Знаменитые авантюристы - Страница 66

…Современники знали о том, кто стал реальной моделью героини Бальзака. Слишком много было явных совпадений, и они не могли остаться незамеченными. Начиная с того, что муж бальзаковской героини являлся «одним из самых видных государственных деятелей Англии», которого она бросила, поселившись в Париже, и кончая ее именем — Дэдлей. Так звали сына леди Элленборо. Герой романа Феликс, от лица которого ведется повествование, наследовал имя князя Феликса Шварценберга. Находили общее с прототипом и во внешнем облике леди Дэдлей, и в ее повышенной чувственности, страсти к авантюрам, галантным приключениям, и в том, что она, подобно своему прообразу, увлекалась верховой ездой, обожала арабских скакунов.

Угадывались в романе, о чем уже говорилось, и другие реальные лица. Это дало повод недругам Бальзака заявлять, что успех книги объясняется якобы желанием читателей разгадать, какие подлинные фигуры стоят за тем или иным персонажем. На это Бальзак отвечал, что «он имел полное право писать портреты с натуры, однако держался в рамках обобщений».

На борт океанского парохода «Скотт», отплывавшего 1 июля 1899 года из Саутгемптона, поднялся человек, имя которого было тогда у всех на устах — Сесиль Родс. Это был среднего роста довольно грузный сорокашестилетний мужчина крепкого телосложения, с лицом хищника, несколько, правда, уже расплывшимся от шампанского и виски. Одет, по обыкновению, в простой фланелевый костюм, в котором, как говорили, осмелился предстать даже перед самим германским императором Вильгельмом. Держался он вполне естественно, без тени напыщенности и высокомерия, всем своим видом как бы подчеркивая, что он такой же, как все, — обычный пассажир, не претендующий на какое-либо исключительное к себе отношение. И тем не менее каждый стремился попасться ему на глаза, засвидетельствовать свое уважение, быть отмеченным его вниманием. Да и как могло быть иначе, когда Сесиля Родса называли королем алмазов и золота, самым удачливым из всех искателей приключений, сумевшим счастливо реализовать выпавший ему однажды шанс и ставшим одним из богатейших людей в мире. Бывший премьер-министр Капской колонии на юге Африки, глава многих компаний, именем которого названа целая страна — Родезия, был кумиром англичан, да только ли их. Помимо того что он владел алмазными копями, золотыми приисками, ему подчинялись огромные территории, он входил в Тайный королевский совет.

Несколько дней назад ко всем его званиям и титулам прибавилось еще одно — Родса избрали почетным доктором Оксфордского университета, где он когда-то учился, и многие пассажиры, пользуясь случаем, считали долгом поздравить свежеиспеченного доктора honoris causa. Удобнее всего это было сделать во время обеда в салоне, где секретарем Родса Джорданом был заказан небольшой столик.

Десять минут спустя после начала обеда в салоне появилась дама. В роскошном наряде, мягко вышагивая, она плыла меж столиков при всеобщем внимании, в полной тишине слышался лишь шорох ее платья. Продвигаясь по салону, она глазами выискивала свободное место и, как показалось, совершенно случайно направилась к столику Родса, где оставался свободным один стул. Немного смущенная, с застенчивой улыбкой, она спросила разрешения занять его. Родс поспешил галантно ответить: «Конечно, княгиня, мы будем очень рады». После чего встал и, как подобает джентльмену, отодвинул свободный стул, чтобы ей было удобно сесть. Только тут, как показалось, дама, которую Родс назвал княгиней, узнала его. Крайне удивленная, она воскликнула: «Боже, это вы! Как поживаете?»

Родс чопорно поклонился, словно подтверждая, что это действительно он, и поспешил представить своего спутника, который, последовав его примеру, поднялся и церемонно наклонил голову.

— Мистер Джордан, мой секретарь, — представил его Родс. И, обращаясь уже к нему, сказал: — Княгиня Радзивилл.

Она снова изобразила удивление:

— У вас прекрасная память. Если не ошибаюсь, мы виделись лишь раз?

— Да, во время обеда у мистера Белла, года три назад.

— Совершенно верно. Это было именно тогда, мы сидели рядом, и я как сейчас помню, о чем беседовали, — ласково улыбаясь, произнесла княгиня.

— Как поживает наш друг Моберли Белл? Все так же энергично руководит «Таймс»? — сказал он, чтобы поддержать беседу.

