Знак небес - Страница 8
И даже хорошо, если Константин сумеет одолеть всех их союзников: делиться не придется. И другое замечательно: разбив их, рязанец успеет заслонить столицу, то есть грядет бой, которого Ярослав жаждал. Взять реванш за совершенно случайное поражение, кое вдобавок добыто нечестным путем, – что может быть слаще перед приятным дележом добычи с братом Юрием. А в том, что верх будет за ними, Ярослав не сомневался. Когда рязанская рать вернется с восточных рубежей, измотанная стремительными переходами и обескровленная яростными сечами, одолеть их окажется легче легкого.
Нет, не зря он летом доверился Гремиславу. Да и тот вовремя угодил в опалу. Все как нельзя лучше вышло. И девку Константина в Березовке достал, и стольный град сумел запалить. А рязанцу на будущее наука – пусть знает, супротив кого посмел меч поднять.
Словом, расчет у Ярослава – как ни крути, как ни верти, сколько ни придирайся – верный. Не миновать ныне Константину не просто поражения, но полного разгрома, а стало быть, у него, Ярослава, земель поприбавится. Он и без того изрядно округлил свои владения. Старший брат, когда скляница с лекарством оказалась «нечаянно» разбитой, тем же вечером впал в беспамятство и не успел выделить своим сынам уделы, как собирался. Юрия же Ярослав уговорил не спешить, указав на то, что братаничей при отсутствии у них собственных земель, даже после того, как они вырастут, куда легче держать в руках.
Напомнил он и о том, что жена Юрия, Агафья Всеволодовна, на сносях, и, если родит ему второго сына, его тоже надо будет наделять землями, и не скупясь. А кто ведает, сколь их ему еще черниговка нарожает. Вовремя и дядя Андрей Боголюбский в памяти всплыл. Он-то даже вдову отца Ольгу не пожалел, вместе со своими единокровными братьями, среди коих и их батюшка Всеволод был, аж в Константинополь выгнал. А почему? Да чтоб всю землю самовластно в руках держать. Да и сам батюшка впоследствии с детьми своего старшего брата Ростислава – Мстиславом да Ярополком – тоже не церемонился, даже ослепить их повелел.
Юрий все это слушал, крестился, вздыхал и… соглашался. Решили с выделением пока что обождать, а когда старший из Константиновичей Василько войдет в пору, достигнув хотя бы пятнадцати лет, тогда и думать, как и что. Жаль, братец по своему благодушеству не до конца поддался уговорам Ярослава и выделил кой-что немедля. И хоть Переяславль Русский далеко, отдавать его Константиновичам все равно было чуточку жалко. Уж очень удобно лежал град – близехонько к Киеву. Если что – до Святой Софии один прыжок. В ночь скрытно вышел, а поутру перед тобой ее золотые купола.
Ну да господь с этим Киевом – поважнее дела имеются, да и куски пожирнее. Ведь прочие земли бесхозными оставлять нельзя – стало быть, надо поделить поровну. Юрию, как старшему, достались наследные города – Ростов Великий, Стародуб и Юрьев-Польский, а Ярославу поплоше – Углич, Кострома и все Заволжье.
Вроде бы несправедливый дележ, но Ярослав предложил его сам, прекрасно сознавая, что делает. Тем самым он и покорство брату выказал – мол, на лучшее не только не зарюсь, а сам отдаю. Но взамен получил ширь необъятных земель, а вместе с ними почти весь волжский путь и доступ к богатейшим лесам. Опять же и новгородские владения рядом – рукой подать. Сызнова заупрямятся – всегда их отсечь можно. Хлебом-то их и немецкие купцы выручат, да и тесть Мстислав снова может из Галича прибежать на выручку, а вот где они меха для торжищ возьмут?
И еще два обстоятельства немаловажных имелось.
Первое – Константиновичи. Когда придет время выделять им что-то, Ярослав напомнит, в чьих руках все владения погибших братьев. Да и устыдится Юрий голые земли сыновцам давать, а значит, из своего куски вырывать станет.
Второе – Рязанское княжество. О нем Ярослав сразу помянул, во время дележа. Мол, ныне он отдает брату самое лучшее, но пусть и тот впоследствии не скупится. Опять же и граничит оно именно с его владениями. В мыслях же было прибрать к рукам сей жирный кус, а уж тогда, совсем осильнев, можно со временем и с братцем Юрием за великое княжение потягаться.
