Знойные ветры юга. Часть 1 (СИ) - Страница 1

Октябрь 631 года. Тергестум (совр. Триест). Истрия.

Захолустная дыра, которой был Тергестум последние десятилетия, понемногу начала преображаться. Его светлость Виттерих, который изрядно повоевал в северной Италии, нагнал в город множество обозов с добычей и людьми. Иногда в Истрию приводили целые деревни римлян вместе со скотом и птицей. Было того скота весьма немного, положа руку на сердце. Замордованные потомки Ромула и Рема уже давно сами превратились в подобие скота для своих хозяев-германцев, а постоянный страх сделал их равнодушным покорным стадом. Не убивают — и ладно. Толпы перепуганных людей, которых гнали из родных мест, ждали самого худшего, но нет… Им дали землю, семена, дали лес на стройку, дали топоры, плуги и мотыги. И освобождение от податей на три года дали тоже. Так понемногу пустоши благодатной когда-то римской Истрии стали обживаться трудолюбивым народом, мечтавшим о твердой власти, законе и порядке. Они были счастливы, только осознание этого факта пришло к ним не сразу. А вот герцог этой благословенной земли все глубже и глубже влезал в долги перед Денежным Приказом Словенского княжества. Мануфактуры Новгорода и Братиславы были загружены заказами, которые оплачивала казна. И когда-нибудь, а точнее, через пять лет, все эти благодеяния должны быть оплачены звонкой монетой или товаром по сходной цене.

Городок Тергестум шумел и волновался, словно в старые добрые времена. А точнее, он и в те времена так не волновался, находясь в тени блестящей Аквилеи. Нищая рыбацкая деревушка, в которую Тергестум до этого неуклонно превращался, снова начала вспоминать времена процветания. По крайней мере, на лицах жителей появилась несвойственная им до этого деловитость, а перманентная унылая тоска, которая, казалось, не сходила с их физиономий с самого рождения, возвращалась туда уже изредка, как будто по застарелой привычке. А все потому, что у этих людей появилась надежда. Глухой угол имперских земель, прочно забытый всеми, кроме сборщиков налогов, вдруг увидел просвет в той мрачной тьме, что его окружала. В городе появилась соль, в городе появились воины, которые начали тратить денежки из добычи, и закономерно, в городе немедленно появилась торговля, ремесло и веселые девки. Откуда взялись последние, так никто и не понял. Вроде бы еще вчера их не было, а сегодня вот они, продают за недорого женскую ласку.

Все еще робко, но открывались первые лавки и мастерские. Кто-то вспомнил, что он пекарь в десятом поколении, кто-то башмачник, а кто-то медник или кузнец. Все это ремесло было и раньше, но в таких микроскопических масштабах, что прокормить свои семьи жители этого города решительно не могли. Они были скорее козопасами и рыбаками, чем горожанами имперского образца. Их жизнь пошла на поправку, и только одна прослойка людей так и не смогла вернуть свою прошлую жизнь — бывшие землевладельцы — куриалы. Было их немного, человек двадцать-тридцать, но шумели они за десятерых. Его светлость, подумав, сказал, что землей тут будет владеть он сам, а остальные будут ее обрабатывать и платить ему налоги. И уже несколько делегаций горожан пытались было завести вот такой вот разговор:

— Ваша светлость! Вы изволили поселить приведенных вами людей на земли моей семьи! Они будут платить мне аренду?

— Будут,- кивал Виттерих.- Но только не тебе, а мне.

— Но ведь это моя земля! — вопил горожанин. — Со времен императора Анастасия мои предки выращивали там оливу!

— А ты чего ее не выращивал? — задавал резонный вопрос герцог.

— Но ведь пришли склавины и заняли эти земли, — непонимающе смотрел бывший рантье, одержимый жаждой богатой и беззаботной жизни.

— Что же ты их не прогнал? — откровенно потешался Виттерих.

— Так как же я их прогоню? — смешался горожанин. — Я ведь не воин…

— Вот! — поднял вверх палец Виттерих. — Если ты не можешь защитить свою землю, значит, она не твоя, — резонно возразил он.

Герцог был на редкость простым парнем и решения любил такие же, простые и понятные.

— Или ты считаешь, что я со своими парнями кровь проливал, чтобы осчастливить такого, как ты? Пошел вон отсюда! Иди, работай, бездельник! Кирпич сам себя не уложит.

Горожанин уходил, склонив голову. Он ведь всерьез и не надеялся ни на что. Той землей владел в лучшем случае его отец, а то и дед. Земли Истрии словене обжили уже очень давно, согнав оттуда прежних хозяев. А его светлость очень хорошо помнил по своей жизни в Испании, каково это, когда тебя окружают магнаты, владеющие земельными латифундиями. Опасные это были люди, и причиной этой опасности было их богатство. «Готская болезнь» — так называли в это время привычку испанских королей умирать в цветущем возрасте от переизбытка железа в организме. И Виттерих поклялся сам себе, что в своем герцогстве он сам станет таким магнатом, тем более, что за примером далеко ходить не нужно. Вот она, Словения, прямо за горами. У тамошнего государя все отлично получилось.

— Герцог, — в покои зашел стражник. — Там купец какой-то просится. Не из наших земель, морда смуглая, нос крючком. Говорит, по важному делу.

— Зови, — кивнул Виттерих. Купец — это хорошо. Купцы — это пошлины. Виттерих очень любил собирать пошлины. Только тут их пока собирать было не с кого.

Когда в покои зашел купец, Виттерих с любопытством оглядел его. Иудей, вне всякого сомнения. Их в Испании великое множество живет. Кое-где их чуть ли не больше, чем христиан. Он, когда в Лугдунуме герцогом был, удивился даже. Там рынок с субботы на воскресенье перенесли из-за них. Они все, как один, в субботний день торговать отказывались(1). Как епископ ни проклинал нехристей, а сделать ничего не мог, ведь больше половины горожан ходили не в церковь, а в синагогу. Впрочем, Виттериху было на это плевать. Он так и не понял всех тонких материй, которыми отличались эти две веры, и вникать в это не имел ни малейшего желания. Его волновали вещи куда более приземленные.

— Ваша светлость! — склонился купец.- Меня зовут Ицхак, я купец из Кесарии. Я привез груз для его светлости Самослава. Коней из Персии, сорок голов.

— Кони! — возбужденно вскочил Виттерих. — Покажи! Тут уже месяц сын хана из племени тарниах тебя ждет, а с ним дьяк из Белграда.

Дом герцога стоял в самом порту, и он стрелой выскочил наружу. Там, у пирса, Виттерих увидел пришвартованную египетскую баржу, горделиво расставившую во все стороны свои пузатые бока. Шумные, словно обезьяны, александрийские греки повалили по сходням вниз, в убогий кабак, который только-только открыл свои двери. Впрочем, морякам было плевать на его убогость. Тут другого кабака и не было. Моряки требовали вина, горячей жратвы и шлюх, соскучившись в море по женской любви. Посмотреть на это чудо собрался весь Тергестум. Сюда такие корабли не заходили уже лет восемьдесят. И одно только это зрелище сделало больше, чем все обещания нового герцога. В Тергестум возвращалась жизнь!

— Красавцы! — восторженно шептал Виттерих, нежно проводя рукой по гладкой, шелковистой коже. Конь фыркнул брезгливо и отстранился от непрошеных ласк. Конь явно знал себе цену. Он, и впрямь, был необыкновенно хорош.

— Продай одного! Богом прошу!

— Ни в коем случае, господин герцог, — проскрипел противным голосом дьяк из Белграда, беглый имперский евнух. — Это имущество его светлости Самослава Бериславича. Конный завод в старых землях рода уар построен. Теплые конюшни сделаны, поля засеяны овсом. Племя тарниах этих коней будет разводить для княжеского войска. И только они! За заслуги перед государством. Таких кораблей еще четыре прибудет. Озаботьтесь, пожалуйста, тем, чтобы на этих коней даже муха не села, иначе его светлость будет очень недоволен.

Виттерих ничего не ответил. Он зло повернулся на пятках и пошел прочь. Ему хотелось кому-нибудь морду набить, и прямо сейчас. А сзади, не зная о его желаниях, суетливо следовал иудейский купец, который явно хотел продолжить их разговор.