Знак чудовища - Страница 3

– А вы и не задержитесь, господин военный. Тут до Пасама рукой подать. Вы же сначала через Мибер хотели ехать? А потом к нам свернули? Все верно. На два дня раньше доберетесь. Я вам картейку начерчу, не ошибетесь.

– Ну, не знаю. – Сигмон покачал головой, начиная жалеть, что свернул к деревне. – Далеко ли до колдуна?

– Да туточки он, рядышком. Верхом до его дома быстро обернетесь. Туда и обратно – к обеду управитесь.

– К обеду? – переспросил курьер, все еще не решаясь отказать.

– Как есть к обеду. Откушаем все вместе, а потом вы спокойно отправитесь в Пасам. И вот что, господин военный...

Староста тяжело поднялся из-за стола, опираясь на гладко выструганную столешницу обеими руками.

– Вот что. Давайте-ка переночуйте у меня, господин военный. Вон уж и солнышко село. А утром, на свежую голову, и поговорим о деле.

– Идет, – быстро согласился Сигмон, рассчитывая, что за ночь придумает, как вежливо отказать старосте.

– Ночевать где будете? Могу здесь, в горнице прямо постелить, у печи.

– Я буду спать рядом с моим конем, – гордо заявил Сигмон, припоминая рассказы Трегора. – Где он?

– А в сарае, там и моя сивка стоит. Что ж, сейчас лето, тепло. Сразу видно настоящего военного – от боевого товарища ни на шаг.

Курьер поднялся из-за стола, стараясь сохранить гордую осанку. Слова старосты ему понравились. Он, в общем-то, имел в виду вовсе не это, но и так хорошо получилось.

– Куда идти? – спросил Сигмон и чуть покачнулся. Во всем теле ощущалась приятная тяжесть, голова немного кружилась. Пиво оказалось добрым – мягким и крепким.

– Да за дверью сразу налево, там конюшня. И вот еще что. Ежели соберетесь на двор, господин военный, так лучше идите на огород, за овин. Там всего сподручней.

Сигмон кивнул и направился к двери, чувствуя, что за овин ему надо прямо сейчас.

Все оказалось именно так, как он себе представлял. Большой сарай, переделанный под конюшню, тихое посапывание лошадей, колкое сухое сено... И томительное ожидание. Сигмон ждал, надеялся и все же, когда скрипнула дверь сарая, не сразу поверил, что это происходит на самом деле.

Он заворочался, разбрасывая сухое сено, и сел. Она подошла ближе. Светлые волосы были распущены и стелились по плечам, как река мягчайшего шелка. Курьер приподнялся, чувствуя, как сердце выдало барабанную дробь, – дочь старосты все-таки пришла. Сама. К нему. В распахнутую дверь ярко светила луна, заливая сарай молочным светом, и силуэт девушки казался вырезанным из черной бумаги. Прекрасный силуэт, такой близкий и желанный...

– Сигмон, – шепнула она, опускаясь на сено.

Курьер потянулся к ней, обнял, жадно прижал к себе, желая слиться в одно целое, не упустить ни единого мгновения наслаждения. Голова девушки запрокинулась, луна высветила ее профиль, сделав его белоснежным, как у мраморного изваяния. Она прикрыла глаза и потянулась губами к лицу курьера – робко, не надеясь на ответ. Сигмон не выдержал и впился в ее уста, прижимая к себе податливое и теплое, как пуховая перина, тело. Девушка вздрогнула, обхватила руками его плечи и мягко, но настойчиво потянула на себя...

Она оказалась совсем не такой, как те городские девицы, с которыми Сигмон весело проводил время. Ее тело было по-крестьянски крепким, плотным и в то же время податливым. Она таяла в его руках, вся, без остатка, отдаваясь ласкам гостя. Никаких затей, все просто и естественно, по-доброму провинциально, так, как оно и должно быть. И так было.

Позже, много позже, лежа на сене, пахнущем луговыми травами, и слушая тихое сопение лошадей, Сигмон сообразил, что не знает, как ее зовут. Ему сделалось страшно неловко. Он пошевелился, и девушка подняла голову. Сигмон протянул руку и вытащил длинную соломинку из распущенных пшеничных волос.

– Какой ты сильный, – прошептала она и провела ладонью по вспотевшей груди курьера. – И храбрый.

– Тут храбрости не надо, – отозвался Сигмон и смущенно кашлянул.

