Золотое дно (сборник) - Страница 8

грех скатиться...»

3

Где-то перед вешним походом семги-залетки поста­

вил Коля База под самой деревней сетки: думал, какая

рыбка дуриком ульнет; но хорошо, если за неделю с де­

сяток камбалешек взял. Снял парень снасть, развесил

сушить на изгородь, подле самой избы, а потом с де­

лами и забыл о ней. Так и вялилась снасть-брошенка, и

еще бы один бог знает, сколько под ветром и дождем

болтаться ей, если бы не один случай. Перед самым

штормом забегали коты, и один угодил в сетку, запутал­

ся там, бился об изгородь и истошно выл. Старухи

спать не могли:

— Экой леший, Коля База подрядился котов имать!

Мать не стерпела более такой пытки, да и сосе­

док стыдно, вышла на улицу, но кот рассвирепел по-

худому, таращил глаза и пушил усы: не подступиться

к нему. Малаша взяла, да ножом и выхватила кусок

сети на метр. Так и убежал кот с тем обрывком.

Хоть и побаивалась поначалу мать, но сын ничего

не сказал, вернувшись с тони, только хмуро покосился.

Потом в бане намылся, стал молодец-молодцом: волос,

светлый, овсяный, осыпался до плеч — тоже мода нынче

такая, от города парни отставать не хотят, совсем не

стригутся ныне, мать с ножницами, и не подступись к

сыновней голове, а мастера на деревне нет, по каждо­

му случаю надо в город попадать, и не раз тут обли­

жешься, пока задумаешь ехать. Да и то сказать — две­

сти километров куда длинней рубля: туда семь целко­

вых, да обратно семь, да на прожитье сколько, так что

на стрижку головы добрую тридцатку клади. Ничего,

пусть до осени походит с гривой до плеч, думала М ала­

ша, любовно озирая сына. Лицом-то весь обгорел, ко­

жа с носа лоскутьями лезет, а зубы-то по всему подбо­

ру железные. Как уходил в армию — свои были, а вер­

нулся с железяками: говорит, крепче кусать, даже ж е­

лезо по железу не тупится. Все врет, поди, смеется над

матерью. Но баской парень, весь в отца, тот, покойни­

28

ровой: и самовары ладил, и часы чинил, из дерева ре­

зал всякое, из меди лил, глину брал за кладбищем»

формы наделает, со зверобойки, бывало, мешки гильз

привезет, ии одной не оставит. Лил звездочки для ле­

бедок, оказались лучше заводских, дак премию триста

рублей послали. Колесо изобрел землю мерять: как по­

вернется — так шесть метров. А у сына того прилежанья

нет, только к вину забота, да как бы скорее в лес с

ружьем убежать; еще стрельнет себя как ли нечаянно,

много ли надо жизни себя лишить...

Сын встал, головою под притолоку, и мать подня­

лась подле сыроежкой лесной, скособочилась, одно пле­

чо выше другого, ласкала сына светлыми полуслепыми

глазами, вздыхала, чуя сердцем беду. «Ты надолго-то

не пропадай. Опять на всю ночь». А Коля База лишь

ежился, когда мать обирала с него несуществующие со­

ринки. Любовно оглаживала Малаша единственного сы­

на, и тосковало ее горестное сердце: так уж хотелось

старой, чтобы в доме порядок был, чтобы сын работу

хорошо исполнял да молодую жену в дом привел — не

какую-то бабу с двумя сколотными — и чтобы внуков

еще лонянчить-погулькать.

— Ты с Зинкой-то насовсем, иль как?— спросила

вдруг робко и, не ожидая от себя подобных слов, до­

бавила для того, наверное, чтобы приноровиться к

сыну, ловчее и надежнее умоститься в его душе:—

Если насовсем, дак веди. Доколе кобелем шастать, лю­

дей смешить.

— Не знаю, ничего не зпаю. Не приставай...

