Злые чары Синей Луны - Страница 23
– Про утешение можете забыть, – мрачно заметила Фишер. – Мой папенька никогда не заботился ни о ком, кроме себя. Он всегда был лишь хладнокровным политиканом и если чем и занимался, то бесконечными интригами. Для него собственные дети – лишь пешки в честолюбивых замыслах. Отец пережил четырех жен, и ни по одной из них никогда не скучал, хотя они оставили ему девять дочерей. – Фишер холодно улыбнулась. – Но он сам вырыл себе яму. Дочерей он расценивал исключительно как собственность, которую можно сплавить замуж в обмен на власть и влияние за пределами Герцогства под горой. Папенька всегда хотел стать больше чем просто герцогом. Но при отсутствии сыновей, которые помешали бы нам развернуться, мы, дочери, росли сами по себе. И все до одной научились у дражайшего родителя быть такими же, как он. Правда, в моем случае он посмеялся последним, когда подписал мой смертный приговор. – Она выплевывала слова, дрожа от гнева. Хок тихонько положил ей руку на плечо, но бывшая принцесса едва заметила этот жест, погрузившись в горькие воспоминания.
– Как бы то ни было, – неловко произнес Чанс, – он ясно дал понять, что вновь желает видеть Лес и Горы единым королевством. Словно в стародавние времена, еще до того как первый герцог Старлайт поднял мятеж и сделал Герцогство отдельной страной. А если Стефен станет королем, то сможет по закону претендовать на оба престола, поскольку у герцога нет сыновей и некому наследовать его трон. Разумеется, это лишняя причина тому, что немалое число людей предпочли бы видеть его высочество мертвым уже сейчас. Основные политические партии...
– На твоем месте я бы заказал еще выпить, – перебил Чаппи, снова перевернувшийся на спину. – Похоже, рассказ займет некоторое время.
– На самом деле все вовсе не так сложно, – заторопился посланник. – Просто Трещина впервые открыла доступ в Лесное королевство всевозможным новым философским учениям, политическим и религиозным доктринам. В частности, воображение многих захватили идеи демократии и конституционной монархии. Демократы вообще имели бы все шансы стать партией подавляющего большинства, если бы тотчас не разбились на десятки мелких, постоянно ссорящихся группировок. И у каждой – собственные догмы-догмищи и цели-целищи. Перечисляю их по очереди. Мы имеем: сэра Вивиана, сторонника медленных, осторожных перемен и реформ; ландграфа сэра Роберта Хока, которому нужен марионеточный монарх и выборный парламент; и Шамана – этот ратует за политику искупления и насильственное смещение нынешних власть предержащих. Единственное, в чем они сходятся, – все трое не желают видеть регентом королеву Фелицию.
– Я знаю еще одну причину, по которой мы ушли из политики, – сообщила Фишер. – У меня от нее голова болит.
– Э-э... все еще хуже, – отозвался Чанс. – Видите ли, с момента вашего отъезда население Лесного королевства разительно переменилось по своему составу. Большая часть коренных жителей погибла в период Войны демонов. Когда Долгая ночь закончилась, имел место массовый приток переселенцев из Редхарта и с Гор. Они захватывали пустующие фермы и землю. Ими же оказались заняты все рабочие места, необходимые для поддержания инфраструктуры страны. Но даже новые иммигранты едва спасали Лесное королевство от голода и вряд ли могли предотвратить банкротство. Страна опасно близко подошла к краю полной катастрофы. Лес крайне нуждался в помощи и не мог позволить себе роскошь выбирать – в каких формах эта помощь будет ему оказана.
В результате население Лесного королевства нынче гораздо более... скажем так, разнообразно, нежели раньше. Новые жители неизбежно приносят с собой собственные традиции – политические, религиозные и социальные. Словом, созрела почва для перемен. С открытием Трещины ситуация еще более усложнилась. Прежде чем Харальд поставил у врат стражу для предотвращения чрезмерного оттока людей, Лес потерял огромное количество коренного населения. Король также организовал таможню, наложив тяжелые пошлины на все товары, прибывающие с юга. Это оказалось одновременно и хорошо и плохо. Хорошо – потому что таможенные сборы направляются на восстановление разрушенной страны. И плохо – поскольку на севере теперь все дороже, чем на юге. Большая часть Леса по-прежнему мертва и пребывает в запустении после Долгой ночи. Для его освоения требуется любая доступная помощь. В результате огромную часть продовольствия приходится ввозить с юга, что делает продукты дорогими. А голодные люди обычно думают брюхом. Король Харальд был одним из немногих оставшихся в живых героев Войны демонов. Это едва ли не единственная причина, удерживавшая страну от открытой революции. И вот его не стало...
– А что Черный лес? – спросил Хок. – Он по-прежнему заперт в своих первоначальных границах?
– Да. Там теперь тихо. Чащобы, служившей барьером, больше нет, но в наши дни демоны редко отваживаются вылезать из темноты. Когда они это делают, мы в основном шугаем их обратно.
– С каких это пор, – Фишер вздернула бровь, – Лес стал столь снисходителен к демонам? Гадкие злобные твари! Они убили столько хороших людей. Включая и твоего отца.
– Вы не понимаете, – медленно произнес Чанс. – Я все гадал, проникла ли правда о демонах так далеко на юг.
– Какая правда? – насторожился Хок.
– Простите, – замялся посланник. – Нелегко говорить вам это. Когда Синяя Луна и Долгая ночь миновали, а князь демонов был... изгнан, все, чего коснулась Дикая магия, вернулось в нормальное состояние. Включая мертвых демонов, которые снова превратились в мертвых людей. Вы никогда не задумывались над тем, откуда брались все эти тысячи новых демонов? Каждый мужчина, женщина или ребенок, погибшие в Долгую ночь, восставали снова, превращенные в демонов во всем многообразии их чудовищных форм. Вот почему демоны всегда убивали свои жертвы. Они плодили новых демонов.
– О боже! – выдохнул Хок. – Я и понятия не имел... Мы же все сражались с родными и друзьями и убивали их снова и снова... – Он сердито взглянул на Чанса. – Мы могли превратить демонов обратно в людей? Если бы знали. Тогда.
– Вы же не знали, – ответил молодой человек. – Не могли знать. И за истекшие двенадцать лет никто не придумал такого лекарства. Хотя Магус настойчиво утверждает, будто работает над этим.
– В то время мы без счета убивали демонов, уверенные, что наше дело правое, – проговорил капитан. – Если бы мы сразу схватились с самим князем демонов, победили его раньше... Сколько людей мы могли бы спасти от страшной участи – превратиться в живой кошмар!..
Ч-ш-ш, – Фишер накрыла его руку своей. – Мы не знали. И никак не могли знать. Сменим тему, Чанс. Расскажи нам о замке. Там происходит что-нибудь новенькое?
– О да, – с готовностью откликнулся Аллеи. – Когда князь демонов пропал, остатки старого заклинания астролога развеялись вместе с ним, и некогда утраченное, а теперь вернувшееся южное крыло опять сделалось совершенно нормальным. Однако появилось нечто новое, причем в самой середине замка. Опрокинутый Собор. Подобное довольно сложно объяснить, но будьте ко мне снисходительны. Все это по большей части лишь недавно вновь открытые знания, выкопанные в самых старых отделах замковых библиотек. Знания, забытые несколько столетий назад, а может и запрещенные.
Собор существовал прежде замка. Его выстроили очень давно, так давно, что история с тех пор успела стать легендой, а легенда – мифом. В те незапамятные дни строительство храмов являлось одновременно искусством и наукой. Храмы строились для конкретной цели: прямого сообщения с Богом. Все здание, самые его формы, углы и тяги – все имело смысл и цель. Завершенное здание было устроено так, чтобы резонировать, словно гигантский камертон. Когда люди молились в храме, строение вбирало в себя их веру и направляло вверх, прямо к Богу, в одном сверхчеловеческом звуке. И Господь слышал и посылал обратно свою любовь, которую высокая башня Собора трансформировала в приемлемую для людей форму. Так осуществлялось прямое сообщение с Богом.
Говорят, в те дни власть Добра лучами расходилась от Собора, омывая своей благодатью всю страну. И сам Лес, и его народ росли прямыми и честными, сильными и уверенными в любви Господа.