Отовсюду хорошо выходило. Так хорошо, что прямо тебе живи да радуйся… если бы не жена – дурища беспросветная.
Одно славно – в чем в чем, а в отсутствии верности Ростиславу не упрекнуть. Не далее как вчера вечером он как бы в шутку поинтересовался, что она делать станет, ежели его, Ярослава, убьют на поле бранном. Так она, зардевшись жарким румянцем, заявила, что после такой вести и седмицы лишней не останется в Переяславле.
– Сызнова к отцу, поди, поедешь? – осведомился лукаво.
– Он вдове уж не заступник, – холодно ответствовала Ростислава. – А монастырей и у нас много. Что близ Ростова, что близ Новгорода. Сыщется и для меня уголок.
И дернула нелегкая Ярослава намекнуть, что в старину жены славянских вождей не в монастырь, а на погребальный костер восходили следом за мужьями, добровольно мученический венец на себя возлагая. И ведь в шутку он такое сказал, а она губы поджала, всерьез восприняла.
– Для иной вдовы в монастырь уйти – тот же мученический венец, – ответствовала строго и добавила загадочно: – Я для себя, наверное, и впрямь избрала бы конец полегче да побыстрее. А там как знать.
Совсем она его этими словами растрогала, и уже порешил было Ярослав снять с себя свой добровольный обет и, не дожидаясь окончания последнего месяца, осчастливить Ростиславу, заглянуть к ней в опочивальню, да она сама, как на грех, все испортила. Сверкнула своими глазищами, ставшими черными, как угли, и задала ехидный вопрос. Дескать, княгини-то за князьями в огонь шагали, а вот чтобы князья при утере супруги так поступали – ни разу не слыхала. Как, мол, сам Ярослав отважился бы на такое, если б овдовел, али струсил бы?
Вот дура так уж дура! Понятно, чем дело закончилось. Вспылил он сызнова, развернулся и вышел из ее покоев, ни слова не сказав. А что тут говорить, когда и так все ясно. Одно дело – баба, а совсем другое – муж, вдобавок князь. Нашла кого с кем равнять. На такое и отвечать соромно.
Хотя… Вопрос-то она глупый задала, но до того ведь строго пообещала: случись что с ним, Ярославом, и она боле седмицы в Переяславле не задержится. Получается, в монастырь уйдет. А у Ростиславы слово – кремень. Коли пообещала что – выполнит непременно. Стало быть, любит его княгиня. Ох и любит! Ну а что ума бабе бог не дал, так на то сам Ярослав есть. У него, чай, и своего на двоих хватит. Да и ни к чему ей ум-то.
От этих мыслей у Ярослава не просто спал гнев. Он даже улыбаться стал, да и на первом ночном привале тоже веселился: и Ингваря мрачного тормошить успевал, и над боярами своими не раз подшутил.
Ну а раз князь весел, дружине тоже печалиться ни к чему. Это ничего, что битва впереди ждет, что не все после нее назад вернутся. По молодости всегда мыслится, что, может, кому иному в удел полторы сажени земли уготованы, но не тебе самому. А у Ярослава на сей раз из тех, кому за тридцать стукнуло, не больше десятка осталось. И это на все четыре сотни.
Опять же дозволил князь пару-тройку бочонков хмельного меду почать. На всю дружину такое количество, конечно, не столь уж и велико, но веселья все одно добавляет. Да и скорость на дневных переходах не утомительная. Шли никуда не торопясь, давая время догнать их небольшое войско союзным полкам из Ростова, Ярославля, Углича, из прочих земель Владимиро-Суздальской Руси, чтоб и с Заволжья успели вовремя подойти.
Общий же сбор был назначен у истока Клязьмы, в том месте, где она подходит ближе всего к Москов-реке – и двадцати верст не будет, если брать по прямой. По Клязьме должно было подойти на ладьях и все пешее ополчение брата Юрия, и прочие дружины.
Место общего сбора было удобным еще и потому, что невдалеке на Москов-реке стоял одноименный град. Хотя, конечно, сельцо это градом трудно назвать, разве что исходя из того, что там все-таки имелся захудалый кремник[11], но тут суть была в другом. Во-первых, можно было устроить для всех какой-никакой отдых, во-вторых, пополнить припас, подковать лошадей, подправить доспех. В-третьих, там уже с лета трудились мастера и должны были изготовить нужное количество ладей, на которых Ярослав планировал, подобно пращуру Святославу, аки барс, молниеносно прыгнуть с Москов-града на Коломну.