Казалось, сам бог создал Зинку для семьи и уюга,

по она оставалась одинокой. Маленькая, с матово глад­

ким и упругим лицом, с вечно удивленными черничина­

ми глаз, она, наверное, так же удивленно и словно бы

незаметно для себя принесла на свет сначала Юрку, а

потом и Тольку, однако ни первого отца своего ребен­

ка, ни второго не сумела привязать к себе. Но словно

и горя никакого не случилось с нею, точно поджидала

Зинка что-то, ведомое только ей, потому как на при­

пухших губах всегда блуждала неопределенная улыбка,

а в глазах жила невысказанная просьба. Зинка ходила

29

занавеской, и легкий ситец колыхался под ее локотка­

ми, словно бы там обнимался кто.

Коля База лежал на диване, протянув костистые но­

ги на задний валик, и ему было хорошо. Он прислуши­

вался, как шелестит платьем Зинка, мягко ступая ма­

ленькими узкими ногами, как возится на полу ее сын

Толька, и ему захотелось до слезы в глазах, чтобы так

оставалось всегда. А для того, чтобы счастье продолжи­

лось, нужно было сказать: «Зина, давай поженимся».

Но одно дело было просто кавалериться, постукивая

ночью костяшками пальцев в темное окно, потом, зами­

рая, нетерпеливо переступать ногами и вглядываться

в белый призрак лица, проступивший на стекле, и, еще

не достигнув крыльца, уже представлять бог знает что,

с бешено рвущимся вон сердцем слушать, как хлопает­

ся деревянный вертлюг и чмокают по половицам босые

ноги, а после в прохладном сумраке сеней тихо, чтобы

не потревожить детей, обнимать Зинку, пропавшую где-

то под мышкой, и слушать жадной ладонью горячее,

сонное ее плечо, как поначалу робеет оно и смущает*

ся, а потом, привыкнув словно, все послушнее подает­

ся навстречу, и на тыльную сторону Колькиной ладони

опадает горячо вспыхнувшая щека. Во всем этом было

что-то греховное и запретное, отчего кровь вскипает и

бросается в виски особым образом, когда становятся

лишними всякий смысл и порядок, ибо остается только

страсть, переполнившая сердце, а телом владеет истома,

сладко потянувшая каждую жилку. Эти похождения

можно вспомнить наедине, и они ярко расцветут в па­

мяти самой интимной подробностью; их можно сберечь

в сердце, чтобы при случае сравнить Зинку с другой

женщиной; ими можно похвастать в пьяном кругу дру­

зей и почувствовать себя мужчиной.

А с женой уже все станет по-другому, жена всегда

одна, всегда рядом, стареющая на твоих глазах и бы­

стрее тебя, потому что для себя ты надолго еще красив

и молод; жену не бросишь так просто, когда наскучит,

и если случится, что разминутся ваши дороги, то неожи­

данно почувствуешь, как приросла она к тебе, ибо

сердце ее склеилось с твоим, ее душа переселилась в

твою, чтобы полонить и подчинить, а руки ее, которых

ты никогда не замечал, вдруг окажутся частью твоего

30

устоявшийся быт, но и ту кровь, которая течет в вас,

ибо она стала общей кровью, а иначе жизни дальнейшей

не будет — не будет тогда никакой жизни.

Может, и не думал обо всем этом Коля База, всего

вернее, что не думал, но словно бы кто держал парня

за язык, и уж который день не мог сказать он этих трех

слов: «Зина, давай поженимся» — хотя уже точно ре­

шил, что Зинку берет за себя вместе с двумя довесками.

Коля скосил глаза вниз, увидал льняную Толькину го­

лову и протянул серьезно:

— Ну, Толька, ты и поседел. Тебе на пенсию пора,

парень, давно пора.

— Это ты старик, ва-ва!— возмущенно выкрикнул

Толька, и глаза у него налились быстрой слезой.

— Не надо так, Толюшка,— пробовала усовестить