Золото (Золотая шахта) - Страница 7

В это утро понедельника он стоял перед большим окном своего кабинета и смотрел на город Йоханнесбург. Риф Хаус расположен рядом с массивным зданием Шлезингера на горе Брамфонтейн над городом. С его высоты кажется, что весь город склоняется к ногам Харри Хиршфилда. Впрочем, во многом так оно и есть.

Давным-давно, еще до великой депрессии тридцатых годов, он перестал измерять свое богатство в денежных терминах. Ему открыто принадлежало свыше четверти выпущенных в обращение акций Центрального Объединения Ранд. При нынешней цене в сто двадцать рандов за акцию это составляет громадную сумму. Вдобавок через сложную систему трестов, доверенностей и перекрещивающихся директоратов он контролировал еще свыше двадцати процентов капитала объединения.

В кабинете мягких тканей и приглушенных цветов негромко звякнул интерком, и Харри слегка вздрогнул.

– Да, – сказал он, не поворачиваясь от окна.

– Пришел доктор Стайнер, мистер Хиршфилд, – голос секретаря звучал призрачно и бестелесно в этом перегруженном кабинете.

– Впустите его, – сказал Харри. От этого проклятого интеркома у него всегда мурашки. От всей этой проклятой комнаты мурашки. Харри часто и громко повторял, что его кабинет теперь напоминает бордель.

Сорок пять лет проработал он в мрачном кабинете, без ковров, с несколькими фотографиями машин и людей на стенах. Потом его переселили сюда – он с отвращением, которое не выветрилось за пять лет, обвел взглядом стены. Что он, по их мнению, дамский парикмахер?

Бесшумно скользнула в сторону панельная дверь, и в кабинет осторожно вошел доктор Манфред Стайнер.

– Доброе утро, дедушка, – сказал он. Десять лет, с тех пор как Тереза оказалась достаточно безмозгла, чтобы выскочить за него замуж, Манфред Стайнер называет его дедушкой, и все эти десять лет Харри это приветствие ненавидит. Он припомнил, что именно Манфред Стайнер ответственен за нынешнюю меблировку и устройство Риф Хауса и что он, следовательно, причина постоянного раздражения.

– Что бы ты ни предложил – нет! – сказал он и пошел к управлению кондиционером. Термостат уже был настроен на «тепло», Харри передвинул на «очень тепло». Через несколько минут в кабинете будет подходящая температура для выращивания орхидей.

– Как вы себя сегодня чувствуете, дедушка? – Манфред, казалось, ничего не слышал, он оставался спокойным, выражение лица нейтральное, он прошел к столу и начал раскладывать бумаги.

– Ужасно, – сказал Харри. Невозможно смутить этого маленького педанта, подумал он, с таким же успехом можно оскорблять эффективно работающую машину.

– Печально слышать. – Манфред достал платок и коснулся им лба и подбородка. – Я принес недельные отчеты.

Харри капитулировал и пошел к столу. Это дело. Он сел и стал быстро читать. Вопросы его были неожиданными и резкими, на все следовал немедленный ответ, но платок Манфреда теперь постоянно находился в работе. Дважды Манфред снимал очки и протирал стекла.

– Нельзя ли немного уменьшить температуру, дедушка?

– Только коснись, и я выпну тебя в зад, – не поднимая головы ответил Харри.

Прошло еще пять минут, и Манфред Стайнер неожиданно встал.

– Простите, дедушка. – Он пробежал по кабинету и исчез в примыкающей ванной. Харри наклонил голову, прислушиваясь. Услышав журчание воды, он счастливо улыбнулся. Кондиционер оказался единственным способом вывести Манфреда Стайнера из равновесия, а Харри за десять лет испытал самую разную технику.

– Не истрать все мыло, – радостно крикнул он. – Из-за тебя всегда больше всего расходов.

Харри не казалось нелепым, что один из богатейших и влиятельнейших людей Африки уделяет столько снимания купальным процедурам своего личного помощника.

В одиннадцать часов Манфред Стайнер собрал бумаги и начал аккуратно укладывать их в свой свиной кожи портфель с монограммой.

– Относительно назначения нового генерального управляющего в «Сондер Дитч» вместо мистера Леммера. Вы помните мою докладную о необходимости выдвижения более молодых людей…

– Никогда ничего подобного не читал, – солгал Харри. Оба знали, что он все читает и все помнит.

