Знак Огня (др. перевод) - Страница 1

Из темного дверного проема, мимо которого Гордон только что прошел, послышался легкий шорох, затем — едва уловимый звук шагов босых ног по уличной мостовой. Мгновенно собравшись, Гордон с кошачьей ловкостью развернулся на месте, готовый встретить опасность. И она пришла… Из того самого дверного проема на него бросился высокий темный человек. Даже в полутьме узкого переулка Гордон успел разглядеть длинное бородатое лицо нападавшего, его дикие глаза и — блеск стального клинка в руке, клинка, от которого Гордону пришлось уворачиваться, используя всю свою немалую ловкость и проворство. Острие кинжала полоснуло по его рубашке, и в этот момент американец, воспользовавшись тем, что нападавший на миг потерял равновесие, перехватил руку незнакомца, дернул ее на себя, а второй рукой изо всех сил обрушил на голову бедняги рукоять своего тяжелого пистолета. Нападавший, не издав ни звука, рухнул на землю.

Гордон неподвижно стоял над ним, напряженно прислушиваясь к окружающей темноте. За углом, в верхнем конце переулка, послышались шаги нескольких пар обутых в сандалии ног и звон стали. Глянув на пистолет, сжатый в руке, Гордон поколебался, но все же решил не принимать бой, а ретироваться с места происшествия.

«Да, не зря мне говорили, — подумал он, — что улицы ночного Кабула когда-нибудь станут могилой Френсиса Хавьера Гордона».

Стремительным шагом, порой переходя на бег, Гордон спустился по переулку к более широкой улице, прошел по ней несколько кварталов, стараясь держаться подальше от зияющих беспросветной чернотой провалов дверей и подворотен, и через несколько минут уже стучал — негромко, условным стуком-паролем — в одну из дверей, над притолокой которой горела масляная лампа.

Дверь распахнулась почти мгновенно. Молнией скользнув внутрь, Гордон выдохнул:

— Запри! Быстро!

Высокий бородатый афридий, открывший Гордону дверь, не говоря ни слова, мгновенно захлопнул дверь и запер ее на широкий тяжелый засов. Затем он обернулся и, нервно поглаживая бороду, изучающе воззрился на вошедшего друга.

— Рубашка-то распорота, Аль-Борак, — буркнул он.

— Кто-то хотел убить меня, — ответил Гордон и, чувствуя, что этой информации явно недостаточно, пояснил: — Один набросился на меня сзади в темном углу, другие кинулись в погоню.

Глаза афридия засверкали, его рука непроизвольно потянулась к внушительной трехфутовой сабле, висевшей в ножнах на его поясе.

— Тогда мы сейчас выйдем и в честном бою перережем этих собак, сагиб!

Гордон покачал головой, и пыл его друга-адъютанта сразу же поумерился. Сам Гордон не выделялся ни ростом, ни габаритами, но в целом его облик внушал уважение и почтение. Широкие плечи, мощная грудная клетка, толстые канаты мышц на шее намекали на недюжинную, почти первобытную силу. И в то же время опытный наблюдатель даже по походке определил бы в Гордоне человека, умеющего двигаться с кошачьей грацией и ловкостью и с умопомрачительной быстротой.

— Аллах с ними, — махнул рукой Гордон. — Это враги Бабер-хана. Они как-то прознали, что я сегодня был у эмира и пытался убедить его простить мятежного Бабер-хана.

— Ну и что сказал на это эмир?

— Что — «что»? Он прочно уверовал в необходимость уничтожения вождя непокорного племени. Противники Бабер-хана все время подогревают эмира, настраивая его на решительные меры, да и сам Бабер-хан не подарочек — редкий упрямец. Наотрез отказался прибыть в Кабул и отвести от себя подозрения в подстрекательстве к мятежу. Ну, эмир и заявил, что через неделю он выступит на Кхор, сровняет этот городишко с землей и на копье привезет в Кабул голову Бабер-хана, если тот не прибудет в столицу добровольно и не сдастся на его милость. Враги Бабер-хана не хотят, чтобы он сделал это. Они прекрасно понимают, что все выстроенные ими обвинения разрушатся, как карточный домик, если Бабер-хан будет вести защиту с моей помощью. Тогда им самим несдобровать. Вот они и пытаются вывести меня из игры, только ударить в открытую не осмеливаются. А мне, видимо, придется срочно ехать к Бабер-хану и пытаться уговорить его сдаться на милость эмира.

