Золотой лотос. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов - Страница 47

— Гальцев Виктор Сергеевич, — сказал светловолосый.

«Интересно, кто из них был у Десантников, — подумал Ашмарин, — наверное, этот, испанец Кузьма Сорочинский». Он спросил:

— Кто из вас был у Десантников?

— Я, — сказал светловолосый Гальцев.

— И за что же вас? — спросил Ашмарин. — Если не секрет…

— Не секрет, — ответил Гальцев. — Дисциплина.

Он посмотрел Ашмарину прямо в глаза. У Гальцева были светло-голубые глаза в пушистых женских ресницах. Они как-то не шли к его грубому лицу.

— Да, — сказал Ашмарин. — Десантнику надлежит быть дисциплинированным. Любому человеку надлежит быть дисциплинированным. Впрочем, это только мое мнение. Что вы умеете?

Он увидел, как брови Гальцева сдвинулись, и ощутил что-то вроде удовлетворения. Он повторил:

— Что вы умеете, Гальцев?

— Я биолог, — сказал Гальцев. — Специальность — нематоды.

— А-а… — сказал Ашмарин и повернулся к Сорочинскому. — А вы?

— Инженер-гастроном, — сказал Сорочинский, снова показывая белые зубы.

«Прелестно, — подумал Ашмарин. — Специалист по глистам и кондитер. Недисциплинированный Десантник и замшевая курточка. Хорошие ребята. Особенно этот горе-Десантник. Черт бы побрал Вахлакова» Ашмарин представил себе, как Вахлаков, придирчиво и тщательно отобрав из двух тысяч добровольцев состав межпланетных групп, посмотрел на часы, посмотрел на списки и сказал:

«Группа Ашмарина, Курилы. Ашмарин человек деловой, опытный человек. Ему вполне достаточно троих. Даже двоих. Это же не на Меркурий, не на Горящее Плато. Дадим ему хотя бы вот этого Сорочинского и вот этого Гальцева. Тем более что Гальцев тоже был Десантником».

— Вы подготовлены к работе? — спросил Ашмарин.

— Да, — сказал Гальцев.

— Еще как, Федор Семенович! — сказал Сорочинский. — Обучены.

Ашмарин подошел к Яйцу и потрогал прохладную полированную поверхность. Потом спросил:

— Вы знаете, что это такое? Вы, Гальцев.

Гальцев поднял глаза к потолку, подумал и сказал монотонным голосом:

— Эмбриомеханическое устройство МЗ-8. Механозародыш, модель восьмая. Автономная саморазвивающаяся механическая система, объединяющая в себе программное, управление МХВ — механохромосому Вахлакова, систему воспринимающих и исполнительных органов, дигестальную систему и энергетическую систему. МЗ-8 является эмбриомеханическим устройством, которое способно в любых условиях, на любом сырье развертываться в любую конструкцию, заданную программой. МЗ-8 предназначен…

— Вы, — сказал Ашмарин Сорочинскому.

Сорочинский ответил не задумываясь:

— Данный экземпляр МЗ-8 предназначен для испытания в земных условиях. Программа стандартная, стандарт шестьдесят четыре: развитие зародыша в герметический жилой купол на шесть человек, с тамбуром и кислородным фильтром.

Ашмарин посмотрел в окно и спросил:

— Вес?

— Примерно полтора центнера.

— Хорошо, — сказал Ашмарин. — А теперь я сообщу вам то, чего вы не знаете. Во-первых, Яйцо стоит девятнадцать тысяч человеко-часов квалифицированного труда. Во-вторых, оно действительно весит полтора центнера, и там, где понадобится, вы будете таскать его на себе.

Гальцев кивнул. Сорочинский сказал:

— Будем, Федор Семенович.

— Вот и прекрасно, — сказал Ашмарин. — Вот сразу и начинайте. Катите его к лифту и спустите в вестибюль. Затем отправляйтесь на склад и получите регистрирующую аппаратуру. Явитесь со всем грузом на городской аэродром к восьми вечера. Постарайтесь не опоздать.

Он повернулся и вышел. Позади раздался тяжелый гул: группа Ашмарина приступила к выполнению первого задания.

На рассвете грузо-пассажирский стратоплан сбросил группу на птерокаре над Вторым Курильским проливом. Гальцев вывел птерокар из пике, осмотрелся, поглядел на карту, поглядел на компас и сразу отыскал Байково — несколько ярусов двухэтажных зданий из белого и красного литопласта, охватывающих полукругом небольшую, но глубокую бухту. Птерокар сел на набережной. Ранний прохожий (юноша в тельняшке и брезентовых штанах) объяснил им, где находится управление. В управлении дежурный администратор острова, он же старший агроном, пожилой сутулый айн, встретил их приветливо.