– Ну… – Манфред начал развивать свою мысль и спустя минуту закончил: – Ввиду всего этого мой отдел, и я сам поддерживаю это мнение, предлагает назначить Родни Барри Айронсайдза, нынешнего управляющего подземными работами, на эту должность. Надеюсь, вы подпишете эту рекомендацию, и мы сможем утвердить назначение на заседании в пятницу.

Манфред искусно положил перед Харри желтый листок, раскрыл ручку и протянул ему. Харри взял листок двумя пальцами, будто это чей-то грязный носовой платок, и бросил в корзину для бумаг.

– Хочешь, подробно объясню тебе, чем можете заняться ты с твоим отделом?

– Дедушка, – мягко упрекнул его Манфред, – вы не можете править компанией, будто вы разбойничий барон. Нельзя игнорировать команду высокообразованных советников.

– Я пятьдесят лет правил компанией. Покажи мне, кто собирается это изменить. – Харри удовлетворенно откинулся в кресле и извлек из внутреннего кармана огромную сигару.

– Дедушка, сигара! Врач говорит…

– А я говорю, что Фред Пламмер станет генеральным управляющим «Сондер Дитч».

– Ему через год на пенсию, – возразил Манфред Стайнер.

– Да, – Харри кивнул. – Но что это меняет?

– Он старый маразматик, – попробовал снова Манфред, в голосе его звучало отчаяние. Он не предвидел, что каприз старика так нарушит его планы.

– Он на двенадцать лет моложе меня, – зловеще прорычал Харри. – Кто это старый маразматик?

Теперь, когда уикэнд закончился, квартира угнетала Рода, и он хотел побыстрее выбраться из нее.

Он брился, стоя нагишом перед зеркалом, и вдыхал застоявшийся запах от пепельниц и полупустых стаканов в гостиной. Уборщица, придя позже, получит обычный понедельничный привет. На авеню Луиса Боты шум уличного движения становился все громче, Род взглянул на часы – шесть часов утра. Прекрасное время для ревизии своей души, решил он, и наклонился вперед, глядя в глаза своему отражению.

– Ты слишком стар для такого образа жизни, – серьезно сказал он себе.

– Ты уже четыре года так живешь, четыре года с развода, и достаточно. неплохо бы две ночи подряд лечь в постель с одной и той же женщиной.

Он очистил бритву и включил воду в душе.

– Может, даже и смогу этого добиться, если наш мальчик Манфред сдержит слово. – Род не позволял себе безоговорочно поверить в обещание Манфреда Стайнера; но в течение всех последних двух дней за его цинизмом скрывалось сдерживаемое возбуждение.

Он вошел в душ, намылился, потом включил холодную воду. Перехватило дыхание. Он выключил воду и взял полотенце. Все еще вытираясь, прошел в спальню и остановился в ногах постели; продолжая вытираться, рассматривал девушку, лежавшую на сбитых простынях.

Загорелая, коричневая, цвета шоколада, она, казалось, одета в прозрачный бюстгальтер и трусы – там, где солнце не коснулось ее кожи. Светло-золотые волосы растрепались на подушке, в странном противоречии с темным треугольником волос на теле. Розовые губы во сне слегка надуты, она кажется волнующе юной. Роду пришлось сделать сознательное усилие, чтобы вспомнить ее имя, это была не та девушка, с которой он собирался провести уикэнд.

– Люсиль, – сказал он, садясь рядом с ней. – Вставай. Пора выкатываться.

Она раскрыла глаза.

– Доброе утро, – сказал он и нежно поцеловал ее.

– Ммм. – Она моргнула. – Который час? Я не хочу, чтобы меня уволили.

– Шесть.

– Хорошо. Времени еще много. – И она снова попыталась укутаться в простыни.

– Ничего подобного. – Он слегка шлепнул ее по заду. – Двигайся, девушка. Готовить умеешь?

– Нет… – Она подняла голову. – Как тебя зовут?

– Род.

– А, верно, Род Поршень, – хихикнула она. – Какой прекрасный способ умереть! Ты уверен, что у тебя там нет парового двигателя?

– Сколько тебе лет? – спросил он.