Золото в волосах (СИ) - Страница 1

========== Пролог ==========

Пленник появился в замке будто сам собой, стал одним из его обитателей, почти призраком, потому что за более чем полгода так ни с кем и не заговорил. Запирать его прекратили приблизительно через месяц после того, как Росио приказал поселить его в западной башне. С тех пор бледной тенью шатался пленник по коридорам и либо пропадал в библиотеке, либо в саду, либо просто сидел у распахнутого окна, как сейчас.

Росио усилием воли заставил себя отвести взгляд. В конце концов, это странно: с чего ему смотреть? Пусть яркое, жаркое солнце Кэналлоа играет в русых волосах, расцвечивая их золотом; целует давно уже не бледную кожу — поначалу она краснела и вздувалась белесыми волдырями; покрывает бронзовым загаром, который все равно светлее, чем у любого кэналлийца. Что в этом такого? Пленник — не дорита (и в любом случае недостоин внимания соберано). Он — никто. Росио даже имени его не смог выяснить, хотя в первые дни с пленником работал дознаватель и применял не только уговоры.

Как так вышло, что теперь Росио становилось не по себе, если, уезжая из замка, он не видел пленника, а приезжая, не находил взглядом в окне башни: печального, задумчивого, смотревшего на него, но видевшего кого-то другого? Возможно, прав Хуан: это не человек, а дух, горный демон, выпущенный на волю камнепадом, и давно бы следовало если не отдать его палачу, то вышвырнуть вон и из замка, и из Кэналлоа. Только Росио никак не мог решиться на подобное, ведь пленник исчез бы из его жизни.

— Хуан?

Озвучивать вопрос не требовалось: домоправитель уже выучил его наизусть. И пусть ему это не нравилось, привык, что по возвращении соберано первым делом интересуется пленником.

— Встал после рассвета, читал, за полчаса до вашего приезда поднялся в башню, — доложил Хуан и, помолчав, прибавил с неприязнью: — Будто учуял.

— Он ел?

— Кусок хлеба и шадди.

Как обычно. Росио давно уже не понимал, в чем у пленника держалась душа. Впрочем, не меньше интересовал его вопрос о том, имелась ли у него эта самая душа вообще.

— Принеси вина в кабинет, — сказал он и едва не распорядился позвать к нему пленника.

========== Часть 2 ==========

После оползня его остановил патруль, инспектирующий горную дорогу через перевал. В Кэналлоа, случалось, забредали из земель, ныне считавшихся оскверненными: по большей части бесноватые или твари. Их не щадили. Однако тот, кого впоследствии прозвали пленником, с виду ничем не отличался от нормальных людей: вел себя мирно, камнями не швырялся и не кидался с кулаками на любого, кто к нему приблизится. Его даже чуть не приняли за местного скотовода, заплутавшего в горах, но уж больно необычно он выглядел. Рассказывали — где-то на севере жили светловолосые и сероглазые существа, но, сколько Росио себя помнил, никто из них до Алвасете не добирался.

Однако кое-что в его поведении не давало покоя. Пленник ходил так, словно грезил наяву, и почти не понимал человеческую речь: только самые простые фразы, проговариваемые медленно и четко. Плохо слышал? Не понимал кэналлийского? Выяснить не получалось.

Почему его не убили и не отогнали? Росио устал искать и не находить ответа на этот вопрос. Наверное, пленник околдовал патрульных, как и его самого. Ведь поначалу, когда ему доложили о странном человеке, пришедшем с той стороны гор, Росио даже не собирался интересоваться им. Позже абсолютно случайно ему на глаза попалось грубой работы кольцо с черным камнем и напомнило… он сам не знал о чем.

Все остальные конфискованные у пленника предметы — трехгранный кинжал, амулет с изображением треугольника, золотая цепь — тоже не находили отклика в памяти, зато вызывали тянущее ощущение в груди и беспокойство. Росио не собирался играть в судьбе пленника какую-либо роль и интуитивно понимал, что видеться им не стоит, однако все равно поехал в казематы, спустился в подземелья, приказал проводить к «каменному мешку», в котором проходило дознание, и отворить заслонку на двери, а затем и отпереть.