— О да, энергии ему не занимать, — согласилась она и, пригубив из бокала вина, налитого стюардом, продолжала: — Мой старый знакомый корреспондент «Таймс» Дональд Уоллас жаловался мне, что его шеф одинаково безжалостен в работе к себе и своим сотрудникам, буквально зверь, не дает никому спуску.

Родс безапелляционно заметил:

— Твердая рука и характер необходимы в любом деле, чтобы добиться успеха. Если не ошибаюсь, вы, княгиня, тоже не чуждаетесь журналистики? Во всяком случае, судя по вашим письмам, которые тогда написали мне, вы вполне владеете стилем.

Княгиня изумилась:

— Вы и это помните?

— Да, — подтвердил он, — и присланный вами тогда талисман, который догнал меня в бескрайнем велде, где-то между реками Вааль и Оранжевой. Вы еще не видели нашу южноафриканскую степь? — спросил он, и глаза его заблестели от восторга. — Сказочное зрелище, убедитесь сами.

Княгиня живо припомнила обстоятельства той первой их встречи. Родс показался ей тогда каким-то отчужденным, занятым своими мыслями и, несмотря на все ее попытки разговорить его, оставался молчаливым и едва ли нелюбезным. Княгиня призвала на помощь все свое очарование, отказавшись даже от своего острого язычка. Она понимала, что ей выпал редкий шанс сидеть рядом с миллионером, и старалась воспользоваться столь счастливой возможностью.

Что руководило ею? Желание испытать силу своих чар, проще говоря, пленить знаменитого богача, известного к тому же своей репутацией женоненавистника? Или планы ее шли значительно дальше? Было известно, что с юности Родс не испытывал интереса к женскому полу, он никогда не был женат. В его спальне висел женский портрет, единственный, который когда-либо украшал его жилище, — это был портрет древней старухи, вдовы вождя племени ндебелов, которая помогла ему однажды в горах Матопо при переговорах с туземцами. Загадка его интимной жизни породила массу домыслов, причем подчас самого пикантного характера. Похоже, княгиня вознамерилась разгадать тайну. Но могла ли она взять эту неприступную крепость? Могла ли произвести впечатление на человека, за которым буквально толпами ходили светские дамы, готовые на все ради одного его взгляда. Большинство охотилось за ним, конечно, из-за денег. Кое-кого, быть может, задевало его безразличие, чего, как известно, женщины не могут простить. Для этих он был своего рода крепким орешком, который тем более стоило раскусить. И тех, и других однако постигла неудача. Крепость выдержала осаду, не пала. Тогда еще недавние соперницы объединялись и принимались поносить этого бесчувственного истукана, ни о чем ином не помышлявшего, кроме как о приумножении своего богатства. На него это не производило абсолютно никакого впечатления, разве что делало более грубым, побуждая относиться к своим настырным преследовательницам с плохо скрываемым презрением.

Вот и тогда, в первую их встречу, Родс остался безразличным к попыткам княгини Радзивилл произвести на него впечатление, всем видом показывал, что не склонен к пустой светской болтовне. Хотя, возможно, внимание этой прекрасной иностранки и польстило его самолюбию.

Вскоре он возвратился в Южную Африку и с большой экспедицией отправился в путешествие по стране.

Но не такова была княгиня, чтобы так просто отступить. Похоже, она решила предпринять долговременную осаду, несмотря на разделявшее их расстояние.

Путешествуя, Родс постоянно поддерживал связь со своими компаньонами и даже издалека зорко следил за ценами на бирже, давал указания, руководил. Благо почта работала исправно. Большие тюки с письмами регулярно догоняли его в велде. Днем Родс в светлых фланелевых брюках, куртке цвета перца с солью и фетровой шляпе с опущенными полями трусил на пони вслед за фурой. Свежевыбритый, в отличие от других спутников, он как бы демонстрировал свое особо высокое положение. А по вечерам у костра раскрывались тюки с почтой и начиналась сортировка полученной корреспонденции. Официальные бумаги и деловые письма рассматривались тут же, и на них он немедленно отвечал, послания же более личного характера откладывались на потом, когда доберется до более подходящего места, где удобнее будет писать ответ. Такие письма составляли большую часть почты. Чего тут только не было! Просьбы об устройстве на работу, об оказании помощи, предложения чудаков и маньяков о якобы известных только им местах, где золото лежит чуть ли не на поверхности. Немало было и писем от поклонниц. Женщины из Америки и Новой Зеландии, Австралии и Капской колонии — со всего мира писали ему, убеждая, что готовы разделить с ним очаг и постель, а это будет способствовать его работоспособности и счастью. Такого рода письма тотчас отправлялись в огонь.