Золотые розы - Страница 5

Глаза усопшего были закрыты, чтобы никогда уже не открыться. Осознав это, Эмбер едва устояла на ногах и вынуждена была ухватиться за край гроба. Она боялась, что обморок перейдет в горячку, и она пропустит похороны, а потому изо всех сил старалась держаться. Она знала, что должна теперь быть вдвойне сильной, потому что осталась совсем одна. Впрочем, разве она не была одна всю свою жизнь, вдруг подумала Эмбер и испугалась этой мысли.

Наклонившись, она собралась с силами и поцеловала мертвые губы. Это было все равно что коснуться губ мраморной статуи.

«Здравствуй, дорогой отец! – подумала она. – И прощай навсегда!»

Эмбер свернулась клубочком, безразлично глядя перед собой. Кто-то сказал ей, что отныне это будет ее комната, но она не могла вспомнить, кто именно. Ее комната? В этом доме ничего не принадлежало ей.

Отсутствующий взгляд Эмбер скользнул сначала по изящному столику вишневого дерева, потом по вместительному гардеробу, где, как она знала, была развешана ее одежда. В углу, возле трехстворчатой ширмы для переодевания, стоял сундук, теперь уже пустой. Ширма была красивая, с искусно вышитым павлином, красивы были и двойные двери с расписным стеклом, завешанные тяжелыми бархатными гардинами цвета темного бургунди. Возможно, за ними находился балкон, вид с которого был не менее красив, чем все то, что было собрано в этом доме. Но Эмбер даже не подумала подойти и заглянуть за гардины. Ей было все равно. Она сама себе казалась пойманной в невидимую паутину, не в силах шевельнуться, не в силах даже думать в этой сумеречной комнате.

Она помнила, как Валдис в конце концов заставил ее оторваться от гроба отца, подняв на руки вопреки ее исступленным протестующим рыданиям. Ну да… это он и принес ее в эту комнату. Ни тогда, ни на другой день во время похорон он не выказал не только сочувствия к ней, но и вообще никаких эмоций.

Когда же все это случилось? Наверное, довольно давно, потому что Эмбер смутно помнила молодую мексиканку, которая время от времени появлялась в комнате с подносом еды и упрашивала ее съесть что-нибудь. Есть Эмбер не могла, зато почти все время спала, находя в этом спасение от своей постоянной подавленности.

Но сейчас она никак не могла уснуть. Эмбер старалась усыпить себя всеми известными ей способами, но тщетно. Она потеряла единственное средство забвения.

Наконец, бедняга повернулась на спину и уставилась на белый кружевной полог кровати. Она была укрыта светлым атласным покрывалом. Медленно отвернув его, Эмбер обнаружила, что лежит на нераскрытой постели прямо в черном траурном платье, в котором была на похоронах. Сколько же дней она не переодевалась, сколько дней вообще не сознавала, что делает?

Похороны. К горлу Эмбер подкатил комок, стоило только вспомнить, как она стояла, глядя на свежевырытую могилу – страшные врата вечности. Она помнила и гроб, стоявший на холмике черной земли. Скоро в этой могиле будет не только ее отец, но и все надежды, вся любовь, которая могла расцвести между ним и ею, все наконец-то обретенное счастливое будущее. Эмбер казалось, что пасть могилы разверзается все больше, как будто в нетерпении поскорее все это поглотить…

…Звук открывающейся двери заставил ее вздрогнуть. Она поспешно подтянула край покрывала к самому подбородку и откинулась на подушки, мгновенно покрывшись испариной от непривычного усилия. Все та же молодая мексиканка подошла к постели и бесшумно поставила поднос с едой на столик у изголовья.

– Наконец-то вы проснулись! – воскликнула она, заметив, что Эмбер наблюдает за ней.

Она заторопилась раздвинуть гардины. Веселый солнечный свет хлынул в комнату, заставив Эмбер зажмуриться.

– Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше? Вы слишком много спали и совсем ничего не ели. Должно быть, вы совсем без сил.

На Эмбер смотрели большие темные глаза, в которых впервые со дня приезда на асиенду она увидела подлинное сочувствие. Девушка была прехорошенькая, хотя и слишком робкая на вид, а застенчивая улыбка еще больше красила ее.

– Это верно, я чувствую слабость… и такой голод, словно не ела целую неделю. Можно узнать, как долго я спала? И кто вы такая?

