Знак небес - Страница 14

– Князю нашему не сказывай, ладноть?

Юноша согласно кивнул, и Тереха приступил к перевязке раненого, время от времени тихонько постанывавшего.

В это время за их спинами вновь раздались голоса, один из которых явно принадлежал Константину:

– Твои орлы, конечно, молодцы, но на пятерку малость недотянули. Это уж пятый из подранков.

– Ну уж, княже, ты прямо захотел, чтоб все в идеале было, а это жизнь, – ответил ему тоже очень знакомый Ингварю голос.

Юноша оглянулся. Так и есть – в трех шагах от него стояли князь Константин и совсем еще молодой паренек, который тогда, во время переговоров с ним, Ингварем, занес князю завернутую в тряпицу икону, вывезенную из отчего терема в Переяславле Рязанском.

Княжич зачем-то схватился за меч, опираясь на него, тяжело и медленно поднялся на ноги и выпрямился, горделиво откинув голову.

– Ну вот, а ты боялся, – спокойно произнес паренек, стоявший рядом с князем. – Жив, здоров и довольно-таки упитан.

– Он и тогда с мечом в руках был, но мы с дядей Терехой срубать его не стали, – начал суетливо пояснять молодой парень в простой крестьянской одежонке, стоящий подле князя.

– Ну и славно, – недослушав до конца, рассеянно кивнул тот. – Как звать?

– Тяпой меня кличут, – услужливо откликнулся парень.

– Я запомню, – кивнул Константин. – Каждому по гривне сверх общей доли жалую.

– Ух ты, – радостно присвистнул парень и просительно уточнил: – По кругленькой?

– По кругленькой, – вздохнул князь. – Ну, здрав буди, Ингварь Ингваревич. Не в добрый час нам с тобой свидеться довелось.

– И ты здрав буди, Константин Володимерович, – медленно произнес Ингварь и с натугой вытянул из земли меч, на который опирался.

– Эй-эй, ты чего, дурень? – шарахнулся назад Тяпа, а паренек, стоящий возле князя, торопливо выхватил из ножен свою саблю.

Ингварь отрицательно мотнул головой.

– Не то, воевода, – вспомнил он наконец этого человека и снисходительно, как старший по возрасту, усмехнулся. Сейчас он и впрямь ощущал себя старше лет на тридцать, не меньше. – Не то, Вячеслав, – повторил Ингварь.

Константин оставался неподвижен и даже не пошевелился. Лишь когда Ингварь поудобнее перехватил меч за острие и протянул его рукоятью к князю, тот сделал шаг вперед, не торопясь принял оружие, чуть подержал его на весу, больше из приличия, после чего совершил аналогичную процедуру, возвращая меч княжичу.

– В ножны вложи, – посоветовал Константин и поинтересовался: – Надеюсь, обагрить его в рязанской крови не успел?

Ингварь отрицательно мотнул головой.

– Ну и славно, – вздохнул князь с явным облегчением и вдруг нахмурился, указывая на лежащего раненого. – А это кто?

– Князь Ярослав, – коротко ответил Ингварь.

– Притом живой, – заметил князь и, повернувшись к воеводе, произнес совершенно непонятную для Ингваря фразу: – Это даже не четверка, Вячеслав. Три с минусом.

– За одну ошибочку больше балла срезал. Нечестно, – не менее загадочно ответил тот.

– За грубейшую ошибку, Вячеслав Михайлович. Самую что ни на есть грубейшую. И что мне прикажешь с ним делать?

– Ты – князь, – буркнул воевода. – Значит, тебе и решать. Но имей в виду: палача, то бишь ката, у меня с собой нет.

– А что толку, если бы и был, – зло откликнулся Константин и протянул задумчиво: – Дела-а.

После некоторой паузы князь нехотя спросил у заканчивающего свои труды по перевязке дяди Терехи:

– А он как, дотянет до дома?

– Ежели по дороге – точно не довезут, – с готовностью ответил добровольный санитар. – А ежели ладьею – то тут как сказать. Раны тяжкие, и опять же руды с него вытекло – ужасть.

– Слыхал? – обернулся князь к воеводе. – Твой грех – тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, – уточнил он, – и пусть они его везут… во Владимир.

