"Золотое руно" (СИ) - Страница 2

Она поняла его и протянула в большом сомнении, как будто сама не верила тому, что говорит:

- Принес-ли-и-и...

- У вас тут и почта есть?

На это предположение стюардесса так изумленно скривилась, что все стало ясно, а Саша машинально подумал, что человеку с таким красивым лицом не идет корчить рожи.

- Кто принес?

- А никто не знает!

Они изумленно уставились друг на друга. Девушка оглянулась назад, словно ища подмоги, где из проема в конце коридора высунулась голова другой стюардессы, с любопытством наблюдающей за ними. Саша разорвал конверт и достал листок.

До того как уехать в отпуск, он шутки ради отправил письмо на адрес их старого дома, во Францию. Никому, а просто так. Мама продала дом, когда ему было всего десять лет, и они уехали в Великую Державу, так что новых хозяев он, конечно, не знал, но написал примерно так:

"Привет, дружище! Помнишь, как мы с тобой дружили, убегали с уроков и т.д."

Теперь ему принесли письмо:

"Здравствуй, Саша! Конечно, я помню тебя и нашу школу. Ты часто приносил груши, и мы объедались с тобой, а потом у нас болел живот. А еще мы сбегали с уроков и отсиживались на твоем сарае, оттуда была видна вся улица. Мы давно живем в вашем доме. Я слышал, мама оставила тебе акции, фирма в гору пошла. Говорят, ты станешь миллионером. Через два дня. А все благодаря Седому, ты это понимаешь? Не забывай о нем..."

Саша оторвался от листа - на пол упала фотография. На ней стояли два подростка лет шестнадцати, сзади шла какая-то женщина. Он узнал себя слева в фуражке с лаковым околышком, ее подарил почтальон. Мальчишка справа был незнаком. Сердце его забилось. Потому что он закончил в этом городе только начальную школу: в тот год умерла бабушка, дом был продан, и он больше никогда там не бывал. Сарай был и груши были, но дружка такого в шестнадцать лет не было и быть не могло, и с уроков он не убегал...

Он головой пошевелил, сказал что-то в спину ушедшей стюардессе, конверт помял пальцами и чуть его не уронил. Во рту появился вкус груш - у них в саду груши росли и созревали сорт за сортом все лето. Под грушевым деревом промелькнула бабушка, она в сарай вошла и достала что-то из сундука. Маленький Саша тоже зашел и вместе с ней в сундук заглянул. Да это же посох!

Была в доме одна стариннейшая вещь, как-то уцелела, бабушка привезла ее в революцию из России: резной посох, инкрустированный то ли стеклышками, то ли настоящими камнями, он не знал, потому что посох пропал много лет назад. Куда же он пропал?

Бабушка достала посох, но Саше дала только пальцем камешки потрогать. Вывела его на лужок, сняла с шеи бусы, положила себе на голову и стала королева, а Саше велела встать на одно колено.

- Ты теперь рыцарь, и тебя ждет подвиг. Этому посоху сотни лет, его привезли из древней страны вместе с гербом-единорогом. Он будет тебя охранять.

- Как же охранять?.. - пискнул Саша, думая о каком-то подвиге.

- Посох закрутит вокруг тебя самые старые силы, потому что он пришел из старины. - Она дотронулась посохом до его плеча, и камешки на нем вспыхнули ярко-зеленым огнем, ярче, чем трава, - и все пропало.

Он посоха больше не видал. Жалко. Бабушки нет и дом продан. И спросить некого... Зато вот какие письма приходить стали!

Он замычал, с шумом вдохнул - в салоне опять появился запах груш, а его рука сделала движение, как будто поправляет фуражку на голове, держась за лаковый околышек.

"Розыгрыш! - подумал он. - В городе нас знали, можно вычислить мой возраст. Кто-то из соседей пошутил, когда мое письмо получили. Сарай и грушевый сад, наверное, на месте, да и школа в городе всего одна, а фотографию теперь подделать совсем просто, ничего особенного".