– Отец сказал, что ты поедешь завтра к колдуну. Никто из наших не пошел, все боятся. Ты храбрый.

– Я... – Сигмон замялся и снова кашлянул. – Да. Поеду.

– Сигмон, – прошептала она, обнимая его широкие плечи. – Сигмон....

Курьер навалился на нее, обнимая. Она пахла травой и молоком, и этот запах сводил его с ума. Зарывшись лицом в ее волосы, он подумал: почему бы нет?

– Как, – прошептал он, – как тебя зовут?

– Иша. Можно просто Ишка.

– Ишка.

– Сигмон...

Их губы встретились, и курьер тут же позабыл и о колдуне, и о своем обещании. Для него не существовало ничего, кроме девичьего тела, пахнущего травой и парным молоком...

Проснулся он с первыми лучами солнца. Довольно потянувшись, курьер поднял голову. Рядом никого не было, и только разворошенное сено напоминало о том, что ночью гостя посещала прекрасная хозяйка дома. Сигмон приподнялся, осмотрелся и с довольным стоном повалился обратно. Чувствовал он себя прекрасно, несмотря на то что не выспался. Деревня, крестьяночка с голубыми глазами, сеновал... Определенно, в жизни курьера есть свои прелести. Сигмон потянулся, сладко зевнул. День начинался отменно.

– Эгей! – донеслось снаружи. – Господин военный!

Сигмон вскочил, подхватил штаны и запрыгал на одной ноге, пытаясь втиснуть другую в тесную штанину. Голос принадлежал старосте, отцу Ишки, и курьеру не хотелось, чтобы его прихватили в сарае со спущенными портками. О том, как незадачливых любовников крестьяне потчевали дрекольем, он тоже слышал.

– Господин военный!

– Иду! – заорал Сигмон, натягивая камзол. – Иду!

Староста ждал снаружи. Гость вывалился из сарая, растрепанный, с соломинками в волосах, но Поттон только ухмыльнулся. Курьер, озабоченный тем, как сохранить солидный вид, этого не заметил. Пригладив волосы, Сигмон откашлялся. Потом поправил пояс, перевязь с кавалерийской саблей, одернул камзол и решил, что выглядит вполне прилично.

– Как спалось? – спросил староста.

– Благодарю, отменно, – вежливо ответил Сигмон.

– Прошу к столу. Позавтракайте с нами перед дорожкой.

– Конечно. Но не рано ли еще?

– В самый раз. Народ уже на работу потянулся. Откушайте с нами, а потом можно и ехать к колдуну.

– К колдуну? – переспросил курьер.

– А то как же. Помните наш вчерашний разговор?

– Помню, – кивнул курьер, хотя совершенно забыл о просьбе Поттона.

Ехать не хотелось. Настроение сразу испортилось, и Сигмону отчаянно захотелось вскочить на Урагана и дать деру. Ведь он ничего не обещал! Собирался только подумать над предложением и обсудить его с утра, на свежую голову.

Староста молчал, выжидающе смотрел на гостя и ждал ответа. Усы Поттона воинственно топорщились, а на лбу явственно проступили морщины. Отступать он не собирался.

Сигмону же вспомнился жаркий шепот Ишки, как она называла храбрым и сильным. Вот ей-то он обещал, что поедет. И если сейчас откажется от своих слов... Курьер поморщился. Нет. Это не дело. Воины второго пехотного полка не отступают. Солдату трусить нельзя и тем более позориться перед дамой. А хоть бы и крестьянкой. Что она запомнит? Сладкую ночь? Вовсе нет, она запомнит утреннее бегство кавалера. Никак не возможно.

Сигмон расправил плечи, набрал полную грудь воздуха и снова пожалел о том, что у него нет усов.

– Разумеется, – выдохнул он. – Сначала завтрак – потом поездка. На голодный желудок с колдунами разговаривать несподручно.

– Само собой, – подхватил Поттон и снова ухмыльнулся в усы. – Прошу господин военный, за мной. Завтрак ждет.

Дорога к дому колдуна шла мимо полей. Отяжелевший от обильного завтрака, больше напоминавшего праздничный обед, Сигмон покачивался в седле и лениво посматривал по сторонам. По всему выходило: нужно поторапливаться, чтобы после обеда выехать в Пасам, но спешить не хотелось. Мирный деревенский пейзаж успокаивал, а мерное покачивание в седле убаюкивало. В воздухе разливался аромат свежескошенной поутру травы, округа дышала благостью... И напоминала о детстве.