Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник) - Страница 36

Что за огонь упрятан там, за колючей проволокой? Зачем они везут сюда картины, музыкальные инструменты и прочие культтовары? И самое главное – что они делают с людьми?

Близкий шорох заставил Окользина вздрогнуть и открыть глаза. Только теперь он сообразил, что ворота объекта все еще распахнуты, и охранник не удалился в свою будку, а находится там где-то неподалеку. Но где?!

Напрасно Сергей вертел головой, пытаясь разглядеть что-либо в темноте. Он видел только черные колонны, обступившие его со всех сторон. Снова накатил ужас, от которого хотелось кричать и бежать, не разбирая дороги. Вот сейчас сзади за плечо ухватит цепкая лапа вурдалака…

В тяжелый гул, доносившийся из-за колючей проволоки, снова вплелся шум мотора. Еще один грузовик показался на дороге, простреливая лес светом фар. И Сергей увидел…

Вурдалак-охранник действительно был недалеко. Шагах в десяти всего к земле приникла серая тень с угольками вместо глаз. Медленно перебирая лапами, она нюхом шла по следу. Мертвец настиг бы Окользина, и все было бы именно так, как тот себе представлял, но помешала машина. Ударивший по глазам свет вывел Сергея из оцепенения.

– Гады! – хрипло выкрикнул он и снова бросился бежать.

Он окончательно потерял представление о направлении и времени. Гарь сменилась болотом, под ногами хлюпало. Потом пошли заросли ивняка и опять лес. Только выбравшись неожиданно на широкую асфальтированную трассу, он пошел навстречу встающему солнцу, а значит – в сторону города. От попутных и встречных машин он прятался в кустах…

– Не принимает! Через десять минут селекторное совещ…

Александра Петровна взглянула на Окользина, и строгие колючие слова застряли у нее в горле.

Вошедший в приемную инженер был неузнаваем. Прежде всего сажа. Она покрывала его с ног до головы. Одежда была изорвана в клочья. Лицо расцарапано. И наконец – глаза! Человеку с такими глазами не о чем говорить с секретаршей. Окользин прошел прямо в кабинет директора.

С полчаса оттуда доносились лишь возбужденные выкрики да лихорадочная скороговорка инженера, а затем зазвучал ровный спокойный голос Василия Трофимовича.

В кабинете в это время происходило следующее.

Выслушав Окользина, директор не проявил никаких признаков удивления или страха. Казалось, он вообще не придал особого значения рассказу, а все внимание сосредоточил на внешнем виде рассказчика. В ответ на ужасные подробности пробуждения вурдалаков он только ласково кивал, юмористически поглядывая на полуоторванные лоскуты одежды молодого человека.

Когда Сергей выдохся и замолк, Василий Трофимович тоже помолчал некоторое время, вежливо ожидая продолжения, и только после этого проникновенно завел ответную речь, как всегда, неспешно-рассудительную.

– Так, так. Значит, говорите, вурдалаки? Ай-яй-яй! Со старого кладбища? Да-а. Недоглядели… Что ж они, прямо из-под земли выкапывались?

– Не знаю, – мрачно произнес Окользин. – Может быть, и не выкапывались. Достаточно ведь одного, первого, укуса, и цепочка потянется…

– Вон что! – Шатохин понимающе откинулся в кресле. – И многих при вас покусали, Сергей Юрьевич?

– Нет. Сам я этого не видел. Мне рассказал дед Енукеев. У него так внучка погибла. И другие родственники…

– Енукеев, Енукеев… – директор потер подбородок. – Нет, не помню! Живет, говорите, в погребе каком-то?

– Вурдалаки сожгли его дом, он жил в подвале водонапорной башни, – терпеливо разъяснил Окользин. – Но сегодня, боюсь, загрызли и его…

Сергей вдруг вспомнил слышанное ночью радостное мычание насыщавшихся мертвецов.

– Вам нехорошо? – участливо спросил Шатохин.

Окользина трясло.

– Нет, нет. Уже все, – сказал он.

– Да. Так вот Енукеев, – продолжал директор, бросив взгляд на часы. – Человек, как я понимаю, престарелый, одинокий. Живет в подвале. Больной наверняка. Можем ли мы безоглядно полагаться на его свидетельства? А вдруг он пьет запоем? Тут не только вурдалаки померещатся…

– Вы не верите мне? – устало спросил Сергей.

