Золотое дно. Книга 1 (СИ) - Страница 74

— Недавно прочел, ребята, в газете — есть в горах, вы знаете, страна Непал. Туда из всех стран тащатся старики, считают за счастье сгореть возле храма на костре. А мы? В какой огонь мы рвемся со страстью, со сладкой жаждой?

— В крематорий, — отозвался меланхолично Хрустов, стоя у двери.

— Заплетаясь… нога за ногу… Нас всех ждет река забвения, ручей… водопроводный кран забвения… Верно, Хрустов?

Туровский, наконец, не выдержал, посмотрел в глаза Васильеву.

— Вы прожили такую блестящую жизнь. И вы нам тут говорите чуть ли не в укор… сомневаетесь в ГЭС?! В заводах, которые вы строили? Но вы же их строили! Профессиональный строитель — как профессиональный военный. Зачем себя мучить? Внутри себя гореть? Внутренний Непал устраивать?

Хрустов живо подскочил к свече, дернул себя за бородку.

— Как зачем? Для очистки совести.

— Бред! — Валерий даже не удостоил его взглядом. Только поморщился. — Если делаем что-то не то — жжем тайгу, убиваем зверя — зачем это самосожжение? Для оправдания мародерства? А если мы делаем доброе дело, дело, нужное нашей эпохе, — тем более, зачем мучиться?

Васильев раскинул длинные руки и обнял за плечи обоих молодых своих друзей, с грустной улыбкой заглянул в лицо Хрустову:

— У тебя есть слова? Я тоже все понимаю, а сказать вот так не могу.

— А я могу! — отрезал Хрустов. Он, видимо, обиделся на Туровского, за его самонадеянность и жестокость. — Валера — демагог! И вообще, штаб — пережиток смутного времени авралов и неурядиц! Его функция — устранение бессмысленных простоев. А на стройке с грамотным инженерным и бригадирским составом их не должно быть. Я бы на вашем месте упразднил штаб. Прямо сейчас. Тем более, что Валера без особого желания вернулся.

— А что?! — ухмыльнулся Васильев. — Как, Валерий Ильич?

Черный от усталости и тоски по нежной Марине Туровский ничего не ответил. Всё шуточки! Нет уж. Он отсел на свое рабочее место — и такое совпадение — вдали вспыхнули сотни лампочек. А вот и белые мощные лучи прожекторов налились, взяли крест накрест плотину. И, наконец, здесь, в штабе загудели, загорелись люминесцентные трубки.

Хрустов кивнул и убежал.

— Ты ничего? Вытянешь ночь? — как будто не было никакого странного разговора, тихо спросил у Туровского Васильев и, натянув мохнатую кепку, тоже ушел в сумрак, располосованный светом…

(Отсутствует несколько листов — Р.С.)

…почти в полном составе (остались даже те, кто отработал днем), но без девушек — сегодня опасно! — сидели на плечах своего бетонного чудовища, соединившего два столба плотины. Рядом замер мертвый, отключенный от электричества кран УЗТМ. А справа и слева — гиганты КБГС. А на верху, метрах в семи, совсем близко, наросла зеленая ледовая гряда, льдины наползали одна на другую, с рокотом и мокрым плеском переворачивались, тасовались, как карты, и вдребезги расшибались о край «гребенки». Часть шуги уходила вниз, в донные отверстия, в те, что ближе к правому берегу, а возле хрустовского щита гора вздымалась и осыпалась, поблескивая во тьме, — здесь плотина не пропускала воду. Порой мерещилось, что вот именно сейчас вся эта необозримая армада воды, торосов, речных айсбергов двинется на людей, на плотину — и перемахнет ее… и только те, кто стоят на скалах по берегам — взрывники, туннельщики — останутся в живых… Иногда по этому скрежещущему полю словно судорога пробегала, выгибая длинные льдины величиной со стадион и вдруг выбрасывая вверх ледяной куб размером с дом…

Серега Никонов, поднявшись наверх и подойдя к самому краю, зажигал спички и бросал вниз — и ему казалось с каждым разом, что огненная черта короче. Надо бы всем уходить отсюда, пока не поздно. Вода быстро поднимается. А может, обман зрения? Может быть, спички отсырели?

Правда же, сидеть тут, загнав самих себя в западню? Но парни словно испытывали себя. В конце концов, если на самом деле начнется что-то ужасное, должны успеть сбежать хотя бы за бетонные столбы. Их-то уж, поди, река не повалит? Это как 12-этажный дом повалить. Парни курили и смотрели, как на западе гасло небо, как стали сизыми и лиловыми сопки, как умерла тонкая алая кайма на горизонте — словно спиралька электрической плитки лопнула. Под шум ветра и грохот парни громко переговаривались, даже анекдоты травили:

— Это мы, пиджа’ки, был ответ из шкафа… — и все равно напряженно ожидали чего-то необычайного, может быть, жуткого. Не зря же так долго и с такими предосторожностями к этим дням готовилась стройка.

— Руки гудят, — отозвался Серега. — Как трансформатор, ага.

— Я думал, сирены будут выть… народ сгонят на берега смотреть, — усмехнулся Леха-пропеллер. — Динамики врубят.

— Врубят еще, погоди, — отозвался важным баском Хрустов. — Всякому овощу свое время.

— А никого нет. Кроме нас и монтажников.

— А в котловане, — кивнул Серега за спину.

— Ну, в котловане. Если что, и они уйдут.

— Если что — и уйдем, ага?

— Повторяю, нам ничего не будет, — пробасил Хрустов. — Эта бетонная гора рассчитана выдержать удар атомной бомбы, понятно? Я, кстати, на заочный, на второй курс собираюсь поступить, сопромат учу. А ты, Серьга, думаешь учиться или нет?

Серега опустил голову.

— После армии… А что? Сдам за десятый — примут.

— Слышь, Серый, а чего ты с Ладой связался? — Леха огорченно чесал космы на затылке. — И не Лада она, а Лида, все же знают. Вот уйдешь в армию, вернешься через два года. Тебе двадцать один, а ей… прибавь как минимум пять. Ей замуж надо. С ней тут один уже переспал.

— Врешь, ты!.. — Никонов вскочил, голос у него задрожал от обиды. Он вцепился пальцами в ватник Лехи. — Ну, врешь же, а?..

— Да ну тебя н-на фиг! — говорил Леха. — Зачем мне врать?! Да у ней на морде написано, кто она такая. Вспомни, что Борис говорил про таких. Они с одними — женщины, а с другими — девушки, цветы нюхают…

«Нет, так нельзя!» — горестно вздохнул Хрустов и, поднявшись, несильно стукнул Леху в бок. Леха отлетел от Сереги и, кривясь, сплюнул.

— Я просил бы о женщинах выражаться языком изящным, — пробормотал Хрустов, окидывая взглядом бетонные балки, которые надо было все-таки попробовать наверх забросить и приварить за выступающие железные крюки и прутья. — А вас, Леня, персонально прошу — вообще эту тему не трогать.

Серега всхлипывал в стороне.

— Не верь! — зло закричал Лева, прекрасно зная, кто такая Лада. — Она лучше всех! Она прекрасна! Архангел чистой красоты!

— Она не шалашовка, ребята… — шептал Серега. — Она просто грустная. Я вот только не знаю, что еще надо, чтобы ее покорить… я и по фене, и в шахматы с ней играл и выиграл два раза!

— Всё! Работать! — одернул друзей Хрустов. — Сначала — работа! Сначала — подвиг! Тогда ты ее покоришь! Будет есть глазами!.. Где наш Маяковский?

Сидевший в стороне на досках Алексей Бойцов встал, отчужденно посмотрел на Хрустова.

— Не надо откалываться от коллектива! Ты поэт — встань себе на горло и сочини! Если тебя, говоря прямым текстом, мучает проблема Татьяны, так она и меня мучает… а самое главное — непонятно, которая из них какая… Вера у нас работает или Таня?

В самом деле, девушки вчера на танцах в клубе появились, похожие до смешного, как близняшки. И штормовки одинаковые купили, и сапожки на платформе, и на головах зеленые беретики. А волосы кудряшками распущены. Разве что можно по крохотной родинке Веру опознать, так и родинку эту Вера замазала, а Таня, наоборот, нарисовала помадой.

— Не горюй, старина! Поделим! Мне уже практически все равно, потому что я запутался. Читай стихи!

Алексей свел черные брови, скуластое лицо его посветлело. И хриплым голосом начал говорить в рифму:

— Мы пришли сюда и — мы уже не уйдем.

Здесь наша звезда,

здесь наша вода,

здесь наш дом.