Золото Иссык–Куля - Страница 38

Отец Серафим имел незримую связь со своим духовным наставником – отцом Домном. Хотя тот и умер давно, но отец Серафим часто обращался к нему за помощью. Когда всю царскую семью большевики расстреляли, дух Домна первым поведал об этом событии отцу Серафиму. Так что когда к нему прибежали взволнованные монахини, неся горестную весть, он все уже знал и попытался успокоить женщин. Домн ему рассказал и о будущих бедах: гонениях на церковь, грядущей войне, царстве Антихриста.

Но в этот раз Домн не предупредил Серафима об опасности.

На Пантелеймона–целителя все пятеро монахов были в Алма–Ате в Никольском соборе на служении. Отец Серафим, иеромонах Анатолий и отец Феогност вернулись назад в скит, в горы Кызыл–Жара, а отец Пахомий и отец Ираклий остались ночевать в Верном.

Ночью приснилось отцу Пахомию, что на скит напали эфиопы и разорили его. В спешке собрались они вместе с отцом Ираклием и подались в скит. Добрались к темноте до пасеки, что под горой была. К скиту надо было через реку горную перебираться. А воды в ней много, так бурлит, что валуны катит. Речка эта летом так разыгралась, что чуть было весь город Алма–Ату не снесла. Больше половины домов сель уничтожил. Решили Пахомий и Ираклий утра дожидаться, а засветло на другой берег перебираться.

А к ночи на пасеке переполох случился. Снизу прибежали рыдающие монахини, из города народ пришел. Оказалось, что отец Анатолий, в страхе бежавший со скита, принес ужасную весть: отца Серафима и Феогноста убили!

Женщины требовали немедленно идти в скит. С большим трудом пасечники на лошадях перевезли людей на другой берег бурной реки. Ночью при свете факелов отцы Пахомий и Ираклий разыскали своих товарищей.

Отец Серафим, как молился, так и остался стоять на коленках в поклоне, одной рукой за столбик держится, а в другой – четки. Отца Феогноста нашли лежащим в своей келье. Лег, наверное, отдохнуть после молитвы, сложил крестом на груди руки, так его и застрелили.

Народ вокруг тел кричит, рыдает. Подошедший отец Анатолий рассказал, что вчера к вечеру к ним в скит пожаловали три красноармейца. Отец Серафим принял их, накормил, чаем напоил и уложил в своей келье спать. Сам же пришел к Феогносту и Анатолию и поделился своими страхами: солдаты подозрительные какие–то, все что–то шушукаются и по сторонам озираются, не спят. А утром постреляли Серафима и Феогноста. Серафим успел только крикнуть: «Беги, Анатолий!», и он побежал сломя голову подальше от скита.

Весь ободрался, всю одежду порвал, чуть было в реке не утонул, пока до пасеки добрался.

После того события отец Анатолий уехал в Ново–Афонский монастырь на Кавказ. Отец Пахомий скрывался в семьях верующих в Алма–Ате, а отец Ираклий жил в селе Талгар в семье старосты талгарской церкви Иллариона Дмитриева. В конце двадцатых годов пришла весть, что иеромонаха Анатолия арестовали и расстреляли. Вскоре и Дмитриева сослали на Аральское море. Подался отец Ираклий в знакомые некогда места, в иссык–кульские горы.

Построил он себе в лесу келью и жил там отшельником. Там–то его и нашел в начале зимы Мирон Николаевич Дубинин. Он ехал по лесу и услышал какие–то странные звуки, вроде как медведь рычал. Прислушавшись, Мирон Николаевич понял, что это стонет человек. Идя на звуки, Дубинин разыскал спрятанную в лесу келью–пещеру, в которой обнаружился старец. Отец Ираклий загнал себе в руку большую занозу. Рука распухла и покраснела. Старик места не находил себе от боли. Кое–как уговорив Ираклия сесть на лошадь, Дубинин привез старца в село Сазановку. Вызвал фельдшера, натопил баню, пропарил отца Ираклия и поселил у себя в маленькой деревянной кухонке, стоявшей отдельно в саду за домом.

