Золото Роммеля - Страница 23

Курбатов улегся на кровать и, забросив ноги на перила, закрыл глаза: «Нервы! Все вокруг жалуются на нервы. А что делать, на что жаловаться ему, человеку, прошедшему по тылам врага всю Евразию? Нужно жить и сражаться. Тактика боевых слонов: подняли хоботы, протрубили боевой клич – и в бой!»

Барон вновь, теперь уже бегло, просмотрел удостоверение личности, справку, еще какие-то документы, касающиеся офицерского довольствия, и швырнул все это на стол.

– Неужели опять разочарованы? – благодушно спросил Курбатов. Страхи Шмидта казались ему детским капризом. – Вы слишком усложняете себе жизнь, барон – вот что я вам скажу.

– Какими бы бумажками ни осчастливливали меня Скорцени и его парни, все равно, поверьте мне, князь, это уже не жизнь, а великосветское дерь-рьмо!

– Ну, если вам удается видеть ее в таком ракурсе, – пожал плечами Курбатов.

– Почему я вынужден всю оставшуюся жизнь прятаться?

– Просто делайте вид, что ничего не происходит. Скоро мы окажемся на побережье Лигурийского моря. Вы будете загорать на пляже, дышать средиземноморским воздухом, любоваться горами… Что еще нужно человеку, когда вокруг агонизирует Вторая мировая война?

– Послушайте, полковник, вы не собираетесь еще раз отправиться в тыл к русским?

– Если бы и собрался, барон, то вас в свою группу не включил бы.

– Почему? Просто так спрашиваю, из любопытства…

– Будь вы членом моей группы, я пристрелил бы вас в первый же день. Как только услышал бы ваше неугомонное нытье.

– Оскорбляете, полковник. Барона фон Шмидта оскорбляете. И, может быть, впервые в жизни, я не могу сказать, что вы – великосветское дерьмо. Не потому, что опасаюсь, а потому что это было бы несправедливо. Я искренне уважаю вас как фронтового офицера. Видел вас в деле, там, в поселке, на дороге, в ущелье. К тому же вы – аристократ. А это особая каста, да, полковник, особая. Ну а все, чем мы занимаемся, это и в самом деле всего лишь великосветское дерь-рьмо.

– Оригинальный способ восприятия мира.

– Не оригинальный, полковник, не оригинальный. И я не понимаю, почему из-за каких-то лежащих на дне моря ящиков я вынужден буду всю оставшуюся жизнь прятаться. Причем, что самое ужасное, от своих же.

– Ибо в вашем трагическом случае, – спокойно остудил его князь, поудобнее укладываясь на кровати, – наиболее опасны именно свои. И еще – как диверсант диверсанту: как можно реже упоминайте о ящиках. Даже в разговоре со мной. Офицеру, только недавно получившему тяжелейшую, как утверждается в вашей медицинской справке, травму на Восточном фронте, подобные воспоминания крайне вредны.

– Прекратите издеваться, князь. Это не так легко переносить, как вам представляется.

– Я бы поиздевался, если бы спросил, не хотите ли в самом деле получить контузию на Восточном фронте? Чтобы в ваших документах все соответствовало действительности.

– Не знаю, может быть, на вилле «Орнезия» действительно не так уж и дурно, – благополучно ушел от этой темы барон. – Но попомните мое слово: надолго задержаться в этом раю нам не позволят.

– А я и не собираюсь задерживаться там надолго. Это не в моих правилах – засиживаться на одном месте.

Осень 1944 года. Северная Италия.

Вилла «Орнезия»

Родль выглянул в иллюминатор и мечтательно улыбнулся:

– Какое же оно в эти минуты красивое – море!

Поначалу Скорцени высокомерно проигнорировал восторг своего адъютанта, но тотчас же спохватился:

– Какое еще море, Родль?! Вы чем это восхищаетесь?

– Морем. Самым обычным морем, – пожал плечами гауптштурмфюрер. – Теперь мы, по существу, летим вдоль берега, даже приближаемся.

– Сидевший рядом с ним штурмбаннфюрер оттолкнул плечом адъютанта и тоже припал к иллюминатору.

– Но ведь мы должны лететь через Австрию! Откуда море, дьявол меня расстреляй?!

Родль очумело повертел головой, давая понять, что происходит нечто такое, что вышло из-под их контроля.

– Сейчас мы исправим ошибку штурмана, – прохрипел он и, расстегнув кобуру, метнулся к кабине пилота. Словно бы избегая неприятных объяснений, летчик вдруг нацелил машину вниз и пошел на разворот, так что Родль едва удержался на ногах.

«Предательство! – первое, что пришло на ум гауптштурмфюреру. – Нас предали и пытаются доставить в расположение англичан!»

Уже выхватив пистолет, он оглянулся на Скорцени. Тот отвернулся от иллюминатора и теперь сидел, скрестив руки на груди, в позе Наполеона, принявшего после битвы под Ватерлоо решение сдаться на милость своих лютых врагов.

«Что-то здесь не то, – загипнотизировало Родля спокойствие шефа. – К тому же, пристрелив пилота, ты все равно погубишь и себя, и самолет».

– А море действительно красивое! – на ухо ему прокричал Скорцени, когда адъютант – злой, взбудораженный – вернулся на свое место. – По-моему, мы где-то в районе Савоны или городка с многозначительным названием Империя, так и не ставшего столицей этой самой империи.

– А там нас ждут англичане.

– Придется заставить вас изучать карту боевых действий, Родль. С фронтовой географией у вас всегда было плоховато.

– Но когда я требовал, чтобы вас доставили в Венгрию, вас доставляли в Венгрию, а не в Югославию, – огрызнулся адъютант, удивленный тем, что Скорцени столь быстро смирился с изменением курса.

– А жаль, если бы нас вовремя доставили в Югославию, война пошла бы по совершенно иному сценарию.

– Только уже без нас, – ухмыльнулся Родль с мимикой городского юродивого. У него это всегда получалось.

Беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что приземлились они на одном из полевых аэродромов германских люфтваффе, и это как-то сразу же успокоило обоих пилигримов. Еще больше они усмирили свой гнев, когда увидели, что к ним направляется офицер в форме СС.

– Каким образом мы здесь оказались? – резко спросил Скорцени вышедшего из самолета летчика, прежде чем эсэсовец приблизился к ним.

– Прибыли туда, куда было приказано прибыть, – невозмутимо объяснил обер-лейтенант.

– Кем… приказано?

– Моим командиром.

– Но ведь мы должны были лететь…

– В Австрию, – согласился пилот. – Однако в последнюю минуту маршрут был изменен. Мне сообщили об этом по радио, и я был уверен, что вы в курсе событий. Поэтому в подробности не вникал.

– Где же мы в таком случае приземлились?

– На полевом аэродроме «Зет-42».

– А более внятно нельзя?

Пилот пожал плечами с такой снисходительностью, будто ему приходится объясняться с несмышленым подростком.

– Этот аэродром находится неподалеку от итальянского городка Манжори. Вам показать на карте? – поинтересовался летчик, поняв, что название абсолютно ни о чем штурмбаннфюреру с исполосованной шрамами щекой не говорит.

– Убирайтесь к дьяволу со своей картой. И так все ясно.

– Мне приказано ждать вас на этом поле трое суток. Только трое.

– Ждать меня?! Это, конечно, трогательно, хотя я никого не просил о такой услуге.

– Мы, в авиации, привыкли лететь, куда нам приказывают, и не пытаемся знать то, чего знать нам не положено.

– Интересно, как это Герингу удалось добиться такого послушания? – не без ехидства спросил Скорцени, решив, что на досуге он еще разберется с этим пилотом, как и с теми, кто решается отправлять его, обер-диверсанта рейха, не туда, куда он велит, а куда им вздумается.

Оберштурмфюреру Теодориху было под тридцать. Молодцеватый вид, загорелое на южном солнце, худощавое лицо… Представившись Скорцени как руководитель местного отделения СД, он тотчас же сообщил, что в их распоряжении – трофейный английский джип, будто специально созданный для езды по горному итальянскому бездорожью.

Скорцени и Родль изумленно переглянулись, однако ни тот, ни другой не решились поинтересоваться у Теодориха, куда, собственно, им надлежит ехать по «горному итальянскому бездорожью», чтобы не выглядеть в глазах этого аэродромного щеголя законченными идиотами.