«Злой город» - Страница 4

Вятич замолчал. Снова стало жутко, а вдруг его ранили? Я тихонько вопросительно подвыла. Сотник ответил, но прервал звук резко. Понятно, надо чуть помолчать.

Помолчали. Татары начали уже успокаиваться, как почти над моим ухом снова раздался вой. Я чуть не заорала от ужаса сама. Вятич двигался совершенно бесшумно и незаметно, и я просто проглядела его появление рядом. Чуть толкнув меня в бок, сотник показал, что надо уходить к лесу. Почему, мы же так хорошо повыли, могли бы еще? Но требование было непреклонным.

Стоило забраться чуть подальше, как я поняла, зачем это было сделано. На берег выскочили несколько татар, вооруженных луками. Они внимательно оглядели округу и принялись просто прочесывать то место, где мы недавно лежали. Только бы не сунулись вглубь. Вятич приложил руку к моим губам, чтобы молчала, и пригнул голову в снег. Поняла, зарылась и теперь уже только слушала. Вой волка раздался чуть подальше. Что это, Вятич отполз или действительно волк?!

Татары загалдели и опрометью бросились вниз. Ага, испугались гады! Я уже поняла, что это сотник, и поддержала его. На льду снова заметались кони, забегали люди, раздавались крики, визг, ругань…

Мы выли долго и старательно, настолько перепугав монгольских коней, что обоз превратился в одно сплошное месиво. Не выдержав напряжения, с привязей окончательно рванули лошади, перевернули часть саней, затоптали и разметали несколько костров. Татары начали метать стрелы в нашу сторону, но мы находились на расстоянии, а зайти в глубь леса вражины не решились.

Я решила поэкспериментировать. Мой голос принялся выводить рулады. Где-то вдали ему ответили. Во как – переговариваться с волками, это дорогого стоило.

Но почти сразу ко мне метнулся Вятич, его ладонь закрыла рот, а сам сотник зашипел на ухо:

– Сдурела?! Делай, как я, и не смей по-другому! Соберешь к нам всех волков округи. Бегом! – Он тащил меня за руку по лесу так, словно за нами действительно гналась волчья стая.

Уже на месте Вятич покачал головой:

– Ты хоть представляешь, что пела?!

– Что?

– Призывную песнь волчицы.

У меня внутри похолодело, ведь действительно могла собрать всех волков в округе. Одно хорошо – мы были недалеко от татар, а волк мне отвечал с той стороны реки. Но ощущение, что в спину из темноты смотрят желтые глаза, долго не проходило.

– Вятич, а с волками подружиться можно?

– Подружиться можно с кем угодно, только для этого голову на плечах иметь надо.

– Вот бы подговорить волков потрепать обоз.

– Подговорили уже. И еще подговорю, только без тебя.

– Я больше не буду самовольничать.

Как выбрались к своему стану, закончив волчий концерт, не помню. Только там я поняла, как устала и замерзла от лежания в снегу. А еще – как боялась.

Вятич проследил, чтобы я развесила мокрый тулуп у костра, заставил надеть чью-то большую шубу и устроил отдыхать:

– Спи до рассвета, уже немного осталось.

– А ты?

Неужели еще пойдет? Тогда и я тоже.

– И я посплю, завтра трудный день.

Мы устроились у костра. Я невольно привалилась к плечу Вятича, он пересел, чтобы мне было удобнее, пристроил мою голову и притих. И мне вдруг стало рядом с ним так хорошо и надежно, не страшны никакие татары, мечи, вздыбившиеся лошади… Показалось, что все самое страшное уже позади, когда я была одна среди мертвецов Рязани. А теперь у меня есть родня в Козельске (о том, что до Козельска еще нужно дожить, почему-то не думалось) и брат рядом. Вятич действительно словно старший брат.

Впадая в дрему, я попыталась сообразить, сколько ему лет.

– Вятич… а сколько тебе лет?

– Спи!

Один из дружинников заметил:

– Хороший мальчонка у тебя. Носишься ты с ