Золотое дно. Книга 2 (СИ) - Страница 33
Инна-маленькая осталась дома, она будет каждый день ходить в больницу к Илье, пока ему не позволят подняться.
Неожиданно добавилась к нашей группе молоденькая супруга Ищука, внешне скромно, но очень дорого одетая, чернявая малышка, вроде Марины в те, легендарные годы. На юной даме серебристый джемпер и ветровка, вельветовые брючки малинового цвета. На левой кисти цепочка, на правой руке кольцо и перстень с огненным рубином.
— Меня зовут Ульяна, — хихикнула она. — Муж смеется, что я улей, жужжу, как пчелы. А я только по одной причине жужжу — когда он курит.
Ищук, услышав ее слова, радостно заорал:
— А в полете никто не курит! Уважим нашим мадам! — И отвернувшись к Никонову, продолжал уверенным властным баритоном. — Нет, если объединим обе структуры… обводной туннель беру на себя. Мигом достану такие деньги.
И здесь он о своем, подумал я. Что же там, в тайге-то будет? Выездное заседание всех начальников округи?! То-то одних палаток штук пять, шампанского и красного вина два ящика, да и водку берут, китайских яблок ящик, топоры, мешки с древесным углем (надо полагать, для жарьбы шашлыков) и даже вязанка мелких березовых полешков для растопки.
После дождей немного похолодало, температура плюс семнадцать. В тайге, да еще на горах, будет холоднее. Нам всем выдали поверх наших одежд штормовки, желающим — свитера и крепкие ботинки. Мы сейчас все похожи, как геологи, позирующие перед фотокамерой.
На груди Никонова висит мощный бинокль на ремешке. В ногах у Ищука — фото-ружье, а также небрежно завернутые в брезентовые полога боевые карабины и ружья. Время от времени он поднимает одно из них — я заметил, это снайперская винтовка Драгунова с оптикой — и, сдвинув игриво-сурово брови, как бы целится в неких врагов. Наверное, надеется поохотиться на кабана или медведя…
— Ну, и как ты себе это представляешь — объединить? — тем временем спрашивал тоненьким, невинным голоском Никонов. — Кто разрешит? Насколько я знаю, у РАО больше половины акций.
— Да, — соглашался Ищук. — Но, Сергей Васильевич! Но, дорогой! Акции можно немножко размыть… совершить масенькую эмиссию… Верно, Валерий Ильич? Он проводит собрание акционеров, переизбирает совет директоров… туда вводим наших… я у себя тоже, проголосуем… И будет мощная система. Если еще ты поддержишь через вице-премьера… И если Васильева попросишь… С его мнением до сих пор считаются.
— Но, старина!.. в Москве много желающих ножку поставить… — пропел Никонов. — У них там всегда чешутся ноги.
— А мы на народ обопремся. С молодежью погуторим. Старшее-то поколение осторожничает, даже если нужно всего на всего нагнуться, чтобы поднять с асфальта валяющую денежку, — вдруг розыгрыш?! А молодые соображают.
— Это мысль, — вдруг кивнул Туровский. Интересно, что он имеет в виду? Через Илью повлиять на молодежь? А что она может, молодежь? Акции-то не у нее? Разве что для защиты, выстроить заслон, если вдруг заявятся собровцы из Саракана…
— Мы могли бы и вашу ГЭС, Сергей Васильевич, в эту систему прихватить… — продолжал Тарас Федорович. — Почему бы нет?! И выходим на Китай с дешевой энергией. И будете вы как минимум замминистра, я обещаю. А уж обводной канал, повторяю, прорубим, как ветку метро, за год. Как раз к очередному таянию снегов, к августу. Верно я говорю, Валерий Ильич? Навсегда отгородим от опасности южную Сибирь.
Туровский молчал, улыбаясь своей мудрой и печальной улыбкой.
Вдруг Хрустов раздраженно воскликнул:
— Бл-л-люменталь!.. Да можешь ты хоть раз свою маску снять?
— Какую маску? — недоуменно посмотрел на него Валерий Ильич.
— Ой, ты чудо с перьями!.. — засмеялась-зажурчала Татьяна Никонова, целуя в щечку Хрустова. — Все такой же, милый наш Левка!.. Спал-спал и проснулся?!
Все-таки прорывается в Хрустове неприязнь к Валерию Ильичу, отметил я. Но на это уже никто внимания не обращает. Говорят о деле.
— Понимаю, надо через Москву, — произнес веско Тарас Федорович, как бы отвечая на опасения Туровского. — Согласен. Но главное — здесь договориться. И его уговорить. Я бы не недооценивал этого старичка.
