Золотое дно. Книга 2 (СИ) - Страница 42

Старые друзья молча дослушали его усталую, неторопливую речь.

— И конечно, все это имеет смысл, если нас боженька пощадит… — Валерий Ильич глянул на часы. — Живем на авось, как и раньше. Каждый выплывает, как может. Поэтому страшно рад, что вы приехали. На миру и смерть красна.

— Ничего, поборемся! — сказал Никонов. — Чужаков не пустим. Демагогам укажем их место.

Туровский потер себе уши.

— Сейчас позовут. Я считаю, зря стариков привезли. Альберт Алексеевич, кажется, валерьянку пьет, я проходил мимо двери.

— Да брось, нашего Васильева полетом на «мухе» не свалишь! — подмигнул Никонов. — Уж какие мы пережили ужасы…

— Но почему, ребята, — уже второй раз спросил Бойцов, — почему нам тогда было все равно легко, радостно… а сегодня… Или вся жизнь молодая наша была обманкой?

Вдали невнятно прогремел гром или показалось? Наверно, все же будет гроза. Придется здесь ночевать.

40

В комнату, где мы собрались для разговора, вдруг заглянул с бегающими глазами губернатор Маланин:

— Пардон! Господа, маленькая неприятность! Григорию Иванычу худо… обсуждение отложим на час-два.

— Может, врача вызвать? — встрепенулся Туровский. — Вертолеты же у вас на связи.

Маланин сделал успокоивающий жест рукой.

— Мой секьюрити кончил «мед», знает. А пока — без паники, отдохните. Дед отлежится, укол ему сделали. — И уже от дверей — негромко пропел. — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…»

Когда он, очень довольный собой (всем распорядился!) ушел, Бойцов усмехнулся.

— А ведь был такой лопух. Или притворялся? И как раз «из такого сора растут стихи, не ведая стыда?» Пойду по полянке поброжу.

— Я с тобой, — отозвался Хрустов. — Надо бы только нашим женщинам позвонить?

Никонов протянул ему сотовый телефон.

— От меня привет.

Хрустов торопясь потыкал в кнопки, приствил к уху, но телефон молчал. Сергей Васильевич глянул на крохотный экран с непонятными тире.

— А, тут же нет охвата… надо спутниковый… у губернатора.

— Поди, догони его!.. — взмолился Хрустов. — Сережа! У меня Галя что-то сильно плакала, когда уезжали. И про сына бы узнать.

Никонов кивнул и вышел.

— А мне звонить некому, — тихо сказал, глядя в окно, Алексей Петрович.

— Как же ты Олю потерял?! — поразился Лев Николаевич. — Она же чудесная.

— Была.

— Значит, ты ее не любил… всю жизнь холодный, как камень. Только в стихах…

— Да как сказать, Лёва. Любил! И она любила. Когда, помнишь, ты меня на вокзале встретил, а я уезжал… единственная девчонка была у меня знакомая — это она. Но она была влюблена по уши в него.

Алексей Петрович кивнул на Валерию Ильича.

Туровский мрачно вскинулся.

— Да перестаньте! Мало ли, кто когда кого любил…

— А ты помолчи! Змей Горыныч! — вдруг рявкнул Хрустов. — От имени наших девчонок за одну Марину я должен бы тебя убить, как комара ботинком.

Туровский показал зубы.

— А ты что, их адвокат или евнух?

Хрустов бросился к старому другу и врагу, схватил за грудки, поднял с стула.

— Пп-продажная шмакодявка!.. Здесь, среди своих, я могу…

— Лёвка! — укоризненно протянул Бойцов. От его легкого толчка в плечо Хрустов отлетел к подоконнику. — Прекрати! Был пацан и остался… Я ее любил. Но бывают мужчины красивее нас. И богаче. — Алексей Петрович снова лег спиной на постель, закрыл глаза. — А как познакомились… Я закаливался, ну, вроде как морж, с Сашкой Иннокентьевым в ледяной воде купались. Однажды идет, увидела. И решила тоже. Пару раз окунулась, я ее отговорил… тоненькая, слабая… но отчаянная, да. Она мне тогда и рассказала, где ее мама живет. Когда с твоей Танькой у меня ничего не получилось, я уехал учиться в ВКШ, мне Майнашев дал рекомендацию… потом МГИМО… А за границу тогда можно было ехать только женатому… Про нее вспомнил… Написал письмо, второе, третье — и уже не ждал ответа… вдруг ответила, что замужем. Я с горя быстро женился… Нет, Наталья была хорошая девчонка, вы ее не знаете… она утонула, купаясь в море… И вот, снова вспомнил про Олю… уже от тоски великой… Она мне обрадовалась… она тогда уже развелась, была свободна… — И слегка кривляясь, в нос, Бойцов закончил. — Но недолгим было счастье эвенка.

Вошел размашистыми шагами Никонов, подал Льву Николаевичу тяжелую трубку с выдвижной антенной.

— Набираешь, как обычно.

Хрустов, торопливо тыкая в кнопки, пару раз ошибся, попал в Абакан, наконец, радостно замигал друзьям:

— Алло? Это я, Лёва. Кто? Нет, это я говорю — Лёва… — Он засмеялся, пояснил друзьям. — Такое эхо получается, будто сам с собой говоришь…Танечка, ты?.. А где Галя? Мы в порядке. Пока тихо, никакой грозы. А Галя где? На кухне? Что?.. Как в больнице?.. Почему??? — И послушал с минуту, растерянно передал трубку Никонову. — Она у сына. Говорит, Илюхе лучше. А Инну он отправил в Москву. В больнице жить рядом с ним не разрешают, а дома одна она боится.

Тем временем Сергей Васильев дослушал то, что сказала его жена.

— Но главное — все нормально? Галке привет. Держитесь. Прилетим — наведем порядок. — И отключив телефон, пояснил Алексею Петровичу. — Нет порядка в стране. За границей, конечно, порядок.

— Да перестань ты мне по эту заграницу! — воскликнул Бойцов, поднялся и вышел вон из комнаты.

Никонов недоуменно посмотрел ему вслед. Туровский махнул рукой.

— Уже второй раз… — сквозь слезы хрипел Хрустов. — Первый раз чуть глаз не вышибли палкой.

Он сел на пол и более на слова друзей не отзывался. Я понимал его: сейчас бы полететь домой, к сыну, но это никак, никак невозможно.

Туровский глянул на часы и тоже покинул комнату. Никонов усмехнулся:

— В своей летописи ты его все-таки щадишь.

— А себя нет, — резко ответил Хрустов. — Ведь так? — Он потрещал пальцами. — Я шел через самоуничижение, чтобы показать — глаза мои чисты. А то в последнее время стали рисовать прошлое очень красивыми красками.

Сергей Васильевич вдруг присел рядом на корточки, как сиживал Климов, и внимательно заглянул ему в лицо.

— Лёва! Тогда какого хера ты не принимаешь нового времени?

— Нового? — Хрустов кивнул на дверь. — Ты считаешь его за новое? Его творцы — богатые циники, выкормыши именно вчерашнего строя. Надо будет — еще одну революцию совершат — и снова сядут нам на шею…

— Так не позволяй! — Никонов полуобнял Хрустова. — Вот будут выборы — выдвинься хоть в президенты. Нынче свобода.

Теперь уже Хрустов долго и насмешливо разглядывал своего старого друга. Мне показалось, Никонов смутился. Он привычно хохотнул, поднялся (ноги устают от непривычной позы) и сел на стул, раскинув длинные ноги и свесив живот на ремень. Каким же массивным стало его лицо, длинноскулое, с шишковатым носом, а был ведь парнишка — жердь с белесыми глазами. Вообще, как все изменились! А я? Да что я, кто я?!

— Ладно, — пропел Никонов. — Хочешь — воюй! Я тебя люблю.

Вошел Туровский.

— Ну, все кости перемыли?

— Да о чем ты, Валера! Тоже самоед. Скоро там?

— Откладывается на часа два. Старик задыхается. Тут же высоко, кислорода мало. Дай трубку.

Туровский набрал номер.

— Приемная? Ирина Николаевна, это Валерий Ильич. Что нового? Так. Понимаю. Ясно. Но отсюда нет связи! Между нами гора. — Он усмехнулся. — Высокая, как Никонов. Думаю, завтра часов в девять.

Отключив и передав телефон Никонову, Валерий Ильич продолжал:

— Ты, Лева, мне как-то сказал: куда смотрели проектировщики. Все упирается в это. Но кого сейчас найдешь? И так во всем. Вот придумали хороший самолет ЯК-сорок… начинают его увеличивать, чтобы больше народу посадить, больше денег выручить… а он разваливается в воздухе. Вроде увеличивают во все стороны одинаково, а законы гидродинамики уже другие. Так и здесь. Мы же никогда не забудем, как в семьдесят девятом…

— Еще бы…

— Гигантомания наша. Долго будем расхлебывать, не зная, что делать с нашими самыми большими в мире мартенами, плотинами… и боюсь, не окажется ли если не нынче, так на будущее лето судьба Ю.С.Г началом крушения всей старой империи, которая всегда держалась на преувеличениях.