Золото - Страница 2

Удар.

Первое, что с напором врезается в сознание, – вкус. Словно пустота лишила меня чувств только для того, чтобы постепенно снова их вернуть.

Я чувствую на языке сладкий и древесный привкус сахарного тростника. Воображаю, как раздваивается стебель, как раздвигаются его края, чтобы я насладилась таящимся внутри вкусом. Помню, как еще маленькой девочкой клала его в рот и высасывала весь сахар. Ощущения настолько реальны, что я даже чувствую, как солнечный свет согревает тростник. Я будто возвращаюсь в Эннвин и снова его пробую. Рот наполняется слюной, когда вкус сахара становится насыщеннее.

Удар.

И вдруг меня окутывает запах.

Цветок. Но я не помню его названия, даже не помню, как он выглядит. Но стоит этому аромату проникнуть, и я вспоминаю, как прижималась носом к маминому пальто. Это воспоминание становится еще одним фрагментом в разрозненном сознании. Аромат насыщенный и глубокий, пьянящий своей цветочной свежестью, и теперь мне хочется заползти в этот цветок и дышать им вечно. Но не только из-за запаха – из-за мамы. Потому что этот успокаивающий аромат лип к ней, как и я сама.

Почуяв запахи, нос, похоже, снова дышит. Затхлый воздух пустоты заменяет мамин запах на что-то более глубокое и безудержное. Словно я попала в пещеру, которую тысячи лет не тревожили ни свет, ни чужое дыхание.

Удар.

Удар.

Следом чувствую кожей другое ощущение. По рукам и ногам проносится искра, возрождающая возможность снова ощущать прикосновения.

А пробуждает это воспоминание рука, которая держит мою ладонь. Это ощущение такое реалистичное, что я сжимаю пальцы, хотя снова кажется, будто я падаю, а желудок ухает вниз вместе с остальным телом. Но эта ладонь, эта мозолистая теплая хватка… Я не вижу его лица, не слышу голоса, но узнаю отцовскую руку. Сильную и уверенную. Дарящую ощущение безопасности. Держась за нее, я знала, что со мной не случится ни ужасов, ни горестей.

Удар.

Удар.

Затем ко мне неожиданно возвращается слух – в разъем моего сознания вставляют круглый предмет, поворачивающий замок.

– Аурен!

Я слышу, как меня зовет мальчишка.

– А-аурен! – Его голос такой смешливый, от радости он немного заикается. Мое имя звучит как пузырьки, лопающиеся с каждой буквой, а в конце раздается хлопок. Это искреннее, искрометное детское счастье сопровождает единственное слово, отзывающееся эхом. От него сердце сжимается от боли.

Когда голос затихает, я опять слышу, как шелестит ветер, как в пустоте гремит гром.

И потом, как дар, возвращается последнее чувство. Словно в темноте разворачивается бумага. Это воспоминание об утре в Эннвине, о мягких желтых лучах, которые ласкали мир так, словно целовали горизонт.

Я снова резко открываю глаза от этого света, хотя вообще их не закрывала.

Ко мне возвращается возможность видеть, и я, не моргая, смотрю на разлом в небе. Теперь он высоко-высоко надо мной и похож на кусок черной ткани, который порезали кинжалом. Он неподвижен и недостижим, а из него сверкающим водопадом истекает жидкое золото, устилая звезды.

Рядом со мной вспыхивают и гаснут молнии, отчего моя кожа сияет, оставляя в темном эфире полосы. На мгновение я забываю о страхе, потому что этот свет в темноте очень красив.

Но после эти рваные края разрыва начинают медленно смыкаться.

И у меня перехватывает дыхание.

Удар.

Удар.

Сердце учащенно бьется в груди.

Я тщетно смотрю, как срастается эта трещина, как восковые пальцы стискивают меня сильной хваткой. Я погружаюсь в эту пропасть между мирами, а волокнистые челюсти смыкаются.

И тогда я чувствую небывалый страх.

И несмотря на эти детские воспоминания об Эннвине, ужас сковывает меня так, что я оказываюсь им стиснутой. Я продолжаю падать и, возможно, застряну в этой промежуточной пустоте с рваными воспоминаниями – и это все, что у меня останется. Возможно, большего я не достойна.

