Знаменитые авантюристы - Страница 15

Разделял гипотезу Луи Бертрена и директор Феодосийского музея древностей Л. П. Колли, тоже занимавшийся загадочной графиней и сделавший на этот счет сообщение на заседании Таврической ученой архивной комиссии в ноябре 1911 года.

Как бы подытожил все точки зрения и добытые сведения знаток истории юга России профессор А. И. Маркевич. В своей статье «К биографии графини де ла Мотт-Валуа-Гаше», опубликованной в 1913 году, он писал: «Заботы правительства об отыскании бумаг графини Гаше, естественно, наводят на мысль, что это была не простая эмигрантка, а более важная особа, и вероятнее всего, графиня де ла Мотт-Валуа».

Сегодня загадка личности графини Гаше, можно считать, в основном разгадана, установлено ее тождество с Жанной де ла Мотт, похитительницей ожерелья французской королевы. Дело исчезнувшей графини закрыто. Остается лишь пожалеть, что Александр Дюма, когда писал свой роман «Ожерелье королевы» — о закате и падении французской монархии, — не догадывался, как закончилась бурная жизнь его героини. Знай он, где кончила она свои дни, возможно, дописал бы последнюю главу, которая стала бы достойным завершением похождений авантюристки.

Те, кому довелось в тот день, 23 марта 1875 года, присутствовать в Обществе любителей российской словесности при Московском университете, расходились взволнованными. Только что они прослушали отрывки из нового сочинения господина Данилевского «Царственный узник». Познакомил с ними сам автор. Чтение его имело необычный успех, о чем на другой день сообщили «Русские ведомости».

До сих пор Григория Петровича Данилевского знали как бытописателя, мастерски изображавшего картины природы, как создателя ярких типов крепостных крестьян, бежавших на юг от притеснения помещиков. Читающей публике запомнились и другие вещи писателя, в частности его рассказ о бывшем студенте Киевской богословской академии Гаркуше, покинувшем мрачную келью ради вольной жизни и ставшем народным мстителем. Писал Данилевский и стихи, и биографические очерки: об украинском просветителе и ученом Г. Сковороде, о жизни и творчестве Г. Квитки-Основьяненко.

Однако всем было ясно, что новое сочинение господина Данилевского намного превосходит прежде им написанное.

Чему же посвятил свое произведение известный беллетрист? На этот раз, впервые для себя, он обратился к историческому сюжету. В основу романа положил трагическую историю Иоанна Антоновича, российского императора, процарствовавшего в младенческом возрасте всего четыреста четыре дня. Остальную часть своей жизни низвергнутый царь провел в заточении. Он был лишен всего: родителей, общения с людьми, возможности гулять, учиться, читать книги, кроме церковных, даже имени его лишили. С того момента, когда ребенком его заключили в темницу, и до своей гибели в возрасте двадцати четырех лет его называли не иначе как «безымянным колодником». Чем-то его судьба походила на судьбу человека, известного как Железная Маска, о котором А. Пушкин сказал, что это была «жертва честолюбия и политики жестокосердной».

И как неизвестно было, чье лицо скрывала железная маска, так и имя «безымянного колодника» долгое время и после смерти его запрещалось произносить под страхом быть заключенным в темницу.

И мертвого его все еще опасались. Впрочем, не без причины. Было открыто несколько заговоров в пользу покойного «законного императора» Иоанна VI Антоновича. Два года спустя после его смерти в Москве шли аресты, допросы, пытки — открылся заговор, участники которого осуждали умерщвление узника и помышляли использовать сие событие в своих целях. Через год — снова заговор, на этот раз в пользу брата Иоанна Антоновича как наследника русского престола. Позже в княжне Таракановой, загадочной авантюристке, выдававшей себя за внучку Петра I (ее истории Данилевский посвятил свой второй исторический роман), некоторые склонны были видеть сестру царственного узника. А в 1788 году объявился и сам император Иоанн Антонович, будто бы чудесным образом избежавший смерти.