– Меня зовут Долита, – ответила девушка, при этом взбивая одну за другой пышные подушки в кружевных наволочках. – Вы спали около четырех суток.

– Неудивительно, что я буквально умираю с голоду, – воскликнула Эмбер.

Долита тотчас поставила ей на колени поднос с едой. У Эмбер слюнки потекли при виде громадной сочной отбивной, яичницы и горки картофеля, поджаренного ломтиками до хрустящей корочки. Вместо хлеба были горячие коричневые рулетики, источающие масло, а на десерт – целая вазочка апельсиновых долек.

– Пойду принесу горячей воды, – сказала Долита, направляясь к двери. – После завтрака вам, конечно, захочется принять ванну и переодеться. Еще вам не помешает прогуляться по свежему воздуху.

– Постойте, побудьте со мной минутку! – вырвалось у Эмбер так громко, что девушка замерла на полушаге и посмотрела на нее с удивлением и тревогой. – Я только хотела узнать, как дела в доме. Как себя чувствует сеньора Аллегра? Смогу ли я сегодня повидать ее?

– Откуда мне знать? Я слышала из разговора слуг… насколько я поняла, сеньора тоже была в постели и очень мало ела. Впрочем, это не значит, что ей нездоровится. Возможно, сеньор Валдис приказал ей пока не выходить из комнаты. В последнее время он часто сердится…

– То есть как? – изумилась Эмбер. Она чувствовала не только удивление, но и возмущение, но постаралась скрыть это от Долиты. – Какое право имеет сеньор Валдис отдавать матери приказы?

– О, прошу меня простить! – испуганно прошептала девушка, шаг за шагом отступая к двери. – Я забылась, сеньорита Эмбер! Если сеньор узнает о том, что я сплетничаю, он сурово меня накажет. Умоляю, не передавайте ему моих слов!

– Разумеется, я ничего ему не скажу. Зачем мне это? – Эмбер постаралась успокоить девушку, но такая откровенная паника произвела на нее тягостное впечатление. – Долита, я бы хотела, чтобы мы подружились. Дело в том, что никто в этом доме не проявил ко мне и на маковое зерно доброты. Клянусь, я буду хранить в тайне каждое слово из того, что вы мне расскажете. Поймите, мне нужно знать, что происходит на асиенде. Например, почему Валдис считает себя вправе командовать? Это началось, когда умер мой отец, не так ли?

Долита приоткрыла дверь, выглянула и закрыла ее снова. Она подошла к кровати на цыпочках, прижимая руки к груди, словно боялась в любую секунду быть пойманной с поличным.

– Я не могу рассказать вам всего, сеньорита. Прошу вас, не обижайтесь на меня за это. Но я дам вам хороший совет. Постарайтесь никогда и ни в чем не перечить сеньору Валдису. Это для вашей же пользы: человек он вспыльчивый и жестокий. Знайте свое место, сеньорита, – как я, как сеньора Аллегра. На асиенде только сеньорита Маретта не боится сеньора, все остальные беспрекословно ему повинуются. Советую вам – очень советую – следовать общему примеру.

Эмбер вдруг ощутила прилив сил. Она решительно отставила в сторону поднос с остатками еды, сбросила покрывало и соскочила на пол.

– Не вижу, зачем мне пополнять ряды рабов сеньора Валдиса. Мой отец умер, и делать мне здесь больше нечего.

– Боюсь, он не позволит вам уехать в ближайшее время, – сказала Долита, качая не без сочувствия головой. – Я слышала, он приказал местной модистке приехать сегодня на асиенду и снять ваши размеры для пошива новых платьев.

– Но я приехала сюда не в лохмотьях! – Эмбер была оскорблена до глубины души. – Если и было что-то, в чем бабушка знала толк, то это, конечно, в шитье. Пусть мне некуда было наряжаться, но гардероб мой не был пуст!

– Сеньор Валдис считает делом чести, чтобы женщины семейства Алезпарито одевались как нельзя лучше. Он настаивает, чтобы они носили платья по последней испанской и французской моде, и городская модистка лезет из кожи вон, чтобы ему угодить. Он позволяет надевать одно и то же платье лишь несколько раз. Я слышала его высказывание насчет наряда, в котором вы были на похоронах. Прошу простить, но он счел его… э-э… несовременным.