Он был незнакомым и одновременно очень близким, почти родным. Росио всматривался и не мог отвернуться. И пленник — тоже. Тогда это не показалось странным: нечасто на дознаниях присутствовал сам соберано, вот допрашиваемый и разглядывал его. Много позже он убедился, что пленнику безразлично, кто находится рядом с ним, а для Росио тот просто сделал исключение. Это… льстило? Да, пожалуй, как Росио ни смешно было бы думать в таком ключе. На него с детства засматривались все: сначала как на последнего сына соберано Алваро и красивого синеглазого мальчика, потом — наследника, блистательного военачальника, обещавшего стать вторым Алонсо, а то и затмить его. Знойные дориты и доры одаривали его призывными взглядами. Да и не только они, бывало… бывало всякое. Но! Именно пленника не хотелось отпускать.

Росио ушел тогда, ничего не сказав тюремщикам, а те решили, будто соберано заинтригован, и удвоили усилия. Они ошиблись: вовсе не сведения интересовали Росио.

Он посетил тюрьму через четыре дня. Начальник казематов отводил взгляд, тюремщики смотрели словно мокрые коты, а пленник…

Росио не рассвирепел, не вызверился на собственных людей, говорил спокойно и холодно, но видел страх на обычно суровых лицах. Он приказал доставить пленника в Алвасете и поселить в западной башне, которую с тех пор старательно обходил стороной, но не любоваться на окно просто не мог.

Пленник не являлся демоном или тварью и болел столь же долго, как и любой человек, подвергшийся пусть и не жестоким, но изматывающим пыткам, а еще он отказывался от еды и не слушал врача. Временами думалось, он не выживет, и тогда Росио поднимался по крутой винтовой лестнице в башню и сидел у двери ночи напролет в обществе бутылки вина. Морисский лекарь качал головой, говорил, что больной не следует его рекомендациям, и разводил руками: если человек не хочет жить, никакая магия не поможет.

И тогда Росио отправился к нему. Он уже не помнил, о чем именно говорил, какие нашел слова, и они или сквозящие в голосе эмоции расшевелили пленника. Тот согласился подкреплять свои силы, но только куском хлеба и водой или шадди. Он оправился недели через три, и Росио приказал дать ему волю, в тот же день об этом пожалев.

Сначала он натерпелся, узнав о прогулке к морю, затеянной пленником: ожидал всего самого худшего, но убеждал себя, что деться тому некуда, — бухта окружена скалами, единственная дорога ведет в замок, и сбежать невозможно, разве только вплавь. Последнее тоже не вышло бы: слишком сильное течение к берегу. Утонуть в их бухте мог лишь самоубийца, но такой и в кружке воды захлебнулся бы.

Пленник вернулся, когда Росио уже настолько извелся, что собирался послать на берег стражу, а то и отправиться туда лично. Светлая кожа покраснела почти до гранатового цвета, к вечеру у пленника начался жар, а затем по спине и плечам вздулись волдыри. Сколько Росио себя помнил, с ним никогда не случалось ничего подобного. Несмотря на бледность, он не обгорал ни разу.

«Видите, соберано, не человек это. Наше солнце ласково, нам оно жизнь несет, а вот у тварей отнимает», — предупреждал Хуан, но Росио отказывался слушать. Он уже был одержим, и ничего поделать с этим не выходило.

После того случая пленник больше не пропадал в бухте дольше, чем половину часа, предпочитая находиться в замке или спускаться во внутренний двор, и, пожалуй, больше всего раздражал Росио тем фактом, что не искал с ним никаких встреч.

Подобное не могло продолжаться бесконечно, и однажды, подгадав правильное время, Росио пришел в библиотеку.

«Здравствуйте, юноша. Как самочувствие?»

Пленник едва заметно кивнул, не поднимая глаз от книги. Статный, высокий, привлекательный, но чужой. И родной при этом. Наваждение. Воплощенное безумие, рано или поздно настигающее всех представителей рода Алва.

«Интересуетесь древними легендами, юноша?»

Пленник оторвался от чтения и посмотрел на Росио рассеянным взглядом, в котором удивление мешалось с сумерками, туманом и дождливым небом.