Знаковые люди - Страница 4

В широких слоях общества росло убеждение, что их «кидают» и делают это не первый век. Надо было только облечь это подозрение в правильно сформулированные обвинения, и сделать это должен был тот, кто изрядно поднаторел в церковной терминологии. Как сказал Маркс, «революция началась в мозгу монаха». И этим монахом стал Мартин Лютер.

Как и других верующих, его возмущала откровенная коммерциализация религии. Однако ученый богослов увидел в ней нечто более страшное, чем профанация религиозных таинств. Он обнаружил глубокую червоточину, поразившую весь церковный организм. Лютер усомнился в присвоенном Римом праве решать вопрос о греховности человека, в праве освобождать его от греха, сведя это к обезличенной торговой операции. Однако взрывоопасные лютеровские тезисы не заходили так далеко. Лютер еще был не готов к объявлению войны самому Святому престолу, и поэтому его тезисы, вопреки расхожему заблуждению, не были ни воинственными, ни кощунственными или оскорбительными по отношению к учению церкви. Лютер хотел корректного ученого спора – причем не только с собратьями по церковному цеху, но и со светскими властями, потому и отослал копии тезисов нескольким архиепископам и князьям.

Но как лавину в горах может сорвать просто громкий крик – лишь бы погода соответствовала, так и вежливое приглашение на диспут оказалось сродни взрыву бомбы. Отцы церкви проигнорировали тезисы Лютера, зато новость о них на удивление быстро распространилась в тех слоях общества, на которые вызвавший бурю реформатор никак не рассчитывал: среди немецких князей, мелкопоместного рыцарства, бюргерства и даже неграмотных крестьян, которым суть тезисов доходчиво объясняли грамотные горожане. Разумеется, в богословские тонкости эта новая и стремительно ширившаяся «группа поддержки» Лютера не вникала. Но она быстро уловила в ученых словесах то, что ей было нужно. Итак, церковь не имеет права брать деньги за отпущение грехов – и раньше не имела, неправедно присваивая и церковные десятины, и оброки, и земли, и крепостных. Такие мысли вели далеко, а семя попало на подготовленную почву.

Уже к декабрю 1517 года идеи виттенбергского священника овладели массами, притом значительными. В годы, когда самым быстрым средством передвижения была лошадь, скорость распространения лютеровской ереси следует считать рекордной. Во всяком случае, первый сигнал о том, что Лютера услышали, подал, как полагается, рынок – торговец индульгенциями Тецель заметил, что его бизнес начал пробуксовывать! Задетый за живое, папский представитель быстро сочинил два контртезиса против 95 лютеровских. И уже в марте следующего года в прославленном Гейдельбергском университете началась словесная коррида, по-ученому называемая диспутом. Сравнение с корридой не случайно: если Тецель, зная о незримой поддержке папы, чувствовал себя вольготно, Лютеру посягательство, пусть и косвенное, на авторитет Святого престола могло грозить вызовом на суд инквизиции.

Для опасений имелись веские основания. Летом, когда диспут еще не закончился, папа поручил указанному судебному органу начать расследование слов и деяний баламута из Виттенберга. А 5 августа глава светской власти император Священной Римской империи Максимилиан I официально объявил доктора Мартина Лютера еретиком, коему надлежало смиренно явиться в Рим и ответить на выдвинутые против него обвинения. Как и положено благонамеренному христианину, Лютер подчинился, однако до Рима не добрался. В Аугсбурге он встретился с кардиналом Кайетаном, который пытался уговорить вольнодумца покаяться, вернуться в лоно матери-церкви и вообще не возникать. Эта встреча решающим образом подействовала на Лютера, но совсем не так, как надеялись в Риме. С помощью друзей Лютер ночью бежал из Аугсбурга и вернулся в Виттенберг, где отдал себя под покровительство курфюрста Саксонии Фридриха III.