Узнав, что у Дубининых появился святой старец, к ним потянулись односельчане. Спрашивали совета, просили помолиться. Многим помог отец Ираклий: кого от болезни избавил застарелой, кого на ноги поставил, кто уже и не ходил – только лишь силой своей молитвы. Молился Ираклий за упокой и за здоровье. И людям становилось легче. Обладал отец Ираклий, как и многие монахи, даром предвидения, открывалось ему будущее. Поэтому мог старый монах дать людям хороший совет. Благодарные сельчане спешили отблагодарить старца. Все, что приносили люди, отец Ираклий отдавал Евдокии, жене Мирона Николаевича. Выходил он из своей кельи редко, только в местную церковь, где проповедывал священник Исайя Горборуков, и в соседнее село – Семеновку, где служил архимандрит Геннадий, бывший благочинный Иссык–Кульского монастыря.

Очень любил отец Ираклий детей. В многодетной семье Дмитриева так играл и веселился с детьми, что порой закрывал лицо руками и говорил: «Прости мне, Господи!»

И у Дубининых, бывало, разыграется ребятня и давай снежками отца Ираклия забрасывать, мать ругается, а старец говорит ей: «Господь с тобой, Евдокия! Это же ангел в детях взыграл!»

Всего год прожил монах у Мирона Николаевича. В 1929 году Дубинина посадили в тюрьму за отказ присоединиться к колхозу, а семью раскулачили. Чекисты спрашивали, что за старик у них живет. Мирон Николаевич говорил, что отец Ираклий – его дядя.

Бывшего монаха забрал к себе двоюродный брат Дубинина Андрей. У него самого было девять детей. С женой Марией Петровной работали на поле с утра до поздней ночи. Отец Ираклий жил у них в небольшой избушке. Помогал по хозяйству, смотрел за детишками, кормил их обедами. Когда жена Андрея жаловалась ему на жизнь, отец Ираклий отвечал ей: «Мария Петровна, подумайте, какая жизнь будет! Мы ведь идем, как по ступенькам, чем дальше, тем тяжелей». Рассказывал им жития святых об их испытаниях и горестях.

Но даже года не прожил старец у Андрея. Того тоже раскулачили и посадили в тюрьму на десять лет.

После этого отец Ираклий попал в семью Бочарниковых, которая жила очень бедно. У Сергея и Анастасии было пятеро маленьких дочек. Ютились все в маленькой ветхой избе, в которой была только одна комната и печь, на которой спали дети. Сергей Бочарников хотел построить монаху келью, но отец Ираклий воспротивился и поселился в закроме. Даже печь отказался ставить. В особо холодные зимние ночи Анастасия приносила в закром ведро, наполненное тлеющими углями, вот и весь обогрев! И что удивительно, никакая хворь не могла одолеть старого монаха. Всегда он был в хорошем здравии и бодрости духа. Когда отцу Ираклию говорили об этом, он отвечал: «Я что, вот отец Серафим был крепок духом. Какие зимы мы с ним переживали в горах! А странник Виктор, тот вообще в одном брезентовом плаще ходил. Зато как они служили! Вот какие чудеса творит сильная молитва!»

Как ни был беден Бочарников, но и его пришли раскулачивать местные коммунары. Все из дома вынесли, оставив лишь голые стены. Хоть петлю готовь и вешайся. А куда жену с пятью детишками девать? Отца Ираклия тогда дома не было. Он ходил по горам, грибы собирал да святые места искал.

Пришел под вечер. Молча вынес две свои дерюжки, протянул Анастасии: «На, постели ребятам. Пусть спят, а мы с вами посидим ночью, поговорим».

Так всю ночь и просидели. Рассказывал отец Ираклий им о своей жизни, о своих товарищах–монахах и успокаивал: «Завтра Бог поможет, не бросит в беде». И, правда, наутро, прослышав об их несчастье, приехали родственники, пришли односельчане. Каждый что–то приносил Бочарниковым. Но были и такие, кто, отвернувшись от религии, кричали вслед Сергею презрительно: «Во, Бог идет!», а детей его дразнили Боговыми дочками…

В день накануне Вознесения Господня после заутрени семья села завтракать. Потихоньку отламывая кусочки от картофелины, отец Ираклий, как обычно, рассказывал детям о житии святых. Правда, сегодня он больше вспоминал своих товарищей–монахов. Иногда, поддавшись своим думам, отец Ираклий восклицал: «Ах, я грешник!» На вопрос Сергея, в чем же он грешен, старец горестно отвечал: «Всех побили в монастыре, когда киргизский бунт был, а я, грешник, под крышу спрятался! И отцы Серафим и Феогност погибли, и Анатолия расстреляли, а я все живу!»

И стал отец Ираклий рассказывать о страннике Викторе: