Змеелов - Страница 5

— Долго это будет продолжаться? — спросил шут.

— Не знаю. Таких вещей предсказать нельзя. Может, стихнет через несколько минут, а может, будет бушевать несколько дней.

— Если бы ты меня там оставил, я бы погиб.

— Скорее всего.

— Почему ты меня не бросил? Ты ведь хотел это сделать. Это было видно по твоим глазам. Отчего ты передумал?

Змеелов долго молчал, прежде чем ответить

— Считай, что я вернул долг, — ответил он наконец.

— Ты мне ничего не должен.

— Тебе — нет. Но бывают другие долги. Никому конкретному. Долг перед собой. Перед судьбой. Перед пустыней.

— Я не понимаю.

— Это долго объяснять.

— У нас много времени. Все равно мы никуда не можем идти, пока буря не стихла.

— Должно быть, любопытство доставило тебе не меньше неприятностей, чем твой болтливый язык и жены, — усмехнулся змеелов.

— Ты прав. Но мое любопытство и пользы принесло немало. Это палка о двух концах. Расскажи мне.

— Хорошо.

Мальчик покинул дом в первый день лета. Он вышел за ворота, едва засветлел горизонт. У него был небольшой узелок, в который он уложил испеченную вчера лепешку, горсть сушеного инжира и бутыль с водой. За поясом торчал нож, украденный у дяди.

Он не знал, куда направляется. Ему просто хотелось уйти как можно дальше от дома. Уйти и забыть те десять лет, которые он провел там. Уже смерть в пустыне казалась ему избавлением и была почти желанна. Он был уверен, что нет ничего хуже людей в этом мире. Нет и быть не может.

Мальчик шел быстро. Он неплохо знал пустыню. Беспощадность, коварство и опасности, которые она в себе таит. Но он знал и то, что чаще всего человека убивает не пустыня, а он сам. И еще он знал, что не повернет назад. Чего бы это ему ни стоило. Он будет идти вперед, пока есть силы. А потом… Что будет потом, мальчик не знал. Он не заглядывал так далеко вперед. Зачем придумывать себе цель, когда не знаешь, будешь ли жить завтра. Он просто брел в никуда, без надежды и без цели. Каждый новый шаг был его надеждой и целью…

В самое жаркое время дня он вырывал себе яму и отлеживался в ней, как это делали почти все звери пустыни. Когда опускалась ночная прохлада, он выбирался из своего убежища и шел дальше, ориентируясь по звездам. Ему был неведом страх. Уже когда закончилась вода, он не впал в уныние. Одна мысль придавала ему сил: больше никто не будет бить и унижать его, больше не нужно постоянно ожидать грубого окрика и жестокого наказания за малейшую провинность. Он свободен. Но долгой ли будет его свобода?.

Без воды в пустыне человек может выдержать самое большее три дня. И то, если повезет и он не потеряет сознание днем, на открытом солнце. Сколько нужно, чтобы умереть десятилетнему мальчику?

Но он продержался почти четыре дня. Последние два дня он старался не двигаться. Он понял, что не сможет найти колодец или оазис. Поэтому просто лежал в вырытой яме и ждал, когда придет смерть.

Он ни на мгновение не пожалел, что ушел из дома в пустыню. Не усомнился в правильности своего выбора. Он просто лежал и смотрел, как угасает очередной день, и думал о том, что вскоре так же угаснет и он сам. Тихо, незаметно и навсегда.

На исходе четвертого дня он потерял сознание.

— А дальше? — сказал шут. — Что дальше? Он пришел в себя?

Змеелов выглянул наружу. Буря не думала стихать. Он вытряхнул песок из волос, сплюнул и нырнул обратно в пещеру.

— Ну так что? — сказал шут. — Он пришел в себя, этот мальчик?

— Да, — ответил змеелов. — Он пришел в себя, когда ощутил, как в рот ему льется вода. Он стал глотать ее, не открывая глаз. Ничто не имело значения… Только вода. Тот, кто не умирал от жажды, никогда не поймет, что это такое — вода на губах, когда ты на волосок от гибели…

— И кто же это был?

— Человек. Не молодой… Но и не старый. Его возраст выдавали глаза… Они были такими, словно…

— Он прожил десять тысяч жизней?

— Да, именно так.

— Но кто же это был? Проводник каравана? Заблудившийся путешественник?..