О ком это они? О Хрустове? О Валевахе? Что им Хрустов и Валеваха?!
О Васильеве? Почему-то недомолвками. Мне снова стало тягостно из-за двусмысленности своего положения.
Словно поняв мое состояние, Хрустов положил руку мне на плечо. И проворчал в сторону Никонова:
— Что вы шкуру неубитого медведя делите?.. И при чем тут обводной канал? Да ни хрена ей не будет! Она вон что зимою пережила… пропустит воду… а колодец размолотит — новый построят. Да, Валерий Ильич?
Хрустов как бы пытается извиниться за свою грубость. Туровский кивнул ему, достал трубку и пошел курить на крыльцо.
Никонов тонко засмеялся (то ли над маневром Туровского, то ли над упрямством Ищука) и, переводя разговор на иное, воскликнул:
— Вот сидим мы тут, а кем мы были?.. Ах, как жалко, Ивана Петровича нету… При теперешней свободе-то, а? Открыли б золотомоечную артель или еще что. Уверяю, стали бы мы сейчас богатейшими людьми!
Ищук подмигнул.
— Ну, я думаю, вы и нынче не бедный, Сергей Васильевич!..
— Как сказать… — зевнул Никонов. — До вас мне далеко! Да и до Валеры!
Хрустов дернул себя за бородку, слегка оживился — разговор принял интересный оборот. Он давно уже не любил пустые разговоры, хотя в юности много сердечного пыла отдал именно таким.
— Взять министров… — заговорил он. — Оклад известен… Но когда один из них свадьбу дочери устраивает в Сицилии! Или генералов взять, дворцы под Москвой — красный пояс… мрамор, медь… Значит, казнокрады?! Не завидуй, Серега. Всех посадим!
Игриво глядя, бровастый и усатый Ищук приложил ладонь к виску, как солдат:
— Могу доложить, товарищ генеральный прокурор, лично у меня нет дачи. Когда мы в Москве с Ульяной, живем в той же хате, в какой жили до моего назначения. А здесь казенная фатера. Меня снимут с должности — другой будет жить.
— Ой, какие у вас разговоры скучные… — пропела его жена. — Вы и там про это будете?
— Нет, мы там глухарей слушать будем… «ток-ток»… знаешь, как они выступают друг против дружки? Крылья расщеперят… харя красная, как у одного сибирского губернатора… «ток-ток»…
— Конечно, ток, — как бы смиренно согласился Хрустов. — Что же еще другое?!
— Перестань! — теперь вспылил неожиданно Никонов, поднялся и заходил по «залу ожидания» взад-вперед. — Хватит, Лёвка! Сколько можно??? Социализм накрылся галошей. Каждый живет, как хочет. Захочу — буду жить лучше. Только ведь жить лучше — это, брат, столько забот, что не пожелаешь! В теперешней-то России, где готовы поджечь соседа, если у него машина длинее или окна финские. — И пригнувшись, заглянул в глаза насупленному Хрустову. — Церквушку мою спалили.
— Спалили?! — поразился Лев Николаевич. — Как?! Это ж…
— Кощунство, кощунство! Братки дальневосточные. Их главарь тоже там построил… Моя-то была деревянная, из красного кедра… а у него кирпичная… Мне патриарх орден дал, а он обиделся… он-то в зоне сидит, думал — церковь грехи отпустит, да и прокуратура заодно дело пересмотрит… — Никонов обнял молчащую до сих пор жену. — Я уверен, ничего у него не выйдет.
— Конечно, ужасно… — пробормотал Хрустов. — Церковь… сколько труда…
Никонов глянул на часы:
— Скоро полетим, товарищ генерал?
Ищук тоже глянул на свой «ролекс»:
— Вот приземлится вертолет губернатора, вместе и рванем. Вы все его хорошо знаете? Маланин Владимир Александрович.
Никонов комически отшатнулся. Хрустов — простите мне рифму — страдальчески улыбнулся. И мы с Бойцовым переглянулись. Еще бы нам не знать бывшего комсорга стройки Вовку Маланина! Розовощекий такой, большой был мальчик. Великий болтун. Заведет речь — на палец смотрит, приковывает внимание аудитории. У какого-то артиста подсмотрел. Еще у него два зуба выпирали, как у зайца, и всегда казалось, что он смеется, рад людям.
— Вот, наш истец… а нам на шею песец… — Ищук, как бы подражая Никонову, приобнял свою томную жену. — Судебное разбирательство на предмет незаконности приватизации ГЭС. Допрыгался Валерий! Надо было сразу объединяться… а теперь будут сложности.