Золото Иссык–Куля - Страница 39

– Он долго в лесу жил, и его все звери слушались. Придешь, бывало, к его келье, а там медведь сидит. Громадный, как скала, страшный, пасть откроет, там такие клыки, вмиг раздерет на кусочки. А Виктор выйдет, скажет зверю: «Иди, Миша!», и уходит медведь. А еще ворон у него был. Крикнет Виктор как–то по–особому, птица к нему из лесу летит. Покормит, она назад улетает.

Девочки слушали, разинув рты, забывая при этом про еду. Отец цыкнул на них, они носы ткнули в тарелки, а Люба, что постарше, попросила:

– Дедушка, а про клопов расскажите.

Отец Ираклий усмехнулся:

– Виктор запрещал любую живность убивать, даже клопов. Зайдешь к нему в келью, а все стены красные от клопов. Они, говорит, тоже тварь Божия, не смейте их трогать! Виктор, удивительное дело, никогда не мылся, только иногда керосином мазался, чтобы меньше клопы донимали, а запаха неприятного от него никогда не было, только елками пахло. Истинно святой человек. Не монах, а какой набожный. Подхожу раз я к его пещерке, а Виктор молится. И такая сильная молитва его, что воспарил он над землей метра на два. Испугался я, что нарушу его службу, и потихоньку, чтобы даже веточка не хрустнула, удалился к себе. Вот человек!

Помолчав немного, отец Ираклий продолжал:

– Сегодня ночью передо мной вся моя жизнь прошла. Было мне видение, что погибнет Виктор в этом году. И архимандрит Геннадий, и священник Исайя, многие погибнут в этом тридцать седьмом году. Кончится и моя жизнь. Господь забрал всех моих братьев по духу, один я живу – это неправильно. Но как Господь решил, так и будет.

Сергей Бочарников посмотрел на отца Ираклия:

– Может, и я погибну? Я ведь тоже в колхоз не пойду. Хотя и беден я, но привык на себя рассчитывать да зарабатывать собственным трудом.

На вопрос Сергея старец сразу же ответил, не задумываясь:

– Ты, Сергей, будешь жить долго. Ничего не бойся. Верь в Бога, и он тебе поможет!

Уже после завтрака отец Ираклий сказал Сергею:

– Жалко архимандрита Геннадия. Достойный он человек. В своем видении я словно был рядом с архимандритом в Пржевальской тюрьме. Я видел, как жестоко над ним измывались чекисты. Как вывели его в киргизском халате с волосяной веревкой на голове, вместо тернового венца, и расстреляли. Я видел, как пытались сломить дух странника Виктора. Нет такой силы на земле, чтобы сломать веру божьего человека. Я видел, как в ярости от собственного бессилия над простым жалким человечком, которого они не могут подчинить своей воле, чекисты выкинули Виктора из самолета по пути к месту его ссылки. «Пусть твой Бог спасет тебя!» – кричали они вслед. Тело Виктора стремительно падало вниз, а душа устремилась ввысь, навстречу с Творцом. Теперь наступают черные времена. Скоро, очень скоро, в сороковом году людей ждет страшное испытание. Спасутся те, у кого есть вера. А вы больше не ходите в церковь. Нет теперь на Руси настоящих церквей, там только волки в овечьих шкурах. Дома молитесь, ищите святых людей!

К вечеру, помолившись, отец Ираклий отодвинул досточку и выполз из своей кельи–закрома. Вокруг цвели яблони, и на землю спускалась благодать. Наступал светлый праздник Вознесения Господня.

Увидев старого монаха, подбежали дочки Сергея. «Пойдемте, ребятки, погуляем», — позвал их отец Ираклий, и они пошли в сад. Утомившись, старец прилег под яблоню и уснул. Девочки продолжали играть рядом. Внезапно отец Ираклий вскрикнул громко: «Ратуйте! Ратуйте!» Да так громко и страшно, что девочки испугались и побежали в дом за старшими.

Когда отца Ираклия внесли в дом и положили на кровать, он очнулся и позвал к себе Сергея.

– Вы живите. Сейчас интересное время, надо жить. Теперь надо смотреть, как все происходит. Не надо бояться. Наступает царство Антихриста. И люди вокруг думают только о своей плоти. А что есть наше тело? Оно же вроде как одежда. Поносили и выбросили, когда она стала ненужной. Только вера спасет человека. Человек без веры, словно зверь дикий, за еду собрату глотку перегрызет. Там, куда я сейчас иду, не нужны богатства земные, а лишь духовные. Там воздастся каждому по делам его. Все, что вы накопите на земле, превратится в тлен. После вашей смерти нажитое вами растащат родственники и знакомые. И память о вас умрет вместе с вашими вещами. Копите духовные сокровища не на земле, но на небесах. Творите добро. Любите людей и когда они любят вас, и когда ненавидят и преследуют. Они не ведают, что творят. Никогда не отчаивайтесь, Господь с вами!

Потом монах сложил руки на груди крестом, закрыл глаза и сделал последний вздох.

Сергей благоговейно смотрел на почившего старца. В комнате было тихо, и в полусумраке казалось, что от почившего изливается слабое сияние. Сергей на всю жизнь запомнил этот миг, то светлое чувство, которое охватило все его существо. Как будто не человек умер, а случилось радостное и светлое событие – святого старца призвали к престолу Господню. Сергей не знал, сколько времени он стоял, словно зачарованный глядя на тело отца Ираклия. Печаль в сердце Бочарникова смешивалась с какой–то возвышенной радостью. И на душе у него было легко и чисто. Сергей благодарил Бога за то, что видел кончину праведника. Отца Ираклия похоронили в синем костюме, который он попросил Анастасию сшить незадолго до своей смерти. Видимо, Господь известил старца о дне, когда Он заберет монаха к себе. Хоронили отца Ираклия люди из села Сазановка и близлежащих сел, которым старый монах помог избавиться от хвори, излечиться от духовного недуга, те, кто с помощью святого старца обрел путеводную нить в жизни – веру в Господа Бога. По тогдашнему обычаю, в вырытой могиле сделали подкоп в сторону, вроде ниши, и в него поставили гроб монаха.

Через тридцать восемь лет, когда и Сергей Бочарников предстал перед ликом Бога, его дочери решили похоронить отца рядом с мощами святого старца в селе Ананьево, так теперь называлась Сазановка. Каково же было их изумление, когда рабочие, вскрыв старую могилу, обнаружили совершенно не тронутый тленом гроб отца Ираклия. Он стоял словно новый, как будто не было этого долгого времени, а был лишь один миг между сегодняшним днем и далеким тридцать седьмым годом. Казалось, что отец Ираклий вот–вот откроет крышку гроба, пробудившись от чудесного сна, и спросит: «Ну, ребята, а какая сейчас у вас жизнь настала? Истинно ли веруете вы в Господа нашего Бога?»

Рабочие тихо опустили рядом гроб Сергея Бочарникова. Они боялись потревожить сон праведника, потому что им нечего было бы ответить на его вопрос…

26 января 1885 года в 9 часов утра в село Петровское, родовое имение помещика Николая Алексеевича Северцова, по тракту, ведущему к губернскому городу Воронежу, въехал колесный экипаж. Обычно в такую пору использовались сани, запряженные лихой тройкой. Но в этом году зима выдалась малоснежная, с оттепелями, которые не давали черной земле прикрыть свою наготу белоснежным нарядом. Деревья, воздев к серому небу свои изломанные руки–сучья, стояли серой унылой стеной вдоль тракта и по всему течению Дона, на берегу которого приютилось небольшое село Петровское. Василий Михайлович Стрижевский, сидевший в экипаже, с неудовольствием осматривал покосившиеся избы крестьян. Он кутался в накинутую на плечи шубу, а его мысли постоянно возвращались к странному посланию, которое он получил третьего дня от владельца сих мест Николая Алексеевича. Стрижевский был соседом Северцовых. Его родители были накоротке с родителями Николая Алексеевича, да и сам Василий Михайлович, несмотря на свою молодость, знавал и любил Алексея Петровича и Маргариту Александровну Северцовых. Отец Николая Алексеевича, подполковник гвардии в отставке, до самой смерти не терял офицерскую выправку, был быстр в решениях и удачлив в ведении хозяйства. Ни одно из сел большого имения не оставалось без его зоркого глаза, везде царил порядок и процветание. Всюду появлялась его внушительная фигура, слышался громовой голос, подкрепленный подвижной жестикуляцией левой руки. Правая неизменно покоилась у бедра. Лишь подросши, Василий Михайлович узнал о беспримерной отваге Алексея Петровича в годы Отечественной войны 1812 года, о подвигах Северцова–старшего во время Бородинской битвы, когда тот и лишился правой руки. Василий Михайлович, бывая с родителями в доме Северцовых, проникся глубоким уважением к супруге Алексея Петровича Маргарите Александровне, нежной, любящей матери, воспитавшей пятерых сыновей и двоих дочерей. В их доме витал дух любви, каждый член семьи был привязан к семейному очагу, родителям и друг другу. Все дети были хорошо образованы, как и подобает истинным дворянам. Все свободно изъяснялись на французском, немецком и английских языках. Алексей Петрович, служивший по ведомству народного просвещения, организовал у себя дома превосходную школу для своего потомства. Воспитанием детей занимались хорошие гувернеры и лучшие учителя.