— Бесполезно, — тоном пророка изрек афридий. — Вождь Кхора никогда не пойдет на это.

— Вполне возможно. Но я все же попытаюсь. Как-никак, мы с Бабер-ханом старые друзья. Вот что: буди Ахмад-шаха и седлай лошадей, а я пока соберу все необходимое. Мы уезжаем в Кхор. Прямо сейчас.

Афридий не стал комментировать опасность ночной поездки в горы, ничего не возразил он и по поводу позднего часа для начала путешествия. Так уж повелось, что люди, работавшие, путешествовавшие с Аль-Бораком, считавшие себя его друзьями, были готовы вскочить в седло в любое время дня и ночи.

— А сикх? — поинтересовался афридий, уже уходя в глубь дома.

— Он остается во дворце. Эмир доверяет Лалу Сингху больше, чем своей личной страже, и хочет на время оставить его при себе — как телохранителя. Он очень нервничает с тех пор, как султан Турции пал от руки этого фанатика Хастена. Что ж, а теперь — за дело, Яр Али-хан. Враги Бабер-хана наверняка следят за нашим домом, но вряд ли они подозревают о существовании черного хода из него, там, за конюшней. Там-то мы и проскочим незамеченными.

Афридий прошел в одну из комнат и потряс за плечо человека, спавшего там на ворохе ковров.

— Эй ты, шайтанов сын, вставай! Мы уезжаем, — сказал он и пояснил: — На запад.

Спавший проснулся и, зевая, сел. Звали этого человека Ахмад-шах, родом он был из племени юзуф.

— И куда именно? — поинтересовался Ахмад-шах.

— В эту дыру — Кхор, где мятежный шакал Бабер-хан без колебаний вырежет сердце каждому из нас, — мрачно пошутил Яр Али-хан.

Ахмад-шах, широко улыбаясь, встал и потянулся.

— Не любишь ты Бабер-хана, вождя кхоров из племени гильзаи. Но не забывай, он ведь друг Аль-Борака!

Яр Али-хан буркнул что-то нечленораздельное и направился через внутренний дворик к конюшням. Действительно, о существовании потайного выхода, спрятанного в узком простенке между домами, не знал никто, кроме самых близких Гордону людей. Соглядатаи, дежурившие у дома американца в ту ночь, сосредоточили свое внимание на других дверях и окнах. Поэтому маленький отряд сумел незаметно прокрасться по переулку и, быстро миновав несколько улиц, столь же незаметно покинуть квартал. С той минуты, когда Гордон постучал в дверь своего дома, прошло не более получаса, и вот уже цокот копыт за городской стеной возвестил о том, что три всадника выехали из Кабула и держат путь на запад.

А тем временем в своем дворце эмир Афганистана на себе испытывал справедливость утверждений о том, как тяжело приходится голове, которая носит корону.

Он вынырнул в приемную из внутренних покоев с весьма озабоченным лицом и рассеянно кивнул на по-военному четкое приветствие высокого, широкоплечего сикха, щелкнувшего каблуками и замершего в ожидании приказаний в первой приемной личных покоев правителя. Эмир жестом показал стражнику, что хочет остаться один, и скрылся в анфиладе комнат, закрыв за собой двери. Лал Сингх лишь безмолвно проводил его взглядом, продолжая стоять неподвижно, положив ладонь на обтянутую акульей кожей рукоять длинной сабли.

В голове его крутились догадки и предположения о теме и результатах встречи его друга Аль-Борака с эмиром. После нескольких часов разговора наедине с правителем Аль-Борак покинул дворец с поспешностью, в которой угадывались досада и раздражение.

Об этой же встрече размышлял в это время и сам эмир. Он вошел в комнату, освещенную несколькими позолоченными светильниками, из окна которой открывался вид на спящий ночной город. Сегодняшний конфликт был первым за многие годы знакомства эмира с Гордоном. Этот американец действовал при дворе правителя Афганистана как неофициальный советник, консультант, посланник и представитель специальных служб. На эмира со всех сторон давили правители могучих держав Запада, которые использовали его горное королевство всего лишь как орудие для достижения своих целей. Гордон, имея огромные связи, влияние, опыт и, главное, обладавший огромной государственной мудростью, не раз на деле доказывал эмиру, что на него можно положиться в самых серьезных и деликатных делах.