Знаменитые авантюристы - Страница 67

Однажды где-то в Родезии, во время привала, когда вскрывали почту, ему попалось письмо от некоей корреспондентки. Вопреки обычаю, он не бросил его в огонь, а сохранил. Написано это письмо было в тот день, когда Родс в последний раз покинул Англию, под ним стояла подпись «Катерина Радзивилл». Это был первый залп в длительной осаде, которую замыслила княгиня. О чем же она писала ему? С нарочитой непосредственностью и как бы наивной искренностью, сдобренной интригующим декором романтического суеверия, она признавалась ему, что одно время относилась к нему с подозрением, считая его финансовым авантюристом. Но после встречи с ним ее мнение коренным образом изменилось. Теперь она полностью признала его истинного величие и желает благословить его самого и его дело. Вот только опасается, как бы с ним не произошло чего-нибудь дурного, и страх этот усиливается тем, что она обладает вторым зрением. У нее такое предчувствие, что в ближайшие полгода на его жизнь будет совершено покушение. Чтобы уберечь его, посылает ему талисман и просит принять этот ее дар, вложенный в письмо, — маленький медальон. Она получила его от своего кузена генерала Скобелева, который носил этот талисман на груди во время всех своих походов и сражений. Ему же этот талисман достался от одной цыганки. Княгиня уверяла, что он приносит счастье и предохраняет от сглаза, и умоляла сохранить его.

Должно быть, на Родса произвела впечатление такая забота о его безопасности, потому-то он и не бросил письмо в огонь. Более того, поручил своему секретарю хранить его и полученный медальон. Но так как никакого покушения на его жизнь в ближайшие месяцы не произошло, Родс, судя по всему, забыл о княгине и ее предсказании. Когда Катерина написала ему во второй раз, он с трудом вспомнил, кто она такая…

Второе ее письмо носило иной характер. В нем она просила совета по поводу одного капиталовложения. Правда, Родс не сразу сообразил, кто такая эта княгиня, испрашивающая у него совета. «Ах да, — наконец вспомнил он, — это интересная дама, очень разговорчивая». Надо думать, он сопоставил ее с той, которая прислала талисман. Хотя сама княгиня в этом втором письме не обмолвилась об этом ни словом. Скорее всего, поняв, что ее оккультные знания и упования на мистические силы не возымели эффекта, она решила использовать более светский подход. Ее просьба носила чисто финансовый характер. У нее было, как она уверяла, двести тысяч фунтов стерлингов, которые хотела бы с выгодой поместить в какое-нибудь дело. Не мог бы Родс оказать ей в этом помощь?

Надо сказать, что к Родсу постоянно обращались с подобными просьбами, веруя в его финансовый гений, но он, как правило, не отвечал на такого рода письма. Однако на сей раз готов был сделать исключение. Он дал поручение секретарю Джордану ответить княгине, но потом, передумав, сам сел за стол и написал ей лично. Ответ был кратким и деловым. Извинившись за то, что не смог ответить ей раньше, Родс объяснил, что не любит давать советы по финансовым вопросам своим друзьям, однако считает, что она обеспечит себе надежную прибыль от своей суммы, если приобретет акции железнодорожной компании «Машоналенд». В постскриптуме вежливо добавил, что надеется увидеть ее снова, когда будет в Лондоне.

Это было единственное письмо, по его собственным словам, которое он ей написал.

В Лондоне встретиться им не пришлось, зато теперь на пароходе они виделись каждый день по нескольку раз: за обеденным столом, во время прогулок на палубе, вечером в гостиной. Свидетель этих встреч Джордан с самого начала настороженно отнесся к столь явному преследованию Родса этой женщиной. Он вспомнил, что незадолго до отплытия клерк судовой компании предупредил его, что в их контору несколько раз наведывалась одна дама и интересовалась, на каком именно пароходе и когда намерен Родс отправиться в Африку. Она даже отказалась от прежде взятого билета, чтобы плыть на «Скотте». Клерку показалось это подозрительным, и он счел необходимым предупредить об этом. Если этой дамой была княгиня, рассуждал Джордан, то не разыгрывает ли она спектакль, изображая неожиданность встречи? И вообще интересно, что влечет ее в Южную Африку? Вряд ли просто так она бы отважилась на столь долгое и изнурительное путешествие в шесть тысяч миль по Атлантике, без какой-либо цели. Джордан продолжал наблюдать за княгиней, все больше убеждаясь, что ее появление на судне неслучайно. Он отдавал ей, однако, должное. За столом она бывала просто очаровательной, знала всех на свете и всем давала меткие характеристики, была остроумной и могла поддержать беседу на любую тему. Ее владение английским и широкие познания в области литературы поражали. Не было такой поэмы или книги, о которой она не могла бы интересно судить, высказывая всегда неординарное мнение, свой оригинальный взгляд. Лишь одно несколько шокировало ее чопорных спутников — довольно откровенные высказывания по поводу «весьма деликатных вопросов», иначе говоря, на темы любви. Что заставило, как свидетельствовал Джордан, покраснеть даже Родса. Впрочем, оба они объяснили себе эту вольность чертой, свойственной многим иностранцам.

Что касается причины, побудившей княгиню отправиться в Южную Африку, то она заявила следующее: ее муж, Вильгельм Радзивилл, мужлан и грубиян, относился к ней чудовищно. Не желая больше терпеть подобное обращение, подала на развод. Но так как расторжение брака в России долгий процесс, она решила провести этот год, покуда дело не будет решено, в Южной Африке. Было ли это правдой? Сомнительно. Скорее всего она лишь думала развестись, однако не могла не знать, что процедура эта заняла бы значительно больше времени, чем год. Тогда какую же цель преследовала княгиня этой выдумкой о возможном скором разводе? Ясно какую: вскоре, мол, она получит свободу и сможет выйти замуж во второй раз. Забросив крючок с наживкой, она принялась довольно откровенно водить им у самого носа Родса. Джордан вспоминал позже, как она подхватывала каждое произнесенное Родсом слово, соглашаясь с ним, всячески льстила ему. С другими всегда была склонна поспорить, возразить, причем становилась нетерпимой, капризной и такой возбужденной, что голос ее можно было услышать в самом дальнем углу салона. Но в беседах с Родсом преображалась, являла собой абсолютную покорность, воплощение кротости и согласия. Вкрадчивым голосом она ворковала, убаюкивала, всем своим видом показывая, что разделяет его тот или иной взгляд, высказанную мысль, точку зрения.

Княгиня то и дело жаловалась на сердце, и однажды, когда гуляла с Родсом на палубе, вдруг начала задыхаться и как бы случайно склонилась к его плечу. Он инстинктивно обнял ее, чтобы она не упала. Пока подоспела помощь и княгине дали нюхательную соль, Родс удерживал ее. Лицо его, вспоминал Джордан, являло собой олицетворение несчастья и растерянности.

С тех пор Родс стал избегать прогулок по главной палубе, предпочитая дышать воздухом на капитанском мостике.

Была ли княгиня Радзивилл столь неотразимой, чтобы с такой самоуверенностью разыгрывать из себя роковую женщину? Тот же Джордан, не питавший, судя по всему, к ней симпатии, говорил, что ей недоставало чисто физической привлекательности. По его словам, она была невысокого роста, склонна к полноте, у нее были черные волосы и черные бегающие глазки. Словом, ее нельзя назвать ни красивой, ни очаровательной. К тому же, замечает Джордан, ей было что-то около сорока семи лет. Что же тогда побуждало Родса разделять с ней компанию, а возможно, как могло показаться, и испытывать к ней своеобразную дружбу? В поисках ответа на этот вопрос иные пришли к выводу, что княгиня — это женщина для развлечения. Другие уверовали в то, что эта толстоватая, средних лет женщина — авантюристка, преследующая богатого холостяка.

Если говорить о портрете, нарисованном Джорданом, то он был тенденциозным. Скорее всего это объяснялось его антипатией к княгине. Достаточно сказать, что Катерине шел тогда всего лишь сорок первый год. На фотографии, сделанной приблизительно в то время, она выглядит хрупкой, элегантной и по-своему весьма привлекательной. Правда, ее когда-то захватывающая дух красота начинала уже увядать, но все же оставалась очень запоминающейся и значительной. Темные волосы обрамляли широкий лоб, глаза — большие с пушистыми ресницами, изящный нос с горбинкой, подвижный, чувственный рот. Но главное очарование заключалось в умении вести беседу, быть живой, находчивой и остроумной, что выгодно отличало ее от остальных. Не было в ее манерах и того, что обычно отпугивает мужчин, — бросающейся в глаза самоуверенности, желания подчинять и руководить. Во всяком случае, она искусно скрывала эти свои черты, если они у нее и были.