Зомби - Страница 131

Один раз это уже случилось во сне, теперь это случилось во второй раз.

Я видел ее лицо в окне спальни. Лицо Веры. Светлые золотистые волосы. Бриллиантовое колье. Она парила за окном, билась в стекло. Она вытянула руки. Она открывала окно снаружи.

Странно, что я видел все это, ведь я же сам опустил занавеску, а теперь она была поднята. И окно открыто. Она влетела в комнату, паря изящно, легко, даже как-то умиротворяюще. И вот теперь она приземлилась, без толчка, без стука, без сотрясения, на пальчики своих изящных ножек. Она, конечно же, тоже мертва. Теперь я понимал. У нее остекленевший взгляд. Она движется только по принуждению. Это похоже на гипнотический транс, когда всеми движениями руководит кто-то извне, какая-то чуждая сила.

Глаза остекленевшие, как у одурманенного гашишем ассасина. И как ассасин, она выхватила из-за пояса кинжал. Длинное, узкое, очень женственное с виду оружие, тем не менее смертоносное. Сталь сверкала, как бриллиант. Почему она все время напоминает мне о бриллиантах? Из-за этого колье. Я смотрел на колье, пока она на цыпочках подкрадывалась к кровати. Мне хотелось на него смотреть.

Приятнее, чем смотреть на кинжал. Потому что кинжал был серьезный. Он приближался к моему горлу. Через миг он упадет, вонзится мне в шею, перережет яремную вену.

Все, что мне оставалось делать, — смотреть на бриллианты в ее колье. Через минуту все будет кончено. Нож уже опускался, нож, который перережет нить моей жизни, нож, который сделает меня солдатом в армии Варека, в армии мертвых.

Он быстро устремился вниз.

Сверкание этого безумно падающего клинка нарушило заклятие. Я мгновенно понял, что вижу все это наяву. Что нож существует и он нацелен мне в горло.

Я дернул головой, перекатываясь по подушке, и бросился вперед и вверх. Мои руки сомкнулись на твердой плоти. Холодной плоти.

Вера Лаваль бешено извивалась у меня в руках.

Я сел, перехватив ее за запястье. Я выкручивал его назад, пока нож не выпал на ковер. Она боролась со мной молча, лицо ее превратилось в маску Медузы, светлые кудряшки извивались, словно змеи, над холодными голыми плечами.

Внезапно голова ее упала. Я заметил блеск крепких белых зубов, нацеленных на мою шею. Зубы вампира, ищущие мою яремную вену.

Я вцепился ей в горло. Мои руки нырнули под колье, впились в плоть под ним. Колье расстегнулось и упало. Мои руки сомкнулись вокруг шеи и тотчас отдернулись.

Я не мог прикоснуться к тонкой алой линии, к шраму, обхватывавшему ее шею полным кольцом.

Руки мои отпрянули, и я дал ей пощечину со всей силы.

Она внезапно упала на кровать. Остекленевший взгляд исчез, и что-то похожее на узнавание проступило на лице.

— Где я? — прошептала Вера Лаваль.

— В спальне на Брент-стрит, — ответил я, — в доме Большого Ахмеда. Вы влетели через окно и пытались меня убить.

— Он снова меня подчинил, — забормотала она, — А потом отправил меня сюда, заставил левитировать. Я ничего не знала.

Я кивнул, но ничего не ответил.

— Вы верите мне, правда? — взмолилась она. — Я не знала. Он обещал, что никогда больше не заставит меня этого делать. Однако не сдержал слова. Он всегда так поступает. Даже сейчас я не могу ему верить. Он может делать со мной все, что угодно, потому что я…

Она внезапно замолчала, и я завершил за нее:

— Потому что вы мертвы. Я знаю.

Ее глаза широко раскрылись.

— Как вы узнали?

Вместо ответа я указал на ее шею. Тогда она заметила, что колье упало. Она закрыла алый шрам руками и долго смотрела на меня пристальным взглядом. После чего, вздохнув, оправила волосы.

— Расскажите мне об этом, — попросил я. — Вдруг я смогу вам помочь?

— Никто не может помочь. Никто.

— Я попытаюсь. И чем больше вы мне расскажете, тем больше у меня будет шансов. Говорите, если это не опасно.