Он одобрительно хмыкнул на это письмо, вернулся на свое место и вместе со всеми принялся за ужин, радостно переговариваясь с дородным соседом, проснувшимся ради такого случая. Взял у стюардессы бутылку красного вина. Еда была своя - явно из Державы - все добротно, сытно, без обмана. Они с соседом обсудили блюда на различных авиалиниях и пришли к выводу, что их еда не просто привычнее, а значительно вкуснее и лучше качеством. Саша мало интересовался кухней, но безмятежный рокот розового попутчика с такими родными интонациями, словечками и сам их совместный труд над пахучими мисочками наполнили его горячим теплом упущенного и вот - снова обретенного дома. Это первое его заграничное путешествие было необъятным не потому, что он оставил дом на месяц, а оттого, что он впервые попал туда, откуда вышла его семья. У него внезапно появилось чувство, что он устал от новых людей и всей громады впечатлений. В этой Франции все другое и трудно, когда слишком много и долго, уже приходится терпеть, потому что нужно время привыкнуть. А он соскучился по дому, да по Великой Державе, наконец!

Вытянув длинные ноги под переднее кресло, Саша смаковал вино. Вкус винограда вернул его во Францию. Достав сигарету, - если не покурить, то хотя бы понюхать - он подумал: а когда, между прочим, пропала фуражка, подарок почтальона? И тут же без перехода вспомнил, что он сам на фотографии в этой фуражке. Вытащив фотографию из пиджака, он с интересом стал ее разглядывать. За брюки на подростке трудно поручиться, самые обыкновенные брюки, а верхнюю часть костюма он бы не спутал ни с чем. Это был бабушкин старинный плащ с одной крупной пуговицей под воротником, но он его никогда не носил. Нет у них такой фотографии. И фуражка давно пропала. И приятеля такого нет. А на фотографии стоит он собственной персоной! Ему тут лет шестнадцать, ну, пятнадцать... в это время они уже давным-давно в Державе жили! И кто эти фальшивки в самолет принес? Он оторвался от себя и рассмотрел женщину, проходившую сзади. Это была бабушка в летнем костюме и с ее любимым газовым шарфиком на шее, развевавшимся за спиной. "В мои шестнадцать она уже умерла... - сказал он вслух и уставился в бокал с заоблачным видом сфинкса, не заметив дикого взгляда, которым наградил его сосед. - Наследство. Богатство через два дня... И про Седого не забывать..." Его пальцы смяли сигарету. Он вытряхнул табак в глубины бокала, бодро кивая головой, как будто в такт найденному пониманию, и вновь уснастил вино пахучими крошками. Очень скоро туда попал и осиротевший фильтр. Он не заметил табачную смерть в винной чаше, окинул сцену трансцендентным взглядом, и тут у него в голове случился какой-то разрыв: он забыл, что делает, где сидит и вообще все исчезло.

Последние полчаса он еле высидел, временами сосредоточенно всматриваясь в черное окно - в мутноватом, расфокусированном самолетном стекле отражалась его мрачная физиономия. "Главное - добраться до дома, там разберемся..." - крутилось у него в голове, и он по привычке кусал губы, иногда прокусывая до крови. Сейчас он оттягивал вниз волоски бровей, как будто измеряя расстояние до щеки, не зная, куда девать руки, а проклятое письмо лежало в кармане, требуя немедленного ответа.

Пассажиров подвезли к аэровокзалу, и вместе с толпой он вошел в здание. В этом аэропорту он никогда не бывал, но, даже не читая надписи, нашел дорогу: все аэропорты Великой Державы построены почему-то одинаково. Это казалось загадочным, ведь их строили в разные годы разные компании... "Одинаковые лампы и такое же освещение, - отметил он про себя, - и туалет в третьем коридоре справа. А вот Макдональдс. Даже запах одинаковый, наверное, для уборки помещений одной и той же химией пользуются. Все-таки странное место - аэропорт: пролетишь тысячи километров, а как будто прилетел назад". Он пробежал глазами плакат: "Плати 200$ за голову и получишь билет на Штрауса с коктейлем!". На другой стене транспарант: "Не давай обмануть себя в другом месте - покупай у нас!"

Он ускорил шаг. Мелькали стойки компаний, их названия были написаны одинаково и сидящие за стойками служащие тоже улыбались одинаково. Саша закинул тяжелую сумку на плечо, отправившись искать такси. С этим он тоже не ошибся и с первой попытки вышел в нужное место, но экстерьер не закончился и здесь: у входа выстроились длиннющие лимузины, а перед ними - строй шоферов, одетых в одинаковую форменную одежду. Он шел мимо них - улыбки загорались по мере его приближения и сразу затухали, когда он проходил. Эту симметрию его отвыкшие глаза увидели так ясно, как будто их оцарапнули. А раньше он не замечал... Во Франции заложило уши, а здесь пробило глаза?