– По дороге? – лукаво усмехаясь, поинтересовался воевода.

Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:

– Ладьей.

– Его же в Переяславль надобно доставить, – напомнил Константину Ингварь. – Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.

Князь скривился, словно его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.

– Слыхал же, что сказали: растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, да потом по Клязьме, иначе никак. – Он вновь поморщился и переспросил: – А что, княгиня так сильно его любит?

Ингварь в ответ смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:

– Женка она его. Стало быть, должна любить.

И вновь болезненная гримаса исказила лицо Константина.

– Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить, – мрачно повторил он вслед за юношей. – Как это я сам не догадался, – с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая глядеть на неподвижно лежащего Ярослава. Через минуту, словно очнувшись, он вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился: – Ты еще здесь? Я уже все сказал.

Вячеслав неодобрительно крякнул, явно несогласный с таким решением вопроса, и многозначительно предупредил:

– Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?

– Слыхал, что Ингварь сказал?! – зло выкрикнул князь. – Женка его ждет. Да еще и любит притом.

– Тоже мне аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.

– Ты пока ею не обзавелся, – огрызнулся Константин. – А меня уже не ждет.

– Между прочим, благодаря ему, – хмуро кивнул Вячеслав на тяжелораненого, но послушался, направившись куда-то к крепостным стенам Коломны.

Едва воевода отошел, как Константин пытливо посмотрел на Ингваря и спросил:

– Ты же там все время жил. Это так? Гремислав на самом деле с княжьего ведома Рязань спалил?

Ингварь мог бы слукавить – дескать, знать не знаю, ведать не ведаю, но врать он сызмальства не привык, а правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она была противная – гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже. Он опустил голову, не зная, что сказать, а главное – как.

Нет, у него самого совесть была вовсе чиста: о том, что столица Рязанского княжества сгорела, юноша узнал от Ярослава, который не вдавался в подробности – сообщил лишь суть, пояснив, что сожгли ее озлобленные на князя Константина тати, вот и все. Да и Гремислава он видел в Переяславле-Залесском лишь дважды, да и то мельком, не придав появлению нового дружинника особого значения.

Правда, лицо его показалось Ингварю знакомым, но где он встречал его ранее, припомнил совсем недавно, уже в походе, когда столкнулся с ним лицом к лицу – юноша направлялся к шатру Ярослава, а в это время полог откинулся и оттуда вышел Гремислав. Тогда-то и вспыхнуло в памяти: Переяславль Рязанский, последняя зима перед гибелью отца, гостивший у них Константин Владимирович и угрюмый дружинник, стоящий за спиной князя. Заикнулся было о своем открытии Кофе, мол, видно, не сладкая жизнь у рязанских воев, коли они уходят от Константина, но воевода на эту тему говорить не пожелал, отделавшись парой односложных реплик. Ингварь удивился, насторожился, принялся выспрашивать. Слово за слово, и Кофа поделился с Ингварем своими догадками. Мол, хоть Гремислав ныне и обласкан князем Ярославом, но заплатил за эту ласку столь дорого и замарал свою честь столь сильно, что Вадим Данилыч с ним общаться не желает, да и молодому князю не советует.

– Я спрашиваю… – начал было Константин, но, не договорив, махнул рукой. – Ладно, не отвечай. И так все ясно. Лучше скажи, ты сам-то сейчас куда?

– Куда повелишь, княже, – чуть удивился Ингварь.

Мысленно он был уже давно готов ко всему – от встречи с катом до какого-нибудь особо потаенного поруба.

– Чай, не маленький, – усмехнулся Константин. – Сам должен себе дорогу выбирать. Твой лоб – твои и шишки.

– Выбирают вольные, – резонно возразил Ингварь, – а я ныне… – И он передернул плечами.

– И что ты ныне? – осведомился рязанский князь.

Ингварь обескураженно захлопал глазами. Не иначе как издевается над ним Константин. Хотел было обидеться, сказать что-то резкое, но неожиданно для себя обнаружил, что по-прежнему опирается на свой меч. Странно. Он же вроде бы… Ингварь недоуменно поглядел на него, и лишь теперь юношу осенило.