Знак чудовища - Страница 7

Разминая затекшую спину, Сигмон с ужасом подумал о том, что ему придется провести вечер и часть ночи в седле. К счастью, голова не болела – самогон оказался отменным, да и хорошая закуска тоже помогла. Единственным последствием «угощения» стал приступ необоримой лени. Сигмон сидел на лавке, смотрел на стол и думал, что ему совершенно не хочется уезжать из деревни. По крайней мере, сегодня. Конечно, надо торопиться в Пасам, но ведь у него оставался в запасе целый день. В конце концов, днем раньше, днем позже – какая разница? Никто не оценит его усердия, не стоит себя обманывать. Лишь бы уложиться в отпущенный срок.

Уговорить самого себя Сигмон не успел – дверь распахнулась, и в комнату вошли староста, его жена и дочь. Сразу стало шумно. Увидев, что гость проснулся, хозяева засуетились: Ишка и Мариша стали собирать на стол, староста начал уговаривать гостя остаться ночевать. Сигмон вяло сопротивлялся, отговариваясь, что ему пора в дорогу, что его ждут в Пасаме и что он на службе. Староста, чуя слабину, не отставал – напирал на то, что негоже ночью слоняться по пустынным дорогам, что долг хозяина велит ему не отпускать гостя, и все прочее в том же духе.

Дело решил быстрый взгляд Ишки, брошенный на Сигмона. Заглянув в ее голубые глаза, курьер понял, что сегодня уже никуда не поедет. Он будет вновь ночевать на сеновале, и пусть тот Пасам горит огнем.

Курьер, с деланым вздохом, поддался уговорам Поттона и объявил, что остается. Тут, как по заказу, подоспел ужин, и за стол на этот раз сели все вместе. За едой Сигмон вновь пересказал историю встречи с магом и был вознагражден восхищенным взглядом синих глаз. Приободрившись, он припомнил пару историй из кадетской жизни, и разговор продолжился. Староста принес еще одну бутыль самогона, и ужин удался на славу.

На этот раз Сигмон выпил немного – всего одну стопочку и то больше для вида. Он надеялся, что ночью ему спать не придется, и потому особенно не налегал ни на еду, ни на выпивку. Когда солнце нырнуло в лес, он объявил, что отправляется спать, потому как завтра рано вставать, и встретил полное понимание. Поднявшись, он пошел к дверям и по дороге подмигнул Ишке. Та улыбнулась в ответ, и Сигмон понял, что остался не зря.

Удобно устроившись в мягком сене, он откинулся на спину и стал ждать. Сигмон понимал, что придется немного посидеть в одиночестве – староста и его жена должны были уснуть. Но он был к этому готов. Рассматривая щели в потолке, курьер снова порадовался, что выбрал такую прекрасную жизнь: путешествия, приключения и служба в армии с возможностью сделать карьеру. И первое самостоятельное задание выдалось на редкость удачным. Будет о чем рассказать друзьям, будет чем похвастать. Сигмон представил, какое лицо будет у Трегара, записного бабника, когда он опишет ему Ишку. И как скривится Перро, когда услышит, что его друг ходил в дом сумасшедшего мага. Перро ведь и обычных магов, городских, до смерти боится. Ведь и не поверят, пожалуй.

На деревню опустилась ночь, и Сигмон ла Тойя, курьер на испытании, незаметно задремал, убаюканный размеренным сопением лошадей и пряным запахом сена.

Разбудил его громкий звук. Подхватившись, он рывком сел и прислушался, пытаясь понять, что это – обрывок сна или реальность. Напряженно вслушиваясь в ночь, Сигмон ругал себя за беспечность. Как он мог уснуть! Оставалось надеяться, что Ишка еще не приходила. Она ведь могла обидеться на незадачливого кавалера и уйти.

Ночь выдалась тихая. Сигмон слышал, как настырно звенят комары, как тяжело сопят лошади – его Ураган и пожилая доходяга старосты. Где-то далеко квохтали разбуженные куры, и тихо, больше для порядка, переругивались две собаки. В остальном все было как всегда. Похоже, кому-то приснился страшный сон, только и всего. Расслабившись, Сигмон повалился в сено, и тут же тишину взорвал крик ужаса.

Курьер подпрыгнул, вскочил на ноги и стал лихорадочно шарить по сену, разыскивая сапоги. Крик повторился, и он разобрал, что кричит женщина – страшно, надрывно, ужасаясь тому, что увидела.

Хлопнула дверь дома, и Сигмон услышал, как Поттон бранится в полный голос. Дверь распахнулась, и в сарай влетел староста – в белой домотканой рубашке до колен, с факелом в руках. Он вскинул руку, освещая сарай, и бросил на курьера полный безумия взгляд. И тут же, ничего не сказав, бросился прочь.

– Поттон! – крикнул Сигмон, пытаясь натянуть сапоги. – Поттон!

Снова закричали – где-то недалеко, за домами, – и тут же забранились хором, на несколько голосов. Собаки подняли лай, и деревенская ночь разом наполнилась шумом и гамом.

Сигмон, бросив сапоги, выскочил из сарая и увидел, как за овином пляшет свет факела. Он бросился следом, заметив краем глаза, что на порог дома вышла Мариша – жена старосты. Курьер пробежал мимо, свернул за овин и увидел, как староста, размахивая факелом, бежит по огородам к соседнему дому. Сигмон, не раздумывая, бросился за ним.

Поттон бежал быстро, и длинноногий курьер едва поспевал за ним. У покосившегося плетня, разделявшего огороды, Сигмон все-таки догнал старосту. Тот замешкался, перебираясь через плетень, запутался в своей рубахе и чуть не упал. Сигмон успел подхватить его и помог перелезть через захрустевшие прутья. Староста, не обратив внимания на помощь, вырвался из рук курьера и побежал по тропинке, ведущей в лес. Туда, откуда доносились голоса крестьян. Сигмон бросился следом, тяжело шлепая босыми ногами по мокрой от росы земле.

Сразу за огородами начинался лес. Тропинка вела в самую чащу, но староста не остановился, побежал еще быстрей, и белое пятно его рубахи заметалось между черными стволами. Сигмон, бежавший следом, потерял тропинку и бросился напрямик, следом за Поттоном. Прикрыв голову руками, курьер с разбега проломился сквозь кусты и выскочил на большую поляну.

В центре стояли деревенские – человек десять, не меньше. Они ожесточенно ругались, кричали друг на друга, размахивали руками. В пляшущем свете факелов разлапистые деревья казались ожившими чудовищами.

Староста бросился к толпе, чуть не сшиб крайнего, и люди расступились, пропуская его в круг. Запыхавшийся Сигмон перешел на шаг, и в этот момент Поттон закричал. Тяжело, с надрывом и отчаяньем, как смертельно раненный зверь. Курьера бросило в жар. Он прыгнул вперед, оттолкнул человека с факелом и прорвался внутрь круга.

Там, на траве, лежала девушка. Староста склонился над ней, обнял за плечи, закрывая от Сигмона лицо, зашелся криком. Курьер, еще не веря, бросился вперед, упал на колени, оттер плечом старосту...

Это была Ишка. Она лежала на спине, раскинув руки, и ее распущенные волосы стелились по траве как светлое покрывало. Дрожащими пальцами Сигмон коснулся ее щеки и тут же отдернул руку. Щека была холодной как лед.

Очнувшийся староста взревел и двумя руками толкнул курьера в грудь, и тот повалился на спину.

– Ты! – закричал Поттон. – Ты!

– Это, – прошептал Сигмон, поднимаясь, – это....

– Из-за тебя! – крикнул староста. – Все из-за тебя!

Он коротко размахнулся и отвесил Сигмону звонкую оплеуху. От удара курьер откинулся назад и снова упал на спину. Поттон полез вперед, прямо через тело дочери, попытался ударить еще раз, но на него тут же навалились мужики и оттащили в сторону.

Сигмон приподнялся и подполз к Ишке. Ее лицо, казавшееся в свете полной луны белым, как мрамор, оставалось спокойным, как будто она спала. Вот только ее открытые глаза смотрели вверх, в ночное небо, на верхушки качающихся деревьев. Дрожащими пальцами курьер провел по холодной щеке Ишки. Мертва. И давно. Никаких ран на теле не было, и Сигмон откинул ворот ее рубахи. И тут же увидел на шее девушки две раны – словно кто-то ткнул ее новомодной вилкой. Или укусил.

– Нечисть, – прошептал Сигмон.

Мужики, стоявшие за его спиной, зашумели, браня нечисть, колдуна и все волшебство разом. Они кричали, что отомстят, звали соседей подняться и пойти сжечь гнездо колдуна, вытравить эту пакость с родной земли. Они заглушили даже Поттона, вывшего от горя и отчаяния. Но Сигмон их не слышал. Он гладил холодную щеку Ишки, чувствуя, как из глаз медленно катятся слезы. Фаомар. Проклятый колдун. Неужели он посмел прийти следом за ним в деревню и убить Ишку? Так нагло, открыто, насмехаясь над деревенскими... Зачем?