Злым ветром - Страница 18

— Итак, это второе место. Но есть еще и третье. Его только надо найти.

Теперь он почему-то смотрит на Игоря. И мы все, насторожившись, тоже невольно смотрим на него. Игорь недоуменно пожимает плечами. Потом хмурится. Ему, конечно, неприятно. Он, как и мы, не понимает, что имеет в виду Кузьмич и почему он смотрит именно на него.

— Давайте думать, — предлагает Кузьмич и, отложив очки, неторопливо закуривает. — И рассуждать.

— Значит, установлено, что этот самый Мушанский — «гастролер», — говорит Кузьмич. — И появляется он в Москве только на три-четыре дня. Спрашивается: где этого гуся можно задержать скорее всего? Конечно, там, где он остановился, где он ночует. Так ведь? Вот и давайте-ка над этим подумаем. В гостинице он не остановится, это ясно. Он туда только на кражу пойдет. Где же еще?

— У знакомых, — не очень уверенно предполагаю я.

— К каким это знакомым можно с краденым прийти? — Кузьмич прищуривается.

— Мало ли к каким…

— Я думаю, — вступает в разговор Игорь, — у него в Москве главным образом деловые знакомства. Вроде Худыша. Там он не остановится.

— А может, женщина? — предполагает один из оперативников.

— Тут надо учесть вот что, — Кузьмич качает головой. — Он же знает, что в Москве его ищут. И в Москве ему появляться опасно. Он только для краж сюда приезжает. Остановиться в какой-нибудь квартире означает неминуемо привлечь к себе чье-то внимание.

— Есть такие квартиры, — замечаю я, — в которых…

Все прекрасно понимают, что я имею в виду. И Игорь решительно возражает:

— Нет. Там он не остановится… Другого полета птица Вряд ли наутро он выползет оттуда такой чистенький и свеженький, каким он потом появляется в гостинице.

— Так, так, — кивает Кузьмич. — А три или четыре ночи он все-таки где-то проводит в Москве. Причем, — он поднимает палец, — именно в культурном месте. Они правы. — И он указывает на Игоря и оперативника.

— Все-таки, я думаю, у женщины, — упрямо повторяет первый из оперативников. — Артист. Умеет заливать. Умеет ухаживать. Не всякая устоит. И повод для ночевки вполне безопасный, — он улыбается.

Но я с этим не соглашаюсь, и, по-моему, другие тоже. Кузьмич прав. Мушанский знает, что его всюду ищут, четыре дня подряд ночевать на частной квартире он не будет.

— Красносельская, — напоминаю я. — Почему он вышел из такси именно там? В одиннадцать часов вечера. Он ведь куда-то ночевать отправился, не иначе.

— Правильно, — поддерживает меня Кузьмич. — Вот тут уже становится теплее. Как в той детской игре.

— М-да, — задумчиво соглашается Игорь. — Что же там имеется, в районе Красносельской?..

Мы начинаем вспоминать.

— Жилой массив, — говорит наконец один из оперативников. — Больше ничего. Если не считать магазинов, кино, учреждений, мастерских и так далее.

— И рядом вокзалы, — добавляет Игорь.

— Он мимо них проехал на такси, — возражает кто-то.

Игорь качает головой.

— Это как раз не имеет значения.

— Из Москвы он в ту ночь уехать тоже не мог, — вмешиваюсь я. — Он еще два дня совершал кражи здесь. И ночевать на вокзале он, конечно, тоже не собирался. Не для него это.

— Стоп, — неожиданно произносит Кузьмич. — Где можно ночевать на вокзале?

— В зале ожидания, — говорю я. — На скамьях. Только там не выспишься. И костюм помнешь. Четыре ночи подряд — исключено.

— А еще где? — настаивает Кузьмич.

В тоне его уже нет задумчивости, в нем какое-то напряженное ожидание, словно Кузьмич в чем-то важном экзаменует нас, словно сам он уже о чем-то догадывается.

— Где еще? — переспрашивает Игорь и, усмехнувшись, начинает перечислять: — В комнате матери и ребенка, в медпункте, в комнате милиции, наконец…

Тут уже смеемся мы все. А я даже закашливаюсь.

— А еще? — продолжает допытываться Кузьмич.

— В комнате для транзитных пассажиров, — отдышавшись, вдруг выпаливаю я.

Кузьмич многозначительно поднимает палец.

— О! — произносит он. — Это уже кое-что. Ну а кого же туда пускают, интересно?

Этого никто из нас точно не знает, и Кузьмич берется за телефон. Он звонит в комнату милиции первого попавшегося вокзала, правила везде одинаковы, и наводит справку.

Выясняет он следующее. Чтобы остановиться в комнате для транзитных пассажиров, надо предъявить паспорт и билет, который бы свидетельствовал, что пассажир едет через Москву и должен здесь произвести пересадку. Билет этот регистрируется дежурной. Проживать в комнате для транзитных пассажиров можно в течение трех суток.

— Вот и все, — заключает Кузьмич. — Очень даже просто и удобно. К тому же вполне культурно. — И, усмехнувшись, добавляет: — А если еще коробочка конфет или что-нибудь в этом роде, то и четвертые сутки прихватить можно.

— И паспорт не обязательно будет предъявлять, — добавляю я.

— Пустяки, — возражает Игорь. — У него и краденый паспорт может быть припасен. Главное — билет.

Словом, возникает интересная версия. Мы ей даем оперативный шифр «вокзал».

Все оживляются. И тут наш Кузьмич начинает рассуждать, как бы думать вслух, и мы умолкаем.

Кузьмич не поучает, не разъясняет, не цитирует авторитеты, он не пытается проникнуть в природу явлений и вскрыть их корни. И уж конечно, он не обобщает и не выводит никаких законов. Просто он размышляет над конкретной задачей, очень непростой задачей, которая нас больше всею заботит.

— Тут надо кое-что учесть, милые мои, — говорит Кузьмич и указывает на сидящего рядом со мной оперативника. — Вот ты сказал: «Он знает, что его ищут». Это многое определяет в его поведении, артиста нашего. Это значит, что нервы у него натянуты до предела и покоя у него нет ни днем, ни ночью. Он ведь каждую минуту отовсюду ждет опасности, ждет нападения. И в каждом человеке, с которым сталкивается, подозревает прежде всего врага. Вот такая у него сейчас жизнь. Такое состояние. Как у затравленного волка. И в этом состоянии даже самый опытный преступник допускает ошибки, просчеты. Обязательно допускает. Незаметно для себя. И нам надо их учесть. А сначала надо найти. Это первое. И еще одно нельзя упустить. Я уже об этом говорил. Он звереть начинает. Он уже пошел на убийство. Это сдают нервы. Раньше небось, если бы зашла горничная, он нашелся бы и такое ей загнул, что она бы и в другой номер ему сама дверь открыла. А вот сейчас нервы сдали, он ничего придумать не смог и пошел на убийство. И тут, знаете, как с хищником. Почуял кровь! Перешагнул внутри себя через что-то. Опасное дело. Теперь он, чего доброго, и заранее может убийство запланировать. Теперь можно от него этого ждать. Вот, милые мои, кого мы перед собой имеем.

Кузьмич оглядывает нас, вздыхает и закуривает новую сигарету. Потом продолжает:

— Так вот насчет его ошибок. Возьмем пока версию «вокзал». Значит, появляется он в Москве. В третий раз, обратите внимание. И к вечеру отправляется на ночевку. Куда? На какой вокзал? Учтите его состояние, его нервы, его страхи и всякие опасения. И я вам точно говорю: где бы, в каком бы районе он к вечеру ни оказался, ночевать он потянется на тот самый вокзал, где ночевал в свой первый и во второй приезд. Почему? Да потому, что там все для него прошло благополучно. Там он уже все знает: планировку здания, расположение милицейских постов, саму эту комнату для транзитных пассажиров, дежурную там, знает все лестницы, все входы и выходы. А любой другой вокзал для него неизвестность. И это в его состоянии всегда означает опасность, которой надо избежать. Ведь неизвестно, в какую обстановку он там попадет, с каким персоналом там столкнется. Вдруг кто-то узнает его там, вдруг задержат. Ведь ищут его всюду, он же знает, это у него гвоздем в голове сидит. И чувство самосохранения погонит его на тот самый, уже знакомый ему вокзал, который именно поэтому кажется безопаснее других. Вот какая штука. И там дежурная в третий раз запишет в тетрадочку его фамилию и его билет. В третий раз, учтите. Хотя на какую фамилию будет у него паспорт, мы не знаем…