– Что вы! – воскликнул Василий Трофимович. – Как отцу родному! Только вы ведь ничего и не видели, уважаемый Сергей Юрьевич. Ну напугали вас какие-то хулиганы, вы и приняли их за мертвецов. Правду сказать, рожи такие иногда попадаются, что просто… Ну да что ж делать теперь? Мы с этим боремся.

– При чем здесь хулиганы? Вы поезжайте сами в Неглинево, посмотрите! На жилье человеческое село уже не похоже. Дома брошены, гарь эта ужасная вокруг…

– Извините! Лесные пожары имеют место по всей области, завод к ним не причастен. Это первое. Теперь брошенные дома… Это второе. Тут действуют объективные экономические законы. Неперспективные деревни, укрупнение колхозов и так далее… Не всякого теперь заставишь пахать землю-матушку! В город народ тянется, к культуре, к надежному обеспечению талонами. Что, в одном Неглинево, что ли, брошенные дома? Да кругом! А мы, – директор простер руки к окну, – мы создаем в деревне дополнительные рабочие места, закрепляем кадры. Погодите, еще назад поедут! Вот мы наладим там подсобное хозяйство, обеспечим изобилие…

– Да какое изобилие?! – в отчаянии вскричал Окользин. – Там вурдалаки! Все продукты и скот они отобрали. Выдают паек, пока еще не все сгнило, а сами пьют человеческую кровь.

– А! – отмахнулся Шатохин. – Местное руководство критиковать – большого ума не надо. А может быть, у них социальный эксперимент? А потом, есть ведь и над ними начальство. В районе, в области, наконец. Если нужно будет, оно отреагирует. Или, по-вашему, там не знают, что делается у них в хозяйствах?

Сергей пожал плечами:

– Всякое может быть…

– Ну вот что, молодой человек! Вы здесь не на митинге. Идите на площадь и там обвиняйте, кого хотите, на свежем воздухе вреда не будет. А здесь у нас производство, давайте без этих штук.

Директор помолчал, мрачно глядя на Сергея.

– Ну хорошо, – сказал он, несколько смягчившись. – Хотите, я вам прямо сейчас докажу, что жизнь в Неглинево идет своим чередом, безо всяких эксцессов?

Сергей удивленно поднял на него глаза.

– Пожалуйста! – Василий Трофимович сунул руку в ящик стола и вытащил горсть черных поблескивавших шариков, чуть больше горошины каждый.

– Узнаете? – спросил он победно. – Грубель! Первейшего сорта грубелек! Вот так-то, Сергей Юрьевич. Заработал участок-то в Неглинево! На полную мощность. Триста пятьдесят тонн дадим в этом квартале. В понедельник состоялся торжественный пуск, жаль, что вы не в курсе. Я сам и благословил, лично выезжал, из района были товарищи, пресса… Так что налаживается на селе жизнь, Сереженька!

И, не в силах сдержать законной гордости, Василий Трофимович широко улыбнулся, обнажив длинные, острые клыки…

– Стреляй! По ногам стреляй! – кричал мне Виктор Дмитренко, директор первого в СССР заповедника зомби.

Проклятая мушка прицела прыгала у меня перед глазами, упорно не желая замереть на ногах в рваных черных брюках. Ружье я держал второй раз в жизни, но дело было не в этом. Точнее, не только в этом. Виноваты были три бутылки водки, которые мы вчера выпили с Виктором по поводу моего приезда из Новосибирска.

– Твою мать! Ну, бей тогда в грудину! Не тормози!

Прогремел выстрел. Отдача ударила в плечо, перешла в голову, которая и без того гудела от похмелья. Во рту выступил противный металлический привкус, и я побоялся, что сейчас меня стошнит. Вот смеху будет – известный новосибирский журналист облевался во время охоты на зомби. Два выстрела раздались один за другим, и ноги живого мертвеца подкосились. Он рухнул на землю, не переставая размахивать руками, на пальцах которых отросли неприлично большие ногти. Впрочем, думаю, что зомби плевать на приличия. Ему важно одно – набить свою глотку мясом.

Завалил добычу, конечно, Виктор. Моя похмельная пуля пролетела над головой зомби и, выбивая щепки, зарылась в ствол сосны. Директор заповедника бросился к телу, на ходу вытаскивая огромный тесак. Привычным движением, не обращая внимания на угрожающее рычание, он нанес удар. Голова покатилась по траве, тело еще несколько мгновений подергалось и затихло.