Знаменитые мудрецы - Страница 13

Современники, особенно земляки-эфесцы, не всегда понимали Гераклита из-за скрытности натуры и загадочности его философии. Принять философа действительно было непросто. Как уже говорилось выше, нетерпимость к людям, особенно к философам, его современникам, вечное недовольство окружающими, тяжелый характер, склонный к сварливости, не прибавляли ему симпатий. По-видимому, он и сам это чувствовал, потому и предпочел уединиться в горах, где вел жизнь простую, даже аскетическую, употребляя исключительно растительную пищу.

Философ Платон был в числе немногих, кто по достоинству оценил глубокую, хотя местами и затемненную, философию Гераклита. В одном из своих трактатов он несколько раз ссылается на главную идею старшего соотечественника, излагая ее в форме толкования: «Бытие и множественно, и едино. Оно держится и враждою, и дружбою, а расходящееся всегда сходится». Причем Платон имел в виду именно одновременное сосуществование двух тенденций – расхождения и схождения.

Гераклит был не просто мудрецом, но и подвижником познания высших материй бытия. Его оригинальный ум сопоставим разве что с невероятной гордостью, презрением ко всему суетному и ограниченному. Сказалось, видимо, происхождение: ведь Гераклит был не просто аристократического, но царского рода. Его общение с сильными мира сего мало чем отличалось от отношений с простолюдинами и рабами. Красноречивое тому подтверждение – переписка Гераклита с могущественным царем Дарием. Персидский правитель направил философу письмо с таким предложением: «Тобою написана книга «О природе», трудная для уразумения и для толкования. Есть в ней места, разбирая которые слово за словом, видишь в них силу умозрения твоего о мире, о Вселенной и обо всем, что в них вершится, заключаясь в божественном движении; но еще больше мест, от суждения о которых приходится воздерживаться, потому что даже люди, искушенные в словесности, затрудняются верно толковать написанное тобой. Посему царь Дарий, сын Гистаспа, желает приобщиться к твоим беседам и эллинскому образованию. Поспешай же приехать, дабы лицезреть меня в моем царском дворце».

На что Гераклит отвечал Дарию: «Сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются, а принадлежат в дурном неразумии своем к алчности и тщеславию. Я же все дурное выбросил из головы, пресыщения всяческого избегаю из-за смежной с ним зависти и по отвращению к спеси. Потому и не приеду я в персидскую землю, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе».

Проживший уединенную, но свободную и независимую жизнь, начисто лишенный стремления к внешнему благополучию, Гераклит до конца своих дней решал, по существу, одну и ту же задачу, выраженную им в редком по красоте изречении: «Единая мудрость – познавать мысль как то, что правит всем через все».

Древнегреческий философ. Основные сочинения: «О любви», «Государство», «Эдип», трагедия «Фиеста».

Ни о каком другом мудреце античности не сложено столько легенд, преданий, а то и просто анекдотов, как о Диогене. Прочитай или услышь их сам «герой преданий», вполне возможно, что и не узнал бы в них самого себя. А все благодаря другому Диогену – Лаэртскому, историку философии, жившему гораздо позже, в III в. н. э. Это он поведал миру и о хождении своего знаменитого тезки средь бела дня с фонарем по улицам в поисках «человека»; и о бочке, в которой жил философ; и о его экстравагантном поведении, к которому, правда, сами афиняне относились весьма снисходительно. Да и не стыдился Диоген ни своего образа жизни, ни мыслей, ни крепких выражений в адрес «псевдофилософов», коих в Афинах всегда было немало. Он знал свою судьбу, свое положение в мире человеческом, а оттого и был равен самому себе, ни перед кем не притворяясь и гордо заявляя о своем космополитизме: «Я – гражданин мира». Свой жизненный путь Диоген определил сам, правда, нередко повторяя, что над ним исполнилось трагическое проклятие, ибо он не кто иной, как:

И тут же добавлял, что судьбе всегда можно противопоставить мужество, закону – природу, а страстям – разум. С таким же мужеством нес Диоген нелегкую ношу уличного мудреца, острослова и прорицателя, ежедневно рискуя нарваться на насмешки недалеких горожан.

Диоген родился ок. 400 г. до н. э. в городе Синопе. Его отец Гикесий заведовал казенным меняльным заведением, которое в то время занималось и чеканкой монет. Бытует легенда, будто он подделывал монеты и сбывал их местным купцам. О проступке узнали местные чиновники, за что Гикесий был изгнан из Синопа. По другой, менее правдоподобной версии, ему в этом неприглядном деле будто бы помогал и Диоген, который затем вместе с отцом скитался за пределами родины. Возможно, отсюда упомянутая строчка «лишенный крова, города, отчизны…» К этой весьма туманной истории Диоген Лаэртский добавил любопытную деталь. Оказывается, Гикесий, прежде чем заняться сомнительным ремеслом, отправился в Дельфы, в храм Аполлона, чтобы спросить оракула, следует ли ему это делать. Оракул посоветовал ему «произвести переоценку ценностей». Отец философа, не поняв истинного смысла изречения, стал подделывать монеты, в чем и был уличен.

Так или иначе, странствующий Диоген оказался в конце концов в Афинах, куда стекалось множество народа, чтобы приобщиться к мудрости. Достоверно известно, что Диоген был учеником Антисфена, основателя школы киников, и с тех пор тоже стал именоваться последователем кинической философии. Правда, Антисфен не сразу принял Диогена, поскольку взял за правило не иметь учеников. Но синопский скиталец оказался на редкость упорным и настойчивым юношей. И когда разгневанный Антисфен замахнулся на кандидата в ученики палкой, тот сам подставил голову, сказав: «Бей, но ты не найдешь такой крепкой палки, чтобы прогнать меня».

Киники принадлежали к сократической школе философии. Их основное теоретическое положение заключалось в отрицании реальности всеобщего и в признании только единичных вещей. «Понятие» в этом случае является лишь словом, объясняющим то, чем вещь бывает, или то, что она есть. Поэтому применение к отдельным предметам общих понятий невозможно. Киники считали, что учение Платона об умопостигаемых «видах» несостоятельно, поскольку восприятию доступен единичный, чувственно воспринимаемый экземпляр вида, но никак не сам «вид» или «идея». Согласно их этике, мудрость состоит не в недоступном для человека теоретическом знании, но только в познании блага. Истинное благо может быть достоянием каждого, а целью жизни является не богатство, не здоровье, и даже не сама жизнь, а лишь спокойствие, основанное на отрешении от всего, что делает человека зависимым, – от имущества, от наслаждений и условных понятий. Отсюда мораль аскетизма, выражающаяся в крайней простоте, презрении к материальным потребностям, кроме основных, без которых жизнь невозможна; насмешка над религиозными предрассудками; проповедь естественности и личной свободы.

Диоген не только принял взгляды Антисфена, но дополнил и развил их собственными идеями, оставшись благодарным учителю до конца жизни, что явствует из слов: «Я перестал быть рабом с тех пор, как меня освободил Антисфен».

В данном случае Диоген выразился в переносном смысле, имея в виду «освобождение от рабства» как от незнания. Но другой древнегреческий историк Менипп в книге «Продажа Диогена» рассказывает о том, что Диоген действительно некогда попал в рабство, правда, неясно когда, скорее всего после того, как он покинул Синоп. Во время путешествия корабль, на котором плыл Диоген, захватили пираты, после чего на Крите его как раба выставили на продажу. На вопрос глашатая: «Что ты умеешь делать?» – Диоген с достоинством ответил: «Властвовать людьми». Этот ответ и решил судьбу философа. Его купил знатный человек по имени Ксениад. Он отвез Диогена в Коринф, приставил воспитателем к своим сыновьям и доверил вести хозяйство. Диоген настолько мудро распоряжался хозяйским имуществом, что Ксениад повсюду рассказывал: «В моем доме поселился добрый дух». Воспитывая детей Ксениада, Диоген обучал их ездить верхом, стрелять из лука, владеть пращой, метать дротики. Дети знали наизусть многие отрывки из творений поэтов и историков. А когда Диогену случалось выслушивать попреки за свое рабство, он обычно отвечал: «Несчастные, ведь благодаря изгнанию я стал философом». По-видимому, он одновременно был учеником Антисфена и служил в доме Ксениада.