Портал снова затягивается, а это значит, что Слейд не сможет последовать за мной. От осознания этого сердце раскалывается на части. Разрыв закрывается, а сил у меня нет, и я понятия не имею, как поступить, я одна и падаю…

«Не падай. Лети».

Сквозь калейдоскоп мыслей пробивается голос Слейда. Будто все разрозненные частички спаиваются вместе, снова собирая меня воедино.

Он придает мне уверенности, даже когда подо мной нет ничего, кроме воздуха.

«Ты должна прыгнуть в него, детка. Ты должна. Я не могу до тебя добраться».

Я смотрю, как последние дюймы смыкаются все быстрее и быстрее. Рваные полосы пустоты слипаются, словно чернила, растекающиеся по последнему дюйму бумаги, чтобы впитать портал, который был создан – создан для меня.

Я не хотела в него прыгать. Не хотела отправляться сюда одна.

«Посмотри на меня».

Я смотрю на шов, словно там могу увидеть взгляд Слейда. Словно его уже не скрыли от меня.

«Я найду тебя. Я найду тебя в той жизни».

Теперь мои чувства переполнены им.

Я помню вкус его кожи, когда проводила языком по его шее. Помню запах, когда прижималась щекой к его груди. Помню руки, которыми он держал меня в объятиях – уверенных, крепких, безопасных. Помню стук его сердца, бьющегося ради меня.

Звук его голоса, когда называл меня Золотой пташкой.

Помню, как он спустился с небес, словно видение. Свирепый, неистовый воин, явившийся с целью уничтожить мир, чтобы защитить меня. Эти глаза, меняющие цвет от зеленого к черному, пронзительный взгляд, говорящий мне тысячи фраз одновременно.

«Я найду тебя, Золотая пташка. Клянусь. А теперь лети».

Лети.

Раздается гулкий грохот, словно морские волны сталкиваются друг с другом.

Затем, одним последним стежком, разрыв затягивается.

Полностью. Совсем.

Больше не видно разрыва, сквозь который просачивалось мое золото. Не знаю, был ли он там вообще, поскольку мрачная пустота черной бездны окутывает меня удушающим плащом.

Путь назад отрезан. Орея, мир, который я знала, пропал, и все, что мне осталось, – полная неизвестность.

А я… я продолжаю думать об Энвине и слышать голос Слейда.

Он успокаивает меня. Напоминает.

Не падай. Лети.

Могу ли я?

Я закрываю глаза, чтобы перевести дух. Я заглушаю в себе страх. Подавляю слабость. Снова и снова слышу его сильный, уверенный голос, который придает мне сил. Чтобы, когда снова открою глаза, я могла повернуться и смириться со своим стремительным падением.

Чтобы страх придал мне сил.

Вокруг начинает собираться все золото, что стекало через разрыв вместе со мной. Оно течет вокруг моего тела сияющими ручейками, словно откликаясь на чей-то тихий зов. Даже пустота меняется в соответствии с моим настроем. Молнии сверкают золотыми искорками. Звезды начинают дрожать, испуская золотистый свет, который совпадает с биением моего сердца.

Я улыбаюсь в мерцающей темноте. Потому что, как только заставляю себя перестать бояться, понимаю, что отчего-то все кажется… таким, каким должно быть.

Когда в воздухе появляется очередная вспышка молнии, это привлекает мое внимание, и я замечаю одну звезду, что горит ярче остальных. Я чувствую, как она притягивает меня к себе, пока не начинаю щуриться от ее света.

Пока не оказываюсь так близко, что могу дотронуться до нее рукой.

Я скольжу кончиком пальца по ее ослепительному краю, который обжигает меня своим теплом. Стоит мне прикоснуться к нему, как он распадается в темноте, и из него, как из лопнувшей скорлупы, вырывается сияние. Оно переливается потоком, и я падаю в него, позволяя ему увлечь меня в реку звездного сияния.

И я не боюсь.

Потому что уже не падаю. Я парю навстречу неизвестности, поддавшись течению, и уже не кричу, не борюсь и не боюсь.

Мерцающая река света, которая уносит меня прочь, немного напоминает влюбленность. Быстрая и захватывающая, откровенная и сверкающая. Это великолепное утешение, поскольку оно удерживает меня в течении, потрескивая на моей коже и наполняя меня дрожью.