Золотое дно. Книга 1 (СИ) - Страница 75
Мы одолеем трудности, мы никогда не умрем.
Нет, я так не могу, ребята! То есть, могу, но получается интересно. Мне надо над блокнотиком поколдовать.
— Все равно гениально! — отрезал Хрустов. — Вперед!
Парни застропалили балку, кран задрал вверх стрелу и стал выбирать трос — балка, раскачиваясь на сильнейшем ветру, полезла к небу. Леха и Хрустов вскарабкались по лестнице на макушку столба над щитом — принимать груз и закреплять электросваркой. Вот и они, и балка сахарно освещены светом прожекторов — как космонавты в космосе. «Лишь бы не загремела бетонная балда, — думал Хрустов. — Не придавало бы кого! Но я понимаю так Васильева — чем выше ворота на тридцать седьмой, тем спокойнее людям в котловане, на них не полетят льдины. Ничего, как-нибудь…»
(Отсутствуют листа 2–3. Оставшиеся обгорели по краям — Р.С.)
…Около двенадцати часов ночи состоялось заседание штаба стройки.
— Кого нет, поднимите руки, — привычно пошутил Васильев.
Приехали Титов, Понькин и Таштыпов, из гостиницы позвонил Григорий Иванович — только, что прилетел, спрашивал, что нового. Алехин, Никифоров и прочие начальники с основных сооружений, казалось, решили здесь сегодня ночевать или байки рассказывать до утра. Распечатали пачки сигарет, чиркнули газовыми зажигалками — у каждого пламя длинное, как шпага, — видно, недавно заправили.
Васильев встал и предложил почтить минутой молчания память Игоря Михайловича Ивкина. Люди положили на стол желтые и красные каски, посреди стола давно погасла свеча, коротышка, похожая сейчас на крохотную балерину, изогнувшуюся в поклоне до полу.
— Товарищи, у кого что? — тихо спросил Васильев.
И слушая вечные их претензии друг к другу, он понимал: они обращаются к нему за советом или решением только потому, что так бывало всегда. Сейчас же мысли всех заняты совсем иным — но об этом не говорили. Сидели и ждали, как ждут брошенный вертикально вверх камень. Сами реку перегородили — сами пожинают первый ледоход…
(Бумага обгорела — Р.С.)
…поселок не спал. Пожилые люди, ссылаясь на ноющие кости, уверяли, что сегодня ночью пойдет. Да ледоход, можно сказать, уже наблюдался: смятые и раскрошенные льдины проскакивали через уцелевшие донные отверстия — и серозеленая шуга, выныривая под плотиной и рассыпаясь со звоном, как ящики со стеклом, крутилась в воронках и скатывалась к мосту. Но основная-то масса льда только еще собиралась в верхнем бьефе, и на любом расстоянии от плотины это чувствовалось. Волнение гнало людей из квартир и общежитии на улицу, на холмы. Слишком уж необычные условия для ледохода.
Ночь была беззвездная, а ветер усиливался. Сосны над поселком ходили, как тоненькие деревца, на мосту собралась толпа парней в белых рубашках, у многих в руках ружья и ракетницы, фонарики и гитары. То ли к бедствию готовились? То ли к празднику? Кто-то спел частушку:
Как во мраморном поселке
девки тоньше, чем иголки,
сунуть нитку не во что…
Извините, девочка!
Женский бедовый голос отвечал:
Эх ты, Baня, Ваня, Ваня,
Ваня стоеросовый!
У тебя чего в кармане?
Лучше б сок березовый!
(Бумага обгорела — Р.С.)
…быстро подъехали. Возле штаба стоял зеленый «уазик» с красным крестом на дверце. «И врачи пожаловали, — отметил Васильев. — Кому-то стало плохо? Или наоборот, сегодня нет работы. Когда все в напряжении, никто не болеет».
— На дамбу! — кивнул Васильев Диме. — Отсюда плохо видно.
Но к машине уже бежал Туровский, размахивая руками, с телефонной трубкой в кулаке и мотком проволоки.
— Вы на банкетку? — кричал он сорванным голосом. — Меня возьмите! Здрасьте, Григорий Иванович! Пошло по гребенке… — выдохнул он, садясь на сиденье. — Как поезд.
— По гребенке?.. — ахнул Григорий Иванович.
Они выскочили на дамбу, отгораживающую котлован от безумной стихии. При свете прожекторов было видно, как серая масса медленно, очень медленно ползет налево, к водосливной части плотины, как хрустит, чавкает она… на первый взгляд, ничего страшного. Но что дальше?
— Ну и ну, — пробормотал Васильев, смяв в кулаке кепку, которую едва не унесло ветром. — Льдины лезут друг на дружку, как быки на коровушек… извините за бедный юмор.
Подкатили на машинах Титов и Понькин. Все напряженно вглядывались в сумрак.
— Что это слева? Звезда упала…
— Это не звезда, лампочка на стреле крана. Стрела повернулась.
— Бросьте, товарищи, на столбах никого уже нет. Краны обесточены.
— Значит, люди с фонариками?
— Кто разрешил?!
В эту минуту кто-то отчаянно завопил рядом:
— Ну, давай, Зинтат, жми поскорей!
Альберт Алексеевич обернулся. Это был высокий парень в военном бушлате, Васильев узнал старого знакомого — именно ему месяца два назад он подарил часы. Солдат смутился. — Нервы горят, Альберт Алексеевич!
Васильев больно стиснул ему руку.
— Туровский, — приказал он, не оглядываясь. — Позвони-ка на левобережный пост.
Валерий, путаясь в длинных тонких кабелях, подключился и заорал в трубку:
— Алло?! Левый! Как у вас? Алло?..
Васильев мучительно ждал. Неужто перевалит через плотину? А донные так и останутся забитыми? И ничем их не выбьешь?
(Листы обгорели — Р.С.)
…Быстро съехали вниз.
— Всем из котлована! — кричал Васильев.
Возле штаба по-прежнему стояла машина с красным крестом на дверце.
«Дежурили на всякий случай? Правильно».
К Альберту Алексеевичу подбежал парень без шапки, в котором начальник стройки не сразу узнал Хрустова. Левая кисть у него кровила, на щеке чернела грязь.
— Товарищ Васильев, — глухо пророкал он. — Прикажите арестовать. Они не хотят. Все из-за меня.
— Что? Что? — услышав, хмыкнул Титов и шутливо щелкнул Хрустова по лбу. — Ох уж, сибиряки! Не хотят тебя арестовывать — значит, не за что! — Он обернулся к угрюмому Григорию Ивановичу. — Знаете, во время войны у нас на прииске… я еще малой был… мужик один забунтовал… золото надо мыть, а он спец… напился и окна бил… А у нас милиционерша была, Анна Ефимовна, пудов восемь в весе… Каталажки-то нет, она его арестовала, к себе домой увела. И он жить там остался! На ней и женился…
— Выезжайте немедленно наверх! — приказал Васильев. — В любую минуту может обрушиться. — И повернулся к Хрустову. — Что случилось?
Опустив голову, тот рассказал: когда кран вздернул очередную балку на щит, снова отключили ток. Бетонная полоса поплыла в сторону и вниз из-за ветра и собственной тяжести. Леонид Берестнев, чтобы его не задело, отшатнулся и — сорвался с высоты. Результат — сотрясение мозга, перелом ног.
Кран тоже пострадал — балка зацепила другую балку, крепко приваренную, и двойной груз развернул стрелу, стрела треснула и рухнула.
— Я виноват, нарушил приказ, прикажите арестовать.
— Кто отключил энергию? — жестяным голосом прошипел Васильев. Из толпы меж двух автобусов выскочил сутулый, крючконосый Михаил Иванович Краснощеков. Он быстро заговорил-забулькал:
— Нет, нет, моим не пришьете… не пришьете! Они технику безопасности выполняли, раз приказано — прекратить работы, они вырубили. Инструкция! Вы же сами говорили — инструкция мать порядка.
— А гла-зза у вас где?.. — простонал Васильев и больше ничего не сказал Краснощекову.