— Ловец змей.

— Ловец змей? Змеелов? Как ты?

— Мне больше нравится говорить ловец змей. Не знаю почему. Просто нравится. Это звучит не так зловеще, как змеелов. И не так просто. Змеелов — ремесло. А ловец змей — это путь. Впрочем, мы говорим о другом.

Первым, что увидел мальчик, открыв глаза, было ночное небо с россыпью 3fe3 и ослепительным диском луны. Он приподнялся на локте и огляделся.

Горел костер. Рядом с ним, протянув руки к огню, сидел человек.

— Полежи немного, — не оборачиваясь, сказал человек. — Тебе нужно отдохнуть.

— Я не устал, — сказал мальчик.

Он попытался встать, но голова закружилась, колени подогнулись, и он рухнул на песок. Человек рассмеялся.

— Вот тебе первое правило: гордость — самый худший советчик, — сказал человек и снова рассмеялся. — Лежи. Набирайся сил. Скоро мы выходим.

— Мы? — спросил мальчик.

— А ты предпочтешь умереть здесь?

— Нет.

— Значит, скоро выходим мы, — сказал человек, сделав ударение.

Мальчик решил больше не задавать вопросов. Он лежал, глядя в звездное небо, и радовался тому, что смерть прошла мимо.

На следующий день они вместе отправились в путь. Это путешествие мальчика продолжалось двадцать лет. Двадцать лет он бродил со старым змееловом по пустыне. Старик учил мальчика своему опасному и сложному ремеслу. И мальчик постигал его, хотя временами это было нелегко. Но он был упрям, этот мальчик. Упрям и жесток к себе. Его нервы были словно сделаны из закаленной стали.

Он не заплакал, когда впервые остался один на один с разъяренной королевской коброй. Он очень хотел заплакать и убежать. Но не сделал ни того, ни другого. Просто стоял и смотрел в глаза вставшей в боевую стойку змее, чувствуя, как леденеет кровь и слабеют ноги. Он видел только ее раздутый капюшон и темные холодные глаза-бусинки. Но не заплакал и стал звать на помощь старика. И змея нехотя опустилась на землю и неторопливо уползла.

Старик видел все это. Он видел, как побледнел мальчик, и видел, что змея вот-вот сделает стремительный бросок. Видел, но не стал вмешиваться. Ему нужен был настоящий ученик. Если бы кобра все-таки укусила мальчика, старик дал бы ему умереть.

Это было жестокое испытание. Но мальчик прошел его с честью. С этого дня и началось настоящее учение.

Мальчик узнал, что кобры быстро устают в схватке, но столь же быстро восстанавливают силы и снова вступают в борьбу. Узнал, что они стремительны, расчетливы и упорны. И именно их упорство делает их такими опасными, а вовсе не страшный яд, от которого деревенеют мышцы, отнимается язык, слепнут глаза и дышать становится трудно, словно на шее затянута петля.

Он узнал, что гюрза страшна бешеной вспышкой злобы. И в этот момент лучше держаться от нее подальше. А если не смог совладать с рассвирепевшей змеей, то будь готов к тому, что укушенная рука или нога за считанные секунды нальется тяжелой болью. И если яд не убьет в течение нескольких часов, на месте укуса образуются глубокие, трудно залечиваемые раны, края которых покроются язвами. Эти раны могут болеть и спустя несколько месяцев…

Днем и ночью он бродил со стариком. Они ловили змей в пустынях, степях и горах. Они ловили их, чтобы продать бродячим фокусникам, знахарям, поварам. Или убивали их, спасая свои жизни.

Мальчик узнал, что гюрза охотится рано утром, а гадюка и щитомордник — с наступлением сумерек. Он узнал, что перед броском гюрза и гадюка угрожающе выгибают переднюю часть тела, а кобра поднимает голову, раздувает капюшон и, покачиваясь из стороны в сторону, шипит так, что заглушает звуки пустыни. Узнал, что щитомордник, готовясь к нападению, часто и мелко трясет кончиком хвоста, эфа сворачивается в круг, в центре которого находится ее приплюснутая тяжелая голова.

Он видел змеиные свадьбы, когда сотни змей сплетаются в клубки, расползаются, сплетаются снова и опять расползаются, образуя сплошной шевелящийся ковер. И горе человеку, который окажется рядом…