Знаменитые авантюристы - Страница 74

Мог ли Родс с его неуемной жаждой обогащения оставаться в стороне и упустить такой шанс? Нет, конечно. Одним из первых он ринулся в это новое Эльдорадо, скупил участки на золотых полях, организовал добычу. И уже через год создал свою компанию, которая существует и поныне под тем же названием «Объединенные золотые поля Южной Африки» — одна из крупнейших в мире по добыче золота.

Десять лет спустя Родс мог заявить, что от добычи золота он лично получает до четырехсот тысяч фунтов стерлингов в год. Таким образом была создана могущественная империя алмазов и золота, которую честолюбивый Родс мечтал превратить в Африканскую империю под протекторатом Англии.

На пути к этой мечте лежало немало препятствий. И прежде всего — обитавший в междуречье воинственный народ ндебеле. Непокорный, свободолюбивый народ этот не желал оказаться в пасти льва и быть проглоченным белыми пришельцами. Началась затяжная война европейцев с африканцами. Там, где нельзя было одолеть туземцев силой, действовали хитростью, обманом, подкупом, натравливали на ндебелов народ шона, живший по соседству на территории так называемого Машоналенда.

Действия Родса облегчались тем, что он получил от Лондона своего рода мандат на завоевания в Африке и право управления новыми землями. И то и другое осуществлялось под флагом Британской южноафриканской привилегированной компании, обладавшей монополией на захват громадных областей Африканского материка. Причем слова «под флагом» следует понимать в буквальном смысле, ибо у компании были свой флаг, герб, печать, почтовые марки, да что там — своя армия и полиция! Целая империя в империи. Как же величали человека, который управлял всем этим? Не было должности, звания или титула, которые точно отразили бы полноту его власти. Называли его просто — Сесиль Родс. Всевластие его было безраздельным. Вот как характеризовал этого человека Марк Твен, побывавший в Южной Африке: «Весь южноафриканский мир — друзья и враги — трепещет от какого-то благоговейного страха перед ним. Одни видят в нем посланца Божьего, другие — наместника дьявола, властелина людей, способного одним лишь дуновением осчастливить или погубить; многие на него молятся, многие его ненавидят, но люди здравомыслящие никогда его не проклинают, и даже самые легкомысленные делают это только шепотом».

И вот этот чуть ли не полубог стоит на палубе парохода «Скотт» и, всматриваясь в даль, вспоминает, как впервые плыл этим маршрутом в неизвестность тридцать лет назад. Как и тогда, впереди по курсу над океанским простором реет величественный альбатрос — птица добрых предзнаменований. Нельзя не восхищаться этим великолепным созданием природы — царственным пернатым чудом, белым как снег, с огромными архангельскими крыльями. На память Родсу приходят строки поэмы Кольриджа: «И вдруг, чертя над нами круг, пронесся альбатрос». И еще из Бодлера, задолго до Родса увидевшего эту вещую путеводную птицу, когда плыл в Индию, и назвавшего ее «царем высоты голубой».

Так же и Родс достиг высот, каких немногим удавалось. И так же, как тогда, когда впервые увидел вещего альбатроса, он поверил в свою судьбу, — верит и теперь. Порукой тому птица добрых предзнаменований, встречающая его в море на подходе к Кейптауну.

…После почти трехнедельного плавания вдоль западного берега Африки «Скотт» бросил якорь в Столовом заливе на кейптаунском рейде. На пристани огромная толпа встречала Сесиля Родса как национального героя. Никто не обратил внимания на женщину, с которой Родс вежливо попрощался, прежде чем направиться в свой дворец Хрут-Скер. Это огромное поместье было куплено им за шестьдесят тысяч фунтов — сумма по тому времени баснословная. Голландское название сохранилось еще от тех времен, когда Капская колония принадлежала Нидерландской Ост-Индской компании. Правда, дом Родс основательно перестроил после пожара, во время которого этот его кейптаунский дворец сгорел дотла. Новое здание сохранило по его замыслу стиль старой голландской архитектуры. Предметом особой гордости хозяина был, однако, не сам дом и не прилегавшая к нему территория в полторы тысячи акров, засаженная разными экзотическими деревьями, а большая библиотека, где были собраны книги, посвященные Африке, и карты этого материка.

И каждый мечтал попасть во дворец — это святилище африканского владыки, где бывали и принц Уэльский — будущий король Эдуард III, и молодой еще тогда, но уже популярный поэт Редьярд Киплинг, и усмиритель туземцев генерал Каррингтон, и другой, отличившийся в Судане, генерал Китченер, впоследствии фельдмаршал, и, конечно, все высшие колониальные администраторы — губернаторы Капской колонии, одновременно являвшиеся верховными комиссарами Южной Африки, — и Геркулес Робинсон, и сменивший его Альфред Милнер, и лорд Рондолф Черчилль со своим молодым сыном Уинстоном, тогда еще корреспондентом.

Впрочем, если не попасть во дворец, то оказаться возле него и даже расположиться на ступеньках дозволялось и простым смертным. Родс, разыгрывавший из себя демократа и радушного хозяина, разрешил пользоваться такой привилегией туристам и горожанам с одним лишь условием — «только для белых».

Надо ли говорить, что попасть в число гостей Родса желала и Катерина Радзивилл. Задачу эту облегчил он сам. Передал ей открытое приглашение на обеды в Хрут-Скер. Она восприняла это с благодарностью и нескрываемой радостью.

Поселилась Катерина в шикарном отеле «Маунт Нельсон». Через пару дней явилась к сэру Альфреду Милнеру и вручила рекомендательное письмо от лорда Солсбери, английского премьер-министра.

Во время этого визита произошло то, о чем потом долго рассказывали в городе. Когда вошел губернатор, сидевшие в зале встали — все, кроме княгини. Ей шепнули на ухо, что сэр Альфред Милнер представляет Британскую корону и в отсутствие монарха обладает всеми правами на почести, обычно тому оказываемые. Но на Катерину это не произвело никакого впечатления, она продолжала сидеть. Каково же было удивление всех присутствующих, когда Милнер, сделав вид, что не заметил дерзости, пригласил княгиню на обед. В тот день она вернулась в отель с таким видом, будто выиграла сражение. Во всяком случае, заставила заговорить о себе, видимо рассчитывая, что история эта дойдет и до Родса. Ей было известно, что он не очень-то жаловал верховного комиссара и был бы рад узнать, что тому утерли нос. И оказалась права. Первые слова, которыми Родс встретил ее, когда она появилась в его доме, были о том, как она здорово поставила на место этого высокомерного Милнера.

Катерина стала часто бывать в Хрут-Скер, и Родс поначалу делал все, чтобы она чувствовала себя здесь как дома. Более того, узнав, что княгиня обожает прогулки верхом, он прислал ей пару лошадей — для нее и ее знакомого майора Хардинга, жившего в той же гостинице, что и она. Во время таких прогулок Катерина ненароком осторожно намекнула о своих чувствах к Родсу, и майор понял, что княгиня испытывает к нему глубокий интерес, более того, можно сказать, влюблена в него. Катерина постаралась утвердить в этой догадке смышленого офицера и однажды доверила ему содержание письма, которое якобы написал Родс ее старшему сыну. Из письма было ясно, что Родс проявляет особую заботу о ее сыне и обещает пригласить к себе.

Майору не показалось странным, что княгиня так легко посвящает его, в общем-то мало знакомого ей человека, в свои интимные дела. Ведь из этого же письма нетрудно было понять, что Родс, словно юноша-романтик, увлекся Катериной так, что чуть ли не готов повести ее под венец. То, что все это было абсолютно не похоже на Родса, этого расчетливого и осторожного дельца, к тому же известного своей женофобией, майора Хардинга нисколько не удивило. Он не мог даже представить себе, что такая дама, княгиня, могла лгать, и поведал обо всем своей жене. Этого было достаточно, чтобы тайна стала достоянием многих.

По сути дела, это был едва ли не первый пример проявления особого таланта Катерины, получившего в будущем столь яркое воплощение. Не раз она будет прибегать к подобной уловке — цитировать отрывки из личных писем и частных документов, якобы адресованных ей.