Выслушав Ашмарина, он предложил на выбор несколько невысоких сопок у северного берега. Он говорил по-русски довольно чисто, только иногда останавливался посередине слова, как будто не был уверен в ударении или немного заикался.

— Северный берег — это довольно далеко, — сказал он. — И туда нет хорошей дороги. Но у вас есть птерокар. И потом я не могу предложить вам что-нибудь ближе. Я плохо понимаю в физических опытах. Но большая часть острова занята под бахчи, баштаны, парники. Везде сейчас работают школьники. Я не могу рисковать.

— Никакого риска нет, — сказал Сорочинский. — Совершенно никакого риска.

Ашмарин вспомнил, как однажды, два года назад, он целый час просидел на пожарной лестнице, спасаясь от пластмассового упыря, которому для самосовершенствования понадобилась протоплазма.

Правда, тогда еще не было Яйца.

— Спасибо, — сказал он. — Нас вполне устраивает северный берег.

— Да, — сказал айн. — Там нет ни бахчей, ни парников. Там только береза. И еще где-то там работают археологи.

— Археологи? — удивился Сорочинский.

— Спасибо, — сказал Ашмарин. — Я думаю, мы отправимся сейчас же.

— Сейчас будет завтрак, — сказал айн.

Они молча позавтракали.

— Спасибо, — сказал Ашмарин, поднимаясь. — Я думаю, нам следует торопиться.

— До свидания, — сказал айн. — Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь без стеснения.

— Нет, мы будем стесняться, — сказал Сорочинский.

Ашмарин вскользь взглянул на него и снова вернулся к айну.

— До свидания, — сказал он,

В птерокаре Ашмарин сказал:

— Если вы, юноша, позволите себе еще одну такую выходку, я вас выставлю с острова.

— Извиняюсь, — сказал Сорочинский, краснея.

Румянец сделал его смуглое гладкое лицо еще более красивым.

На северном побережье действительно не было ни бахчей, ни парников и была только береза. Курильская береза растет «лежа», стелется по земле, и ее мокрые узловатые стволы и ветви образуют плотные непроходимые переплетения. С воздуха заросли курильской березы представляются безобидными зелеными лужайками, вполне пригодными для посадки не очень больших машин. Ни Гальцев, который вел птерокар, ни Ашмарин, ни Сорочинский понятия не имели о курильской березе. Ашмарин показал на круглую сопку и сказал: «Здесь». Сорочинский робко взглянул на Ашмарина и сказал: «Хорошее место».

Гальцев выпустил шасси и повел птерокар на посадку прямо в центр обширного зеленого поля у подножия круглой сопки. Через минуту птерокар с треском зарылся носом в хилую зелень курильской березы. Ашмарин услышал этот треск, увидел миллионы разноцветных звезд и на некоторое время потерял сознание.

Потом он открыл глаза и прежде всего увидел руку. Она была большая, загорелая, и свежепоцарапанные пальцы ее словно нехотя перебирали клавиши на пульте управления. Рука исчезла, и появилось темнокрасное лицо с голубыми глазами в женских ресницах.

— Товарищ Ашмарин, — сказал Гальцев, с трудом шевеля разбитыми губами.

Ашмарин, кряхтя, попробовал сесть. Очень болел правый бок, и, кажется, саднило лоб. Он потрогал лоб и поднес пальцы к глазам. Пальцы были в крови. Он поглядел на Гальцева. Тот вытирал рот носовым платком.

— Мастерская посадка, — сказал Ашмарин. — Вы меня радуете, товарищ специалист по нематодам.

Гальцев молчал. Он прижимал к губам скомканный носовой платок, и лицо его было неподвижно.

Высокий дрожащий голос Сорочинского сказал:

— Он не виноват, Федор Семенович.

Ашмарин медленно повернул голову и посмотрел на Сорочинского. Сорочинский был взъерошен.

— Гальцев не виноват, — повторил он и отодвинулся.

Ашмарин приоткрыл дверцу кабины, высунул голову наружу и несколько секунд разглядывал вырванные с корнем, изломанные стволы, запутавшиеся в шасси. Он протянул руку, сорвал несколько жестких глянцевых листочков, помял их в пальцах и попробовал на зуб. Листочки были терпкие и горькие. Ашмарин сплюнул и спросил, не глядя на Гальцева: