Зомби (ЛП) - Страница 19

Нет! он слишком прекрасен, чтобы К_ П_ посмел его тронуть!

Дрочу каждые пару часов, слишком взвинчен, чтобы сидеть тихо, и слишком возбужден, чтобы идти гулять, рискуя, что меня кто-нибудь увидит и доложит, что я на спидах или не в себе. Избегаю жильцов, не отзываюсь, когда стучат в дверь. Мама звонила с Макино и говорила, почему же я все-таки не приехал, провел бы здесь пару дней, тут так славно, вода замечательная и воздух такой свежий. Потом подключился папа, весь такой сердечный и дружелюбный, и я большим пальцем ткнул СТЕРЕТЬ. И снова Джуни, и я беру трубку, и она тут же начинает ныть. Уже 21 августа, и почему я не перезванивал, она оставила мне как минимум три сообщения, она переживала за меня, ради всего святого! И так далее. Я ем замороженный буррито с говядиной из Тако Белл и пью Бад из банки. Переключаю каналы в телевизоре. Пятьдесят два канала и назад к началу. Я чувствую нетерпение, будто что-то ищу и сам не знаю, что именно. Джуни ГОВОРИТ. Как и всегда ГОВОРИЛА. Старшая сестренка, большая шишка, директор средней школы. Липкий зеленый соус гуакамоле стекает у меня по руке. На шестом канале показывают обнаженные черные трупы на свалке где-то в Африке. На девятом канале ревущие дети в разрушенной бомбами больнице в какой-то Боснии. Они плавно перетекают в рекламу: «Говорит ваш правитель». На одиннадцатом канале рекламный ролик, в котором фургон подскакивает на каменистом пустынном ландшафте. На двенадцатом канале прогноз погоды: «В регионе Мичигана и Великих озер по-прежнему держится жара». На МТВ горячая латинская пизда с наэлектризованными волосами облизывает соски упоротой бледнолицей кокаинистки, и я переключаю назад на одиннадцатый. Джуни произносит пронзительно, будто находится у меня в комнате: «Квентин, мать твою, ты там?» И К_ отвечает: «А где же мне, блядь, еще быть, Джуни?», и за этим следует пауза, как будто эта сука получила пощечину. И я пытаюсь доесть буррито и пялюсь в экран, зная, что там кроется какое-то послание, нечто срочное. Джуни говорит, что хотела бы со мной поговорить, что она беспокоится обо мне, о том, как на меня может повлиять дурное окружение. Это Додж Рам новой модели мчится по каменистой местности. В небе ослепительно сияет огромная луна. Или это Додж Рам на луне, а над ним висит Земля? Джуни говорит, что это мой долг перед мамой и папой — попытаться вести приличную жизнь. И что я на самом деле хороший, достойный человек в глубине души — она точно знает. Говорит, что сама не всегда пребывает в эмоциональном равновесии. У нее тоже бывают периоды стресса. Она даже ходит к холистическому терапевту в Анн-Арбор. Только, пожалуйста, не говори маме с папой, Квентин — они думают, что я сильная. Они полагаются на то, что я буду поддерживать их. Пауза, а потом она говорит — Квентин? ты там? И я бормочу — да, да, а сам думаю о том, как случается, что твоя сестра (а бывает, что и брат) вылезает из той же щели, откуда появился ты. И заряжается туда из того же ствола, что и ты. И все это вслепую и по чистой случайности, и тем не менее существует КОД ДНК. И поэтому сестра (или брат) знает тебя так, как ты не хотел бы, чтобы тебя знали. Не то, чтобы Джуни знала меня. Не то, чтобы вообще кто-нибудь во всей Вселенной знал меня. Но если бы кто-нибудь и мог заглянуть К_ П_ в душу, это была бы Джуни.

Джуни повторяет, что приглашает меня на ужин завтра вечером, не просто поговорить, а познакомить меня с одним своим другом, и я отвечаю, что занят. Что ж, тогда послезавтра вечером? — я занят. И она злится и говорит — что такого важного может быть в твоей жизни, Квентин? Не вешай мне лапшу на уши. Говорит, с кем ты там связался? А я смотрю в телевизор и не слышу. И она говорит, теперь уже всерьез: знаешь, чего я боюсь, Квентин? — того, что кто-нибудь из твоих тайных дружков, какой-нибудь торчок, однажды сделает тебе больно, вот чего я боюсь. Из-за мамы с папой. Потому что ты слишком наивный и доверчивый, будто живешь в шестидесятые или типа того, и просто потому, что ты слишком, черт подери, тупой, чтобы понимать, что для тебя же лучше.

