

Снова прут шеренгой, как на Первое мая. Снимаю пятерых. Витька и Николай еще штук пять в упор из автоматов. Боря пулемет свой вскидывает, нажимает на крючок – и лицо вдруг у него становится такое обалделое-обалделое, растерянное.

– Патроны кончились, – бормочет он, и я понимаю, что уже не успею перезарядиться и помочь ему…

На него наваливается сразу четыре мертвяка, а спереди уже следующая шеренга на подходе.

– Отступаем, – орет Саня сзади. – Тут проход!

– Но Боря… – что-то я пытаюсь вякнуть.

Витька хватает меня за локоть и орет прямо в лицо:

– Боря все, труп уже! Бежим!

Бегу в конец зала. Там дверь, за ней коридор какой-то. Мужики Завидлова поднимают, тащат. Я и Витька их из «калаша» прикрываем. Все на автомате, мыслей вообще никаких в голове.

Только на выходе как стукнуло. Вспомнилась история Шилова про парня, который предпочел динамит запалить, чтобы мертвяком не стать. Боря был дурной, но добрый. В гости приглашал, на чанахи…

В две руки срываю гранаты с пояса и швыряю в сторону мертвяков. Одна прямо на тетку распухшую попала, другая в нашу стенку из мертвяков, еще парочка возле Бори упала.

Спи спокойно, товарищ. Родина тебя не забудет.

Все! Теперь бежать!

Мы почти из здания выбраться успели, когда грохнуло.

Выбрались. Живые. Счастье-то какое – живые! Солнышко спало уже, мухи летают, Завидлов стонет тихонько.

– Надо бы обмыть его, – говорит Саня хмуро. – Пойдем к колодцу.

Идем перебежками короткими по кустам. Чекист и Витька Завидлова тащат. Я и Саня огневую поддержку обеспечиваем. Мертвяков не видать, даже не гонится никто.

Вот и колодец. Водица нормальная, чистая, не сгнившая. Это хорошо.

Попытались мы Завидлова отмыть – бесполезно. Эта белая гадость присохла совсем. Только ножом и можно снять. Ну, хоть сама умылась.

Парень прочухался потихоньку, но не говорит. Мычит только тоненько, жалобно.

– Как бы с катушек не съехал, – беспокоится Витя.

– В наших интересах, чтобы съехал, – улыбнулся чекист.

– Это еще почему?

– Потому что тогда можно будет списать любые его слова на умопомешательство и бредовые видения. В противном случае в райисполкоме все равно всех снимут. И у спасательной экспедиции тоже проблемы будут.

– Ты это серьезно? – У меня прямо челюсть отпала. Вот так стараешься, жопу рвешь, а потом за что боролись, на то и напоролись.

– А как вы думаете, он простит такое? – Николай на кокон кивнул. – Будет расследование, инцидент не скроешь. И крайними окажемся мы.

– И ты знал?

– Разумеется.

У меня прямо кулаки сжались. Сволочь! И Семеныч сволочь тоже. Прикрылись нами, золотые горы обещали. Борьку мертвяки порвали! И ради чего?

Саня только сплюнул, на чекиста даже глядеть перестал.

– Все, двигаем к выходу. Вы двое – тащите этого.

Идем. Как на прогулке прямо – никого. Солнышко пригревает, а мертвяки как забыли про нас.

Выходим на плац и видим – все стало вокруг голубым и зеленым. Лежат наши трупаки ровными рядами на плацу, подрагивают слегка, но не встают.

– Дядь Сань, это что? – опять Витька интересуется.

– Чтоб я знал! – никогда Шилова таким охреневшим не видела. – Пошли-ка, ребятки, сторонкой, по кустам.

Так мы и просочились, сторонкой. Дальше идем – все страньше и чудесатей. Мертвяки везде лежат, ну чисто трупы. Не встают, не дергаются. Ну, нам, конечно, только в радость. Хренушки лысого мы бы через них с Завидловым на закорках пробились.

Уже КПП показался, когда Витька остановился.

– Я понял! Понял, блин!

– Чего ты понял?

– Понял, что с трупаками случилось!

– И чего?

– Машка, ты гранаты кидала?

– Кидала.

– Поздравляю, ты их матку завалила.

– Чего? – у меня прямо челюсть отпала. Что, вот эта жирная-распухшая, с сиськами до пола, и была мертвяковская матка? И если бы мы ее сразу шмальнули, то и Борька бы жив остался?

– А Витя прав, пожалуй, – Саня даже со злости себя за бороду дернул. – Молодец, Мария.

Ну надо же – дождалась! Свершилось небывалое, сам Сан Саныч личной благодарностью отметил. Теперь и помирать можно.

– Предлагаю не задерживаться, – влез чекист. Испортил песню, гад. – Неизвестно, какие еще существа здесь водятся.

– Ладно, погнали, – махнул рукой Саня.

Впереди закатное солнышко на стеклах КПП сверкает. Помирать буду – этот день не забуду. Никаким калачом меня больше на Территорию не заманите!

Только бы дойти последние метры…

В общем, что дальше было, уже не так интересно. Сдали мы шишкиного сыночка с рук на руки. Неделю потом по домам тряслись. Кто водкой отпивался, кто так. Ждали, чем дело решится.