Золотое дно. Книга 2 (СИ) - Страница 49

Мы с Хрустовым вернулись в круглый зал. Хрустов, шатаясь, бормотал, как безумный, про волну в тридцать метров. Туровский сидел за столом, прижимая к переносице мокрое полотенце, Васильев с Бойцовым стояли над ними.

Услышав слова Хрустова, Валерий Ильич вскинулся, как удара снизу в подбородок.

— Кто, кто сказал? При чем тут Иркутск?! Бред!.. Лева, Лева!.. Повтори!

— Я вам говорю! — И он передал слова Саши полностью:

— По телевидению выступил президент России. Он сказал, что весь наш народ скорбит по погибшим и что немедленно будет оказана помощь, как для восстановления великой Южно-Саянской ГЭС, так и для переселения потерявших жилье граждан в новые дома…

Затем представитель РАО «ЕЭС» пообещал возместить материальный ущерб: семьям погибших — по 500 тысяч рублей на семью, за получение увечья — по 50 тысяч рублей на каждого.

Сразу же по другим телеканалам выступили лидеры партий. Они заявили, что предложенные властями деньги смехотворны, надо платить в десять раз больше… И еще прошел слух, будто бы представитель «Единой России» намекнул, что местное руководство совершило огромные, невосполнимые ошибки в недооценке природных катаклизмов… Значит, возможен Указ Президента о снятии губернатора Саразии, а также наверняка заменят директоров ГЭС и САРАЗа…

И еще. Волна, прокатившись вниз по Зинтату, как по лестнице со ступенями, натворила много иных неприятностей. В общей сложности по берегам были смыты около тридцати сел и шесть пристаней, сорвано с якоря и унесено множество теплоходов и лодок, размыт один химсклад в Саракане, скотомогильник в селе Тяжино, вышвырнуты тонны циана из отстойников Алексеевского золотого рудника, потревожено два кладбища. Кроме этого, в бешеном паводке утонули — если народ не привирает — с полтысячи коров и несколько тысяч овец, не считая обезумевших от страха собак и кур…

Пересказав с пятое на десятое слова друга, Хрустов повалился лицом вниз. Он потерял сознание. Мы бросились к Льву Николаевичу, уложили его на диванчик, я открыл бутылку минеральной — и шипучей пеной обрызгал ему лицо. Наконец, Лев Николаевич очнулся.

Васильев, погладив ему слипшиеся кудри, внятно сказал:

— Успокойся. Паводок через гребенку не страшен.

— Дайте мне!.. я в Москву позвоню!.. — словно вспомнил, что есть связь, Ищук. Но Маланин с телефонной трубкой бегал за окнами.

— Какой смысл звонить, — пробормотал Туровский. — Надо скорей выбираться отсюда. Конечно, это лучше, что волна просто перекатилась, как водопад. Вот если бы во время землетрясения плотина выступала над водой, удар мог бы быть ужасный.

— А завод, а поселок тебе не жалко?! — захрипел Ищук, вцепившись руками в край стола.

— Ну, зачем вы так?.. — ноющим голосом отвечал Туровский. — Ну, посадят меня, не вас же.

— Сашка Иннокентьев сказал: по НТВ говорили — волна тридцать метров, — повторил Хрустов. — Может, преувеличение? Они часто врут.

Никонов отрицательно покачал головой.

— Когда дергается земля… цунами… как у нас на Востоке.

И какое-то время все молчали. Ищук скрежетал зубами и плакал. Конечно, всем было понятно: при землетрясении могла, могла родиться высочайшая волна. И она, взлетев в искусственном море при грандиозном толчке снизу, покатила вниз… Но почему же тридцать лет назад проектировщики ГЭС про землетрясение не подумали? Шли на авось, на шарапа?! Или сейсмологи успокоили? Они всегда, везде писали: в Саянах малосейсмичная зона. И словно отвечая на эти неизбежные вопросы, Алексей Петрович негромко произнес убийственные слова:

— Землетрясение может быть спровоцировано и в малосейсмичной зоне — гигантским давлением новоявленного моря на плиты. А кто это может учесть? Разве что теперь начнут об этом думать…

Я тоже понимал: не паводок страшен. Страшнее любого паводка волна — локальный таран воды. Господи, неужто всё так и произошло?! Что же там с близкими? Что с народом?

46

Вертолет завода прилетел через полтора часа после телефонного вызова. Лихорадочно погрузились. Первым занесли и положили на брезентовый полог Григория Ивановича Семикобылу, сунув ему под голову чью-то куртку, — от усталости и всего пережитого он был невменяем. Обмякшего пьяного Маланина, затащив вовнутрь, пилоты усадили под самой кабиной, справа. Губернатор спал с открытыми глазами. Ищука уложили в ногах, слева, на вынутую из чехла палатку. Через бочку с керосином от него на железных сиденьях примостились Бойцов, Никонов и Туровский. Хрустов и я сели на мягкие мешки у выхода. Морщась, лег возле нас Васильев.

И пока летели, все безмолвствовали. И никто никуда больше не старался позвонить. Да и вряд ли дозвонились бы из вертолета — металлический корпус экранирует связь. А пилотов просить ни о чем не хотелось.

Летчики, судя по их лицам, уже знали, что где-то здесь, внизу, на дне покоится сожженный молнией ночью такой же точно винтокрылый зеленый аппарат с людьми. Мне даже показалось: пилоты неприязненно оглядели всех своих сегодняшних пассажиров, принимая на борт. А за что уважать? Улетели решать дела на природу, да еще девиц, видите ли, захотелось пощупать в сауне… Так говорит народ. А народ все знает.

Вертолет под ветер несло быстро. Внизу посвечивало бескрайнее наше рукотворное море, словно кипящее из-за ветра и редкого дождя. И вот она, плотина! Мы все метнулись к иллюминаторам…

Ее почти и не видно — она сокрыта под движущимся пенным слоем воды — так в кино показывают обвал Ниагары. Хрустов всхлипнул, оттолкнул меня, прильнув щекой к стеклу. И я рассмотрел из-за его плеча: вздрагивая, показались домики Виры… но почему их так мало?.. Валяются бетонные плиты, как костяшки домино… а где бараки, которых еще оставалось штук двадцать? Где склады? Где столбы с проводами? Где люди? На правом, более высоком берегу, стоят каменные здания более поздней застройки, и в одном из них квартира Хрустова… но что это? У всех у них со стороны плотины окна черны, стекла выбиты… неужто так высоко хлестнул вал?

Позвольте, даже ЛЭП легла на скалу… и крепчайшие провода взвились, как тонкие струны над гитарой… градобойный трос, как пружиночка трепещет… Неужто это не сон?! Господи, где люди???

«Наверное, до моего города не дохлестнуло… — со стыдной радостью подумал я. — А вдруг и наших достало?..»

— Больница!.. — закричал в грохоте движков Хрустов. — Я не вижу!.. Где?!.

И в самом деле, деревянной старой лечебницы, стоявшей на холме за новым ДК, словно и не было никогда… деревья, посаженные вокруг, лежат вповалку…

Хрустов задергался в истерике, в слезах — его крепко обнял Бойцов и прижал к себе.

— Сделайте круг!.. — подскочив к лесенке, ведущей в кабину, закричал Туровский.

И вертолет снизился, прошел над изогнутой водяной горой. Я метнулся к другому иллюминатору — водобойный колодец наверняка размозжен, вывернут… — тысяч шестнадцать, а то и двадцать тысяч кубометров воды в секунду — такого не бывало в мировой практике. Если бы было, я бы знал — просмотрел в интернете для музея множество страниц информации… Впрочем, станция, ее гидроагрегаты, внутренняя техника могли уцелеть. Вал прогремел поверху, разве что когтями вырвав двери и стекла… ГЭС была мгновенно обесточена и простоит так до той поры, пока не проверят механизмы, не восстановят подстанцию и высоковольтные электрические линии…

В самом деле, если бы не высокий поводок, созданный ливнем, если бы не вода, уже переливавшаяся поверх гребенки, мощный водяной удар мог бы оторвать и опрокинуть обычно выпирающую верхнюю часть плотины.

— Боже мой!.. — причитали мы, глядя вниз. Очнулся Ищук, очнулся и Маланин, полезли, скользя на ребристом стальном полу, к иллюминаторам.

Лишь один Сергей Васильевич Никонов, словно закаменев, сидел на железной скамейке, глядя под ноги. И Васильев, один раз глянув вниз, снова отполз в хвост вертолета и, царапая пальцами грудь, упал лицом вниз.

Бойцов несколько раз оглянулся на него и, через минут пять, почуяв неладное, проскочил по салону, схватил за кисть.