Золотой Лис - Страница 32

Через десять минут они вновь остановились, теперь уже напротив современного многоквартирного дома, на широкой, хорошо освещенной улице. Несколько «мерседесов» и «ягуаров» были припаркованы у тротуара. Газон в небольшом скверике у парадного подъезда тщательно подстрижен. По всему было видно, что они находятся в весьма фешенебельном жилом районе.

– Здесь мы с вами расстанемся, – сказал Гован. – Входите. В холле вас встретит привратник. Скажите ему, что вы гость мистера Кендрика, проживающего в пятьсот пятой квартире.

Холл полностью соответствовал фасаду здания: пол из итальянского мрамора, обитые деревом стены и позолоченные двери лифта. Привратник в красивой униформе сердечно приветствовал его.

– Разумеется, мистер Кортни, мистер Кендрик ждет вас. Поднимитесь, пожалуйста, на пятый этаж.

Когда двери лифта распахнулись, перед ним возникли двое неулыбчивых молодых людей с темным цветом кожи.

– Следуйте за нами, мистер Кортни.

Его повели по ковровой дорожке к 505-й квартире, открыли перед ним дверь и вошли следом.

Когда дверь захлопнулась, они встали по обеим сторонам от него и принялись быстро, но тщательно обыскивать. Майкл с готовностью поднял вверх руки и широко расставил ноги. Пока шарили по его карманам, он профессиональным взглядом окинул помещение, в котором находился. Квартира была обставлена с большим вкусом и большими затратами.

Наконец его конвоиры завершили свой осмотр, и один из них распахнул двойные двери, находившиеся прямо перед ним.

– Прошу вас, – произнес он, и Майкл вошел в просторную, прекрасно обставленную комнату. Диваны и кресла были обиты кремового цвета кожей от Конноллы. Весь пол покрыт толстым шоколадного цвета ковром. Столы и бар для напитков сверкали хромом и стеклом. На стенах висели четыре большие картины кисти Хокнея из его «купального» цикла.

«Пятьдесят тысяч фунтов каждая, не меньше», – прикинул Майкл, и глаза его обратились к человеку, стоящему посередине комнаты.

Последних фотографий этого человека в природе не существовало, но Майкл тем не менее моментально его узнал по нечеткому газетному снимку из архивов «Мейл», сделанному в шарпевильский период, когда он впервые попал в поле зрения южноафриканской полиции.

– Мистер Табака. – Ростом тот был не ниже Майкла, где-то метр восемьдесят пять, но шире в плечах и уже в талии.

– Мистер Кортни. – Рейли Табака шагнул навстречу с протянутой рукой. Он двигался подобно боксеру, пружинисто, упруго, всегда готовый защищаться или нападать.

– У вас хороший вкус. – Майкл придал своему голосу вопросительную интонацию, и Рейли Табака слегка нахмурился.

– Эта квартира принадлежит одному из наших сторонников. Я не любитель всей этой мишуры. – Его голос был твердым и в то же время глубоким; в нем звучала та особая африканская мелодичность, которую невозможно спутать ни с чем. Несмотря на последние слова, на нем был новый, с иголочки, шерстяной костюм, элегантно облегавший фигуру воина. Шелковый галстук украшал изящный рисунок с мотивами Гуччи. Да, это был весьма импозантный человек.

– Я благодарю вас за предоставленную мне возможность встретиться с вами.

– Я читал ваши статьи из цикла «Ярость». – Рейли изучающе оглядывал Майкла своими черными, как оникс, глазами. – Вы понимаете мой народ. Вы честно и непредвзято описали наши надежды и устремления.

– Боюсь, что с вами согласятся далеко не все – особенно те, кто находится сейчас у кормила власти в Южной Африке.

Рейли улыбнулся. Его зубы были ровными и белыми.

– К сожалению, то, что я смогу сообщить вам сегодня, тоже вряд ли им понравится. Но сперва не хотите ли чего-нибудь выпить?

– Если можно, джин с тоником.

– Ах да, это то самое горючее, на котором работают все журналистские головы. – В голосе Рейли прозвучало нескрываемое презрение. Он подошел к бару, налил в бокал светлую жидкость из хрустального графина и впрыснул туда тоник через хромированный шланг, присоединенный к бару.

– Вы не пьете? – осведомился Майкл, и Рейли снова нахмурился.

– У меня много работы, зачем же мне туманить себе мозги? – Он взглянул на часы. – В вашем распоряжении один час, затем мне нужно будет уйти.

– Что ж, не будем терять ни минуты, – согласился Майкл. Они уселись друг напротив друга в кремовых кожаных креслах, и он приступил к делу: – У меня есть все ваши биографические данные: место и дата рождения, учеба в Уотерфордской школе в Свазиленде, ваше родство с Мозесом Гамой, а также ваше нынешнее положение в АНК. Могу я исходить из этих фактов?

Рейли наклонил голову в знак согласия.

– Термин «террорист» обычно обозначает… – Майкл повторил свое определение и заметил, как лицо собеседника исказилось от гнева.

– В Южной Африке нет и не может быть никаких невинных людей, – резко перебил он. – Идет война. И в этой войне никто не может оставаться нейтральным. Мы все в ней участвуем.

– Даже дети и старики? Даже те, что сочувствуют вашему народу, понимают его надежды и чаяния?

– Никто не может оставаться нейтральным, – повторил Рейли. – Мы все солдаты, с колыбели и до могилы. И мы все принадлежим к одному из двух лагерей: либо к угнетенным, либо к угнетателям.

– Значит, ни у кого нет выбора – ни у мужчины, ни у женщины, ни у ребенка?

– Напротив, выбор есть у каждого – стать на ту или другую сторону. Невозможно как раз уклониться от этого выбора.

– Хорошо, но ведь если, к примеру, вы взорвете бомбу в переполненном супермаркете, то при этом могут погибнуть и ваши сторонники, случайно оказавшиеся там. Будете ли вы тогда раскаиваться в содеянном?

– Чувство раскаяния революционерам чуждо; впрочем, так же как и защитникам апартеида. Любая смерть на войне – это либо вражеские потери, либо благородная и святая жертва на алтарь нашей борьбы. И то и другое неизбежно, более того, даже желательно.

Ручка Майкла судорожно металась по страницам блокнота, пытаясь как можно подробнее зафиксировать эти ужасающие откровения. Он был потрясен и возбужден одновременно; то, что услышал, вызывало какое-то смешанное чувство ужаса и восхищения.

Ему казалось, что беспредельная ярость этого человека вот-вот опалит его подобно тому, как пламя свечи опаляет крылья неосторожного мотылька. Он понимал, что как бы точно ни записал его слова, ему никогда не удастся воспроизвести ту неистовую страсть, с которой они произносились.

Отведенный час пролетел слишком быстро, хотя Майкл старался использовать каждую секунду драгоценного времени; когда Рейли наконец взглянул на часы и встал, он предпринял отчаянную попытку хоть немного его продлить:

– Вы упомянули о детях, сражающихся в ваших рядах. Могу я узнать, сколько им лет?

– Я покажу вам семилетних детей, умеющих обращаться с оружием, и командиров боевых групп, которым всего десять лет.

– Вы мне их покажете? – переспросил Майкл, не веря своим ушам. – В самом деле – я могу на это рассчитывать?

Рейли пристально посмотрел на него. Судя по всему, информация, полученная им от Рамона Мачадо, была верна. Этот объект может быть полезен. При надлежащей обработке его можно превратить в стоящее орудие, годное для серьезного дела. Конечно, потребуется немало времени и усилий, чтобы довести начатое до конца, но эти затраты наверняка окупятся. Он явно принадлежит к числу тех, кого Ленин называл «полезными идиотами» и кого для начала можно заставить служить общему делу помимо их собственной воли. В дальнейшем, конечно, все будет по-иному. Ему будет отведена роль лопаты или плуга, вспахивающего поле; и только потом, когда плод окончательно созреет, плуг перекуют в боевой меч.

– Майкл Кортни, – тихо произнес он, – вы внушаете мне доверие. Я считаю вас порядочным и просвещенным человеком. И если вы оправдаете мое доверие, я распахну перед вами двери в такие места, о существовании которых вы даже не подозреваете. Я проведу вас по улицам и лачугам Соуэто. Перед вами откроются сердца нашего народа – и я покажу вам наших детей.