Золотое дно (сборник) - Страница 1

Личутин В. В.

Золотое дно

кн. изд-во, 1976.

Архангельск,

Сев.-Зап.

Владимир Личутин — автор двух книг прозы: первая — «Белая гор­

ница» вышла в А рхангельске, вторая — «Время свадеб» — в Москве

в издательстве «Современник». Его повести, рассказы и роман «Д ол ­

гий отдых» были опубликованы в ж урналах «Д р уж ба народов» и

«С евер».

ГероипроизведенийВладимираЛичутина — поморы. У роженец

М езениАрхангельскойобласти,онхорош ознаетхарактер

труда и быта северных рыбаков. Обе повести этойкниги рас­

сказывают о лю дях трудной и сложной судьбы . Первая — «Золотое

дно» — своеобразная хроника ж изни современной поморской деревни

(читатели «Белой горницы» встретят здесь знакомые имена); д е й ­

ствие второй — «Дядюш ки и бабуш ки» происходит в северном го­

родке.

©

С Е В Е Р О -ЗА П А Д Н О Е

КНИЖ НОЕ

И ЗД А Т Е Л Ь С Т В О ,

1976 г.

Иван Павлович Тяпуев покидал «аннушку» послед­

ним. «Вот и родина, вот и отечество, такое тут дело»,—

подумал он, и душа сразу готовно расслабилась, хмель­

но сгрустнула. Тяпуев еще застыл на мгновение в

проеме двери, жмурясь от хлынувшего навстречу прон­

зительного света, вольного, сладкого от разнотравья

воздуха и желанно располагая себя к радостным

объятиям и легким хлопотливым слезам. Но никто

Ивана Павловича не признал, каждый был сам по се­

бе. И только начальник деревенского аэродрома, мрач­

ный мужик с печатью затяжной болезни на провалив­

шихся серых щеках, с прищуром целился раскосыми

глазами, подозрительно оглядывая нового в этих местах

человека, потом сдвинул на затылок казенную фураж­

ку и нерешительно замялся, задавив слово на языке.

Видно, он хотел поначалу что-то серьезное спросить у

Тяпуева, но встретил его холодные, выпуклые глаза, на

дне которых вкрапились порошинки зрачков, и сразу

заробел, завиноватился, почтительно встал в сторонке,

напрягая поджарое тело.

А Тяпуев так и топтался возле огромного фиброво­

го чемодана, пока самолетик, подняв облака песка и

гари, не ушел в сторону моря.

— Давайте помогу,— сухо предложил начальник де­

ревенского аэродрома и, не дожидаясь согласия, понес

чемодан к телеге, часто скашливая в сторону.

«Подлости не терплю»,— бормотал Тяпуев, поняв

наконец, что никто уже не встретит его, а ведь теле-

5

транспорт к самолету так и не подали, и, значит, эти

пять верст придется коротать пешком. Почтовая телега

уже была забита мешками и чемоданами, письмонос­

ка — скуластая рябая женщина — уселась поверх

поклажи, по-детски протянув ноги, покрытые шерстяны­

ми толстыми носками и жаркими пыльными калошами.

— Дорогу-то хоть знаете ли нет?— спросил началь­

ник аэродрома и снова сухо кашлянул.— Все прямо,

все прямо, и никуда не отворачивайте.— И, не взглянув

более на Тяпуева, ушел к избе.

А гнедая лошадь, словно дожидаясь этой минуты,

без приказа шагнула с холмушки, обросшей низкорос­

лой ромашкой, и потащилась через тундровое болото.

Колеса заскрипели, увязая в песке и наматывая на

ободья лоскуты белой жаркой пыли, спина почтальон-

ки качнулась в такт телеге и заметно отдалилась от Тя­

пуева.

«Подлости не терплю»,— снова буркнул под нос

Иван Павлович, срывая гнев на тех, кто не удосужился

встретить его, и, невольно смирившись с положением,

снял светлый габардиновый плащ, перекинул на сгиб

локтя и еще потоптался по желтым горбушкам рома­

шек, настраиваясь на долгую, потную ходьбу. Полоса­

тая кишка возле аэродромной избы обвисла в густом

маревом воздухе, едва слышные воздушные токи восхо­

дили от знойного болота и слегка касались набухшего

лица, не принося облегчения. Видно, здесь, у моря, на­

ступил тот стремительный сезон, когда тундра, устав­

шая от снегов и мокрети, дышит не ржавой сыростью

набухших низин, а, как бы торопясь насладиться благо­

датной порой, разгульно гонит вверх травы, которые и

пахли сейчас так пьяно и душно.

Тундра пламенела под июльским ярилом, вся обрыз­

ганная киноварью мхов и соцветиями конского щавеля;

седыми зыбкими лужицами меж ними растекался гуси­

ный пух, жалостно поникая пушистыми головками. Тя­

пуев наклонился, сорвал с жесткого стебля комок ва­

ты с черным глазком внутри, вспомнил сразу, как в

детстве собирал его в холщовый мешок и мать набива­

ла этим пухом подушки, от которых потом неясно и

долго пахло вешней подснежницей. По краям лайды,

длинной низины, куда по осеням сбивается перелетный

6

осока там вымахала по лошадиную холку. Тундра жила

торопливо, хмельно тянулась к солнцу, вся пестро и

зазывно облитая красками, и каждый лимонный венчик

белогора, каждый ершистый цветок дикого лука и ря­

бой надутой хлопушки испускал свой особый запах и

расслабленно млел; но все это как-то само по себе гас­

ло, подчиняясь смолистому дурманному настою багуль­

ника, от которого шалеет и привычный человек. Воздух

стеклянно струился, и в этом знойном мареве рыжие

глинистые холмушки зыбились, расплывались и каза­

лись неприступными горами.

Иван Павлович опьянел, его душа вдруг обрадо­

ванно зазвенела и набухла, едва умещаясь в груди. Тя­

пуев снял галстук и против обыкновения расстегнул на

рубашке верхнюю пуговку. «А и хорошо, что не встре­

тили. Такое вот дело. Кинулись бы, повезли, а там

водка, пить давай... Воздух-то какой, милая родина, ни

грязи, ни копоти, это тебе не город. Да... вот какое

дело».

Думалось неясно, неотчетливо, и потому вскоре ра­

дость померкла и затуманилась, ее перебило горчинкой

усталости и сухости. В душе ревниво и обидно тукало:

«Не могли лошадку послать. Не рядовой какой человек.

Гордость, можно сказать. Всей деревне имеет смысл по­

гордиться, такое вот дело». Ботинки запылились, уже

выглядели дешевенькими и потасканными, никак не

дашь им прежней цены. От этих мыслей настроение и

вовсе омрачилось.

Тут песчаная колея нырнула в мелколесье, сразу

расползлась, заполнилась лужами, которые не успело

выпить нынешнее солнце, видно, днем раньше выпал

щедрый дождь, а по вымоинам с утра пробежал трак­

тор-колесник и захлестал грязью придорожные кусты.

И, как ни оберегался Иван Павлович, он опачкал свет­

ло-серые брючины и новый пиджак. А тут еще, распа­

ленный влажной тенью березняка, почуяв человечий

ДУХ> гудящим столбом поднялся над головой комар, он

словно бы приклеился к Тяпуеву, вонзаясь в открытые

места, и оседал на велюровой шляпе и плечах серой

подвижной пеленой. Иван Павлович, обнажив распарен­

ную лысину, пробовал отмахиваться шляпой, все более

закипая душой и уже ненавидя и обесцвеченное зной­

7

станную безлюдную дорогу, и самого себя за эту вне­