Додж Рам подскакивает на ухабах. Исчезает, сменяясь какими-то ублюдками в бейсбольной форме на стадионе Тайгер. В Детройте.

Теперь я знаю, каким должен быть окончательный шаг. Ем второй буррито, который и есть уже не хочется, но я ненасытен, мой рот работает сам по себе и поглощает то, что у меня в руке. На пути к ОТПРАВНОЙ ТОЧКЕ через четыре дня. Словно в паззле не хватало кусочка, а теперь я его нашел, и картинка сложена.

Спустился в погреб, закрыл и запер за собой дверь. Прошел на старую половину, закрыл и запер за собой дверь. А там были ЦЫПЛЯТА, словно у меня во сне, только настоящие! ПИ-И ПИ-И ПИЩАЛИ и совсем меня не боялись. И я заменил им воду (в мисочках из фольги) в каждой коробке, кое-как убрал помет, насыпал хлебных крошек и зерна. И эти ЦЫПЛЯТА, возрастом всего с неделю или около, клевали их жадно и метко, и справлялись не хуже взрослых птиц. Вся их жизнь сводилась к поеданию пищи. А пищи у них хватало.

Просто так, без нужды, пересчитал их. В каждой коробке по двенадцать ЦЫПЛЯТ. Тридцать шесть ЦЫПЛЯТ. Все до единого живехоньки.

45

На следующий день спросил у бабушки, можно одолжить денег на первый взнос за Додж Рам? — мой старый Форд весь разбит, и в автосервисе говорят, что его починка (тормозов и карбюратора) будет стоить дороже, чем он сам. И бабушка говорит: «Квентин, конечно же!», — и улыбается, ее костлявые руки слегка дрожат, когда она выписывает чек. «Это ссуда, — говорю я. — Я тебе верну». И бабушка смеется: «О, Квентин». Им нужен кто-то, кого можно любить, ради кого стоит жить — женщинам. Неважно, кого, и в этом они отличаются от мужчин. На ленч она готовит мне большие горячие бутерброды с сыром, выложенные полосками хрустящего бекона, которые я в детстве обожал, когда ходил к ней в гости. Она прихлебывает чай, цветом похожий на мочу, и глотает свои так называемые «таблетки от сердца». «У меня такое чувство, будто я с тобой только сейчас познакомилась, Квентин. Этим летом. Пути Господни неисповедимы, верно?»

Говорит: «Только между нами, Квентин. Наш маленький секрет!»

Я голоден. И ем. Чек лежит в кармане моей рубашки. С тех пор, как я принял решение, аппетит у меня хорош, как никогда, даже новую дырку в ремне проделать пришлось. На двойной дозе транков сердце у меня бьется спокойно, сильно и ровно, биение его отчетливо отдается в член. ОТПРАВНАЯ ТОЧКА так близка, что мне почти кажется, что все уже произошло. И когда я вернусь в дом номер 118 по Норд-Черч, в погребе меня будет ждать МОЙ ЗОМБИ БЕЛЬЧОНОК. Еда, вода и зеркало в полный рост — для него (и его хозяина). Благоговейный взгляд зеленых глаз БЕЛЬЧОНКА, и волосы в хвостик — так сексуально. И его РОТ, созданный, чтобы целовать и сосать. И его благоговейная ЗАДНИЦА. И бабушка говорит с легкой дрожью в голосе, что в жизни ей не хватает только одного, что она умерла бы счастливой, если бы Джуни или я, или мы оба, которых она так любит, вступили в брак, завели детей, и род бы не вымер. Нашими предками были столь благородные, добропорядочные, честные, достойные христиане, говорит бабушка. Примерно так:

«Квентин? Я была бы совершенно счастлива».

«Что такое, бабушка?»

«Говорю, я была бы совершенно счастлива, если бы ты поскорей женился. И завел детей». Трет глаза и горько усмехается, говорит: «Я понимаю, я уже старуха и не должна совать нос в личную жизнь молодежи».

«Да нет, бабушка, все в порядке».

«Я понимаю, что прошу слишком многого. Только ради того, чтобы осчастливить какую-то старуху».

«Да нет, бабушка, все в порядке».

«Я понимаю — мир так переменился».

И я слизываю с ложки мороженое с вишневыми завитками, оборачивая вокруг нее язык, и говорю: «Эй, бабушка, да нет же. Не плачь. Мир переменился совсем не так сильно».