Только что покончили с Пугачевым, называвшим себя Петром III, в каземате Петропавловской крепости погибла лжекняжна Тараканова, и вот на тебе — новый претендент на российский престол.

Кто же возымел дерзость посягнуть на царский престол? Кто посмел утверждать, что он — законный русский государь? Историю свою арестованный и с пристрастием допрошенный самозванец излагал следующим образом. Он-де не кто иной, как Иван Ульрих, сын Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны. Братьев и сестер своих не помнит. Каким таким чудесным образом ему удалось освободиться из крепости? На это незнакомец отвечал, что в 1762 году однажды к нему в каземат вошел комендант Шлиссельбургской крепости и предложил бежать, а его место якобы уговорил занять другого, похожего на него. Его-то и убили тогда, в июле 1764 года. Сам же он, получив от коменданта три тысячи рублей, скитался по России, выучился читать и писать. Участвовал в войне с турками, был в Крыму, потом жил в Петербурге под видом купца. Отсюда ездил в Архангельск в надежде добыть известие о своих родственниках, заключенных в Холмогорах. Узнал, что отец и мать его померли, а два брата, Петр и Алексей, и сестры отосланы на родину их покойного родителя, в датские земли. Тогда он решил подробнее узнать о себе самом, как был свергнут с престола, а заодно и о своих несчастных родных. Для чего обратился к курляндскому герцогу Бирону, надеялся, что сын вельможи, пострадавшего в свое время от царицы Елизаветы Петровны, свергнувшей малолетнего Иоанна Антоновича и правительницу, его мать Анну Леопольдовну, проявит сочувствие и окажет помощь. Но герцог приказал взять его под стражу, объявив, что он-де опасен России. Его заковали в ручные и ножные железа и с конвоем отправили в Петербург. В сопроводительном письме говорилось, что рассказ арестанта «скорее на сказку, нежели на истину, походит». Но чтоб предостеречь от «соблазна, в народе произойти могущего», сего человека взяли под стражу, дабы пресечь разглашение в публике его сказок, так и ради «отвращения произойти могущих иногда неистовых лжей: ибо от выдаваемой вести он не отходит, произнося при том много непристойностей, как по здравому рассудку не заслуживают никакого внимания».

Когда арестанта доставили в столицу, здесь очень скоро установили, кто же на самом деле был этот человек. В роли «законного императора» на этот раз выступил кременчугский купец Тимофей Курдилов, «бежавший по причине долгов». О самозванце состоялось решение «всемилостивейшей государыни», но какое именно — осталось неизвестно. Хотя предположить, как кончил очередной претендент на царский престол, не так уж трудно.

Не один десяток лет длился своеобразный «мораторий», запрещающий упоминать имя Иоанна Антоновича. Но вот минуло сто лет с момента «шлиссельбургской нелепы» — как назвала Екатерина II то, что произошло 5 июля 1764 года в Шлиссельбургской крепости. К этому времени «безымянный колодник» стал не опасен. Можно было называть его по имени. В журналах начали появляться о нем материалы. В «Отечественных записках», в «Русской старине», «Русском архиве», «Русском вестнике» и т. д. Авторы рылись в Государственном архиве и в архиве Сената, изучали личную переписку минувшей эпохи, выискивали заметки современников, вчитывались в депеши иностранных дипломатов — очевидцев событий, а также в сочинения зарубежных авторов, посвященные истории Иоанна Антоновича. Словом, литература о его трагической судьбе множилась не по дням, а по часам.

Несомненно, что многие из этих материалов попали в поле зрения Г. П. Данилевского. Еще во время работы над биографией украинского писателя Квитки-Основьяненко (она была опубликована в 1855 году) он обратил внимание в его бумагах на план романа об убийстве Иоанна Антоновича. Замысел этот показался необычайно интересным. И Данилевский решает как бы перенять эстафету у своего земляка и продолжить работу. К этому моменту на эту тему было достаточно публикаций. И писатель погружается в массу печатного материала, из которого, как он писал, у него составилась целая библиотека.