Это было верное и тщательно продуманное решение – дала себя знать выучка в церковной школе и известном своим строгим уставом университете. Лютер понимал, что идти в одиночку на бой с папой – значит стать одним из бесчисленных мучеников совести. У него же были другие планы – бороться за истину, отстаивать ее публично и в конечном счете трансформировать прогнившую церковь. Для этого как минимум нужно было остаться живым, а кроме того – иметь доступ к СМИ, какими бы примитивными они ни были. Поэтому он тонко воспользовался тем, что Германия тогда представляла собой лоскутный ковер из множества княжеств, а у многих влиятельных князей имелись свои счеты с алчной курией. Одним из них был курфюрст Фридрих, прозванный Мудрым (а еще Саксонским Лисом).

Так началась многолетняя «борьба за Лютера». Масла в огонь подлила папская булла 1518 года, в которой Лев X освящал торговлю индульгенциями. Лютер почувствовал, что над его головой занесен меч, и стал готовиться к изгнанию из Саксонии или того хуже – к выдаче инквизиции. Но у курфюрста были другие планы, и Лютер не только избежал самого худшего, но и продолжил диспуты, которые привлекали внимание все более широких кругов образованной Европы – и необразованной, которая питалась устными пересказами.

А с 1520 года Лютер еще и расписался не на шутку. Теперь, после серии прославивших его публичных диспутов автору не нужно было думать о пиаре. Все сочинения нарушителя спокойствия из Виттенберга разлетались из типографий как горячие пирожки в базарный день.

Между тем папа инициировал новое разбирательство дела Лютера инквизицией, после чего отлучил еретика от церкви. В ответ Лютер опубликовал открытое Письмо к христианскому дворянству немецкой нации и получил предложение покровительства и защиты от сотни с лишним крупных феодалов, которые мало что смыслили в церковной схоластике, но зато имели зуб на папских наместников и виды на богатые церковные земли. А студенты его alma mater в Эрфурте принародно порвали папскую буллу и выкинули обрывки в фонтан. Университетское начальство сделало вид, что не заметило инцидента.

Все это походило уже на открытый бунт. В аналогичной ситуации спустя два века возмущенному Людовику XVI один из придворных вежливо возразит: «Нет, ваше величество, это революция».

К концу года сочинения Лютера горели в Кельне и других крупных немецких городах. Однако лавину уже было не остановить.

Неукротимый еретик написал открытое письмо папе, в котором назвал его Антихристом, а в канун 1521 года сжег у городской стены папские буллы.

Война была объявлена, и Рим потребовал у саксонского курфюрста выдачи еретика. Отказать значило навлечь те же обвинения на свою голову. Однако мудрый Фридрих постановил, что Лютер, к тому времени превратившийся в едва ли не главного ньюсмейкера Европы, не может быть заключен в тюрьму или выдан Риму без предоставления права открыто и публично ответить своим обвинителям в рамках свободной дискуссии. С этим согласился император Карл V, приказавший Лютеру предстать перед имперским рейхстагом в Вормсе, где он выслушает его в присутствии германской политической элиты и решит дело по справедливости. Лютеру гарантировали в Вормсе личную неприкосновенность.

Он прибыл в Вормс 15 апреля 1521 года, приветствуемый толпами восторженных последователей. В гарантии императора тогда мало кто верил (чешского реформатора Яна Гуса сожгли, наплевав на гарантии), в том числе и сам Лютер. Однако он не испугался, что сделало его в глазах соотечественников героем, если не святым.

Ответ Лютера на требование церкви покаяться слышала вся Европа: «Если я не буду убежден свидетельствами Писания и ясными доводами разума, ибо я не верю ни папе, ни соборам, поскольку очевидно, что зачастую они ошибались и противоречили сами себе… я не могу и не хочу ни от чего отрекаться, ибо неправомерно и неправедно делать что-либо против совести. На том стою и не могу иначе. Помоги мне Бог!»

Дальнейшее, как говорится, история.