Она на мгновение задумалась.

— Да, пока безопасно, по меньшей мере в ближайшие полчаса. Он впадает в подобие комы, когда заставляет кого-нибудь из нас летать, это занятие требует чудовищной концентрации. Но если он выйдет из транса и поймет, что я не выполнила приказ, может произойти все, что угодно.

Страх снова отражался в ее глазах, и я искал, чем бы мне отвлечь ее внимание.

— Полчаса, — произнес я. — Времени достаточно. Расскажите мне, как все начиналось. Что с вами произошло?

Вера Лаваль вздохнула. Руки ее осторожно погладили шрам.

— Хорошо, — согласилась она.

Я закурил сигарету и распрямился, протянув пачку ей. Она отрицательно покачала головой, и я сказал:

— Ах да, теперь вспомнил. Вы же не курите, верно?

— Я не могу, — сказала Вера Лаваль. — Я не могу курить, не могу пить, не могу есть. С тех пор, как меня обезглавили в тысяча семьсот девяносто четвертом году.

В тысяча семьсот девяносто четвертом году Францией правил Террор. Под властью Террора с вами могло произойти все, что угодно. Вы могли свести знакомство с гражданином Робеспьером или с человеком, прозванным — весьма иронично — Сен-Жюстом. [35]

Если подобное происходило, то все шансы были за то, что вы познакомитесь еще с одним человеком, с весьма подходящим ему именем Самсон, с палачом.

И Самсон, в свою очередь, проводил бы вас прямехонько к госпоже Гильотине.

Все во Франции были знакомы с госпожой Гильотиной. Несмотря на женское имя, госпожа Гильотина вовсе не была легкомысленной дамочкой, хотя многие от знакомства с ней теряли голову.

Госпожа Гильотина была воплощением Террора. Рубящего головы Террора. Обезглавливающим клинком, который дожидался, пока вы созреете для него, который затем рубил и наполнял корзину внизу богатым спелым урожаем.

В тысяча семьсот девяносто четвертом году Террор правил Францией, и с вами могло произойти все, что угодно. Если бы вы были Верой Лаваль, двадцати лет от роду, дочерью Люсьена Лаваля, состоятельного торговца, ваша жизнь находилась бы в постоянной опасности.

Состоятельные торговцы в те дни не пользовались популярностью. Им приходилось вертеться и выкручиваться, раболепствовать и угождать, прибегать ко всевозможным военным хитростям, чтобы суметь выбраться из Парижа до того, как придет приказ — фатальный вызов на Трибунал. Лучше уж выехать из города в телеге с навозом, чем отправиться в крытой двуколке на площадь Согласия.

Неудивительно, что Люсьен Лаваль предпринимал самые отчаянные шаги и водился с подозрительными типами, только бы разжиться средствами к спасению, пока еще не поздно. Париж кишел проходимцами и негодяями, ворами и мошенниками, которые нагуливали жир, пользуясь плачевным положением немногих оставшихся аристократов или зажиточных людей. Некоторые из них могли за определенную мзду достать паспорт или организовать незаконный выезд за границу или переправу через Ла-Манш.

Люсьен Лаваль, богатый вдовец с прелестной дочерью на выданье, решил, что нашел способ спастись.

Где-то каким-то образом, одному Богу известно в каком притоне, берлоге или норе, он свел знакомство с Николо Вареком. Вареком, другом блистательного графа Сен-Жермена. Вареком, поверенным могущественного Калиостро. Вареком — алхимиком, мистиком, искателем философского камня. Вареком, который похвалялся, будто бы обладает силой, превосходящей силу обоих великих шарлатанов, которых он знал и которых сам обучал. Вареком, неулыбчивым, холодным, лишенным возраста. Зато — и в этом состояла главная ценность — Вареком-иностранцем. Вареком, обладателем бесценного сокровища — русской визы, пропуска на свободу для себя и семьи.

На тот момент у Варека семьи не было. Однако Вера Лаваль была юна, она обладала шиком, за ней давали изрядное приданое. Если бы она стала его женой, а Люсьен законным членом семейства Варека, тогда кто помешает их menage [36]выехать из Франции?