Змеиный камень - Страница 16
Больше всего радуется детвора. Заботы для взрослых — для детей же только праздник. Каждый день они вспоминали об этом празднике. И вот сегодня он наступил. Они сгорают от нетерпения. Почему взрослые не торопятся идти на праздник! Какое дело детям до забот по хозяйству! Им безразлично, есть ли в доме молоко и сахар для сдобного теста или нет. Их дело — кушать сладкие пироги. Откуда знать мальчику, зачем его смущённый отец торопливо направляется в дом местного богача Чоудри Кайамали. Им и невдомёк, что если Чоудри не проявит благосклонности, то весь праздник превратится в сплошной пост. Ведь ребячьи карманы наполнены сокровищами бога богатства Кубера. То и дело достают они мелкие монетки из кармана, пересчитывают и, довольные, прячут снова.
Считает Махмуд — одна, две… десять… двенадцать! У него двенадцать пайс.
У Мохасина — одна, две, три… восемь, девять… пятнадцать пайс!
На эти бесчисленные пайсы они купят несметное количество вещей: игрушки, сладости, рожки, мячики и многое, многое другое.
Но всех довольнее Хамид.
Это худенький, кроткий мальчик лет пяти. Его отец в прошлом году скончался от холеры, а мать, бог весть отчего, всё худела, худела и тоже умерла. Никто не знает, какая у неё была болезнь. А если она и жаловалась на что, то кому было слушать?
Теперь Хамид жил со своей старой бабушкой Аминой и был доволен. Мальчик думал, что его отец уехал зарабатывать деньги. Он привезёт много кошельков с деньгами. Мать же отправилась в дом господина Аллаха, чтобы принести для Хамида много хороших-хороших вещей. Поэтому Хамид радуется. Надежда — великое дело, тем более надежда детей! Их фантазия не имеет предела.
На ногах Хамида нет ботинок, на голове — старая, потрёпанная шапка, края которой стали чёрными, и всё же он доволен, счастлив. Когда вернутся его родители — отец с кошельками, а мать со сладостями, — то все его желания сбудутся. Тогда он посмотрит, смогут ли достать столько денег Махмуд, Мохасин, Нуре и Самми.
Несчастная Амина горько плачет в своей лачуге. Сегодня праздник, а в её доме ни зёрнышка! Если бы был жив Абид, разве так бы они встретили праздник! Ею всё больше овладевает чувство отчаяния и безнадёжности. И кто только придумал эти несчастные Иды! В этом доме празднику делать нечего; но Хамид! Ему нет никакого дела до чьей-либо жизни или смерти. Разве он понимает, что кто-то умер, а кто-то живёт! Внутри него свет, снаружи — надежда. Пусть несчастье явится со всем своим воинством — счастливый взгляд Хамида уничтожит его.
Вот Хамид прибегает с улицы и говорит бабушке:
— Ты, бабушка, не бойся за меня. Я раньше всех приду. Совсем не бойся.
Сердце Амины обливается кровью. Все деревенские дети идут на праздник со своими отцами. У Хамида нет отца, бабушка Амина заменяет ему и отца и мать. Как позволить ему идти на празднество одному? Что, если ребёнок потеряется где-нибудь в толпе? Нет, Амина не допустит этого. Он же совсем ещё крошка! Как ему пройти три коса? Натрёт ноги. Даже ботинок нет. Она пойдёт с ним и, когда мальчик устанет, возьмёт его на руки. Но кто здесь напечёт пирожков? Если бы были деньги, сразу же по возвращении напекла бы пирожков. А теперь придётся часами собирать то, что нужно. Вчера она сшила соседке Фахиман платье. Получила за работу восемь анн. Как зеницу ока берегла она эти деньги для сегодняшнего праздника. Но что было делать, когда вчера, откуда ни возьмись, явилась молочница и словно с ножом к горлу пристала! Пришлось отдать долг. Если у бабушки для Хамида ничего нет, то надо же ему брать хотя бы молока на две пайсы. Теперь остаются всего две анны из них три пайсы в кармане у Хамида, а остальные пять — в кошельке Амины. Это весь её капитал. Аллах поможет ей преодолеть трудности, связанные с праздником. Пожалуют все: и прачка, и парикмахерша, и подметальщица, и жена продавца стеклянных бус. Все хотят сладостей. Гости будут недовольны, если их будет мало. Амина не осмелится никому в глаза посмотреть. Да и зачем ей так позорить себя? Праздник бывает лишь один раз в год. Пусть жизнь пойдёт счастливо. Ведь и их судьба зависит от этого праздника.
Толпа людей, направляющихся на празднество, вышла из деревни.
Вместе с ребятами шёл и Хамид. Иногда все они убегали вперёд. Затем, остановившись под каким-нибудь деревом, поджидали остальных. Почему взрослые идут так медленно? У Хами да будто выросли крылья. Разве он может когда-нибудь устать?
Вот и город. С обеих сторон дороги потянулись сады богачей. Вокруг них — каменные ограды. На деревьях висят плоды манго. Иногда какой-нибудь мальчишка, подняв с дороги камень, запускает его в сад. Из глубины сада с руганью появляется садовник. Ребята тотчас удирают. Они весело смеются: как ловко одурачили садовника!
А вот пошли большие здания. Это — суд, то — клуб, а там — колледж. Сколько мальчиков, наверно, учится в таком большом колледже! В школе Хамида есть несколько взрослых ребят, пользующихся дурной славой и бегающих от уроков. Их ежедневно бьют. И здесь, наверно, такие же парни, иначе и быть не может. В клубе, говорят, занимаются всяким колдовством. Там бывают и большие представления, но никому из ребят не разрешают входить туда. Здесь развлекаются знатные господа. Играют в мяч взрослые, бородатые люди. И дамы играют. Право же! Дать деревенской женщине эту самую… как её… ракетку, она держать-то её не сможет. Как только размахнётся ракеткой, сразу же упадёт.
— Клянусь аллахом, у нашей мамы руки, наверно, затрясутся! — сказал Махмуд.
— Затряслись, как же!
— Да наша мать десятки килограммов муки может перемолоть, — вмешался Мохасин. — Ты говоришь, если возьмёт маленькую ракетку, так у неё руки затрясутся? Да она сотни кувшинов воды каждый день достаёт из колодца! Одна буйволица выпивает пять вёдер. У какой-нибудь мадам в глазах потемнело бы, если бы ей пришлось набрать кувшин воды.
Двинулись дальше.
Теперь начались лавочки кондитеров. Все они сегодня тщательно украшены. И кто только съедает столько сладостей? Смотрите, в каждой лавке, наверно, целые пуды их.
— Я слышал, — говорит Мохасин, — что ночью приходят в лавки духи — джинны — и покупают всё. Сам отец говорил: в полночь в лавку приходит кто-то, взвешивает весь товар и оставляет настоящие деньги, совершенно такие же, как наши,
Хамид не поверил:
— Откуда возьмут джинны настоящие деньги?
— Разве мало денег у джиннов? — возразил Мохасин. — Да они в какую сокровищницу захотят, в такую и заберутся. Даже железные двери не могут их остановить. Почтенный, как вы заблуждаетесь! И алмазы и драгоценности есть у джиннов. Кем они довольны, тому дадут целые корзины драгоценных камней. А какие они быстрые!.. Сейчас сидят здесь, а через пять минут будут в Калькутте.
— Джинны, наверно, очень большие? — снова спросил Хамид.
— Каждый величиной до неба, не вру. Если станет на землю, то его голова касается неба. Но если захочет» то и в горшок влезет.
— А как люди могут им угодить? — поинтересовался Хамид. — Сказал бы кто-нибудь мне это заклинание, я бы делал так, чтобы джинны были довольны мною.
— Этого я сейчас и сам не знаю, — ответил Мохасин. — Но в подчинении у сахиба Чоудри есть очень много джиннов. Украдут что-нибудь, сахиб Чоудри обязательно об этом узнает и скажет даже имя вора. На днях пропал у Джумрати телёнок. Джумрати три дня волновался, нигде не мог найти его. Со слезами пришёл он к Чоудри. Тот сразу сказал, что телёнок в загоне для скота. Там его и нашли. Джинны ходят к нему и рассказывают новости со всего света.
Теперь Хамид сразу понял, почему у Чоудри такое-богатство и такой почёт.
Пошли дальше. Это плац. Здесь тренируются полицейские: вперёд, назад, направо, налево. Ночью они, бедняги, ходят повсюду, караулят, чтобы не было краж.
— Ты думаешь, полицейские караулят? — возразил Мохасин. — Много же ты знаешь! Будьте любезны послушать, ваше превосходительство: они помогают воровать. Сколько ни есть в городе воров и грабителей, все они действуют с ними заодно. Ночью полицейские говорят ворам: «Воруйте», — а сами уходят в другой квартал и кричат: «Слушай, слушай!» Поэтому-то к ним и плывёт столько денег. Мой дядя служит полицейским. в месяц получает двадцать рупий, а домой посылает пятьдесят. Клянусь аллахом! Один раз я спросил у него: «Откуда вы достаёте столько денег, дядя?» А он, засмеявшись, ответил: «Аллах даёт, сынок». Потом сам же и рассказал: «Если бы мы захотели, — говорит,-то в один день имели бы сотни тысяч. Мы берём лишь столько, чтобы не опозориться и не потерять службу».