Золотое дно. Книга 1 (СИ) - Страница 6
— Мне сказал Титов, чтобы вас ждут на квартире, Альберт Алексеевич. Там наши доблестные женщины подготовили… опять же орден. — (Зачеркнуто. Вписано черным жирно: Утконос подобострастно) улыбнулся. — Вы устали, вам надо развеяться.
— Развеете по ветру, когда сожжете. Ну, хватит же! Я сказал?
Мимо пробрела полупьяная кампания, один паренек, с распущенным желтым шарфом до колен, пел:
— Не хочу я пряника!
Не хочу я цукер!
Потому что паника,
Потому что шухер!..
«Сидели и ждали! — наливался бессильным гневом и тоской Васильев. — Неужели без руководства все мы — ничтожества?» (Позже приписано синими чернилами: точно!)
— Идите же! Утром в семь — штаб, в девять — планерка в Управлении.
— А машина?.. Вас же Вадим встречает, — напомнил начштаба.
— Вот и кати на ней. Чемодан забрось. — Васильев поморщился. — Ну, пусть через часок подъедет… я тут потолкаюсь. Всё, аллес!
(Нумерация страниц прервана. Видимо, что-то вынуто или потеряно — Р.С.)
(На отдельном листке — отстукано пишущей машинкой. Судя по всему, черновики телеграмм. — Р.С.)
МЕХЗАВОД КАТЫМОВУ КРАНЫ KБГC–I000 ПРИБЫЛИ ГДЕ КОМПЛЕКТОВОЧНАЯ ВЕДОМОСТЬ РЕЖЕТЕ БЕЗ НОЖА ВАСИЛЬЕВ ТИТОВ.
НАСТОЯТЕЛЬНО ТРЕБУЕМ УМОЛЯЕМ ТОВАРИЩИ ПОТОРОПИТЬСЯ УТЕПЛИТЕЛЬНЫМИ ПЛИТАМИ СТЕКЛОВАТОЙ БРЕЗЕНТОМ.
САЯНПРОМГРАЖДАНСТРОЙ ПО ВАШЕЙ МИЛОСТИ… ИЗ-ЗA ВАШЕЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ… ИЗ-ЗА ВАШЕГО РАЗГИЛЬДЯЙСТВА… ИНТЕРЕСНО КУПЕЦ ПЕРВОЙ ГИЛЬДИИ И РАЗГИЛЬДЯЙСТВО СОЧЕТАЛИСЬ ЛИ ЭТО НЕ НАДО ЗАПИСЫВАТЬ СВЕТА…
ВАСИЛЬЕВУ РАСТЕТ УРОВЕНЬ ВОДЫ ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ УЗНАЙТЕ ЛЕНИНГРАДЦЕВ КАК ПРОБА МАКЕТЕ… НЕ ОТПРАВЛЯТЬ… ТИТОВ
ТРЕВОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ПРОСИМ ГЕНПОДРЯДЧИКОВ…
(начало обуглено — Р.С.)
…трещала звезда электросварки — строилось к первому мая новое здание вокзала. Старый деревянный давно скособочился, в левой его половине, за освещенными сизыми в снежной бахроме окнами мелькали тени — гулял ресторанный люд, а зал ожидания — в правой части дома — при полупогашенных лампах дремал.
А.А. постоял возле бачка с водой, с алюминиевой кружкой на цепи. Посидел на скамейке — нашлось место между оленьими рогами и толстой бабкой с грудным ребенком, обернутым в одеяльце и грязноватые тряпки. Начальника стройки здесь не узнавали. Да и откуда им знать в лицо Васильева?! Что он, Брежнев? Конечно, назовись — его тут же окружили бы толпа: «Нет того… нет этого… потому и уезжаем… И что это за жуткие слухи? Почему скрывают?..»
Они все, разумеется, помнили: до него четыре начальника топтались на стройке восемь лет, а Васильев и денег достал, и механизмы, и в обкоме мог стукнуться прямо к первому секретарю по фамилии Семикобыла — не то, что прежний начальник, милейший тишайший Иван Иванович Таскин с малиновым носом (не пьяница, нет — просто больной нос) — сидел, стесняясь, в прокуренной комнате с инструкторами обкома: мол, неудобно больших людей беспокоить. Это ему-то, начальнику крупнейшей в мире стройки! Ох, смиренный русский человек!
А.А. и сам бы вырос таким, если бы не внушение сосланных в свое время и оставшихся жить на юге людей. Да и тамошняя обстановка. В Средней Азии бывало так: неделю шпарит ливень, вязнут телеги, машины… но вышло солнце — и снова все в камень засохло. Попадешь колесами в колеи, как в каменные траншеи, — не выскочишь. Ни тебе цветок сорвать в стороне, ни в воду арыка поглядеть — езжай, как до тебя тут проехали в ливень. А до Васильева в Саянах плутали на пустом месте…
Оттолкнув начальника стройки, в здание вокзала вломилась группа парней в фуфайках и военных бушлатах. А.А. услышал частушку:
— Приезжай ко мне на ГЭС,
здесь берлоги, темный лес…
Будет каждо воскресенье
по берлогам новоселье.
В том-то и дело, не дают денег на жилье. Вот сейчас Васильев привез окончательно утвержденные цифры — в этом году должен освоить на сорок миллионов больше прошлогоднего плана. А как?! Где людей взять? Деньги выделены только на бетон, ими, как осенними листьями, можно всю хвойную тайгу засыпать.
— Граждане… посторонитесь… — мимо проскрипел, прошагал милиционер. За ним два дружинника.
Что мог сделать А.А., возглавив стройку? Когда он впервые приехал и увидел этот кавардак, хотел отложить намеченное на седьмое ноября перекрытие Зинтата. Необходимо же вначале подготовить базу! Но в газетах уже чернели заголовки: «ДАЕШЬ ЗИНТАТ!» И как я уже писал в первых главах, райком и обком КПСС по очереди вызвали Васильева на красный ковер. Он, Васильев, послан Москвой ускорить стройку… как же он может быть против перекрытия? Наоборот, должен перекрыть досрочно! И с отчаянной улыбкой он перекрыл досрочно — на три дня раньше срока. «Моя самая крупная ошибка». Товарищи из министерств по телефонам жужжали: «Давай, Альберт, давай! Получишь Звезду! Зинтат — не Днепр, не Волга, в два раза мощнее их, вместе взятых!»
А когда перекрыли, а когда пять тысяч народу на берегах прокричало «Ура!..», махая шапками и флагами… вмиг стало ясно: не хватает бетона. И людей. Теперь-то их надо в четыре раза больше! А медлить нельзя: Зинтат — река бешеная… что весной-то будет — когда ледоход? Перекрыли Зинтат — словно коня подвесили копыта подковать, а гвоздей нет! И пошли по окрестным деревням собирать. Коняга повисит-повисит, ремни порвет… столбы выдернет…
Васильев бродил в толпе, вглядываясь в лица. Нечаянно задел кого-то с рюкзаком на спине, с оленьими рогами, торчащими из рюкзака, — они повернулись и ударили в скулу изогнутым кончиком — хорошо не в глаз…
— Слепой, что ли?! — выругался кто-то невидимый. Васильев помедлил, кивнул и сел рядом. «Он умеет доставать, — говорили о Васильеве. — Не в пример предыдущим начальникам, умеет убеждать. Накачивать. Строгать».
— Но я не насос… не рубанок… — бормотал про себя Альберт Алексеевич.
Рядом, возле висевшего на стене огнетушителя, пили водку из бумажных стаканчиков. Солдат, стоя, играл на гитаре, его девушка сидела на пузатом бауле, девчушка с куклой бегала от матери вокруг фибрового чемодана, хохоча во все горло, волокла куклу за ногу, а мать все хотела накормить дочку, очистила картофелину…
«Верят и помогают только тогда, когда ты демонстративно уверен, полон железа, как ящики в типографии, набитые разными буквами. А если вам душу человеческую открыть? Как вы отнесетесь? Кто не предаст меня? Титов?»
Титов — очень уверенный в себе человек, рослый, как и Васильев, но пошире в кости, сын золотоискателя и охотника, потомственный сибиряк, нравился Альберту Алексеевичу. Оглушительно, гулко смеется, громко говорит, яростно гневается. Но если рядом оказывается красивая женщина, совершенно глупеет: утирая мокрые губы, начинал рассказывать, как на медведя ходил с гвоздем. Врет, конечно. Молодой еще Александр Михайлович.
Он предложил осенью Васильеву стать соавтором его идеи. Он придумал такую новацию: чтобы весной ледовое поле не разбило стык плотины и дамбы, которой отгорожен новый котлован (это чтобы льдины не перемахнули под напором Зинтата с высоты на людей, на механизмы!), нужно насыпать в верхнем бьефе из негабаритов, из гранитных обломков КОСУ, прикрыв ею, как ладошкой, этот самый стык, наиболее уязвимое с точки зрения сопромата место. Он предложил Васильеву эту идею еще тогда, на банкете по случаю перекрытия. Новый начальник довольно раздраженно отказался. Александр Михайлович обиделся. Возможно, ему хотелось подружиться с Васильевым. А может быть, здесь раньше так и делалось, чтобы руководители строек могли при случае сказать, что тоже принимали непосредственное участие в разработке чисто гидротехнических идей. Титов знал, конечно, что Альберт Алексеевич — не гидростроитель, бывший инженер с механического завода, позже — партийный работник. Правда, участвовал в Средней Азии в строительстве ГЭС, но тамошняя ГЭС в сравнении с этой — уздечка на дохлого осла, как обмолвился однажды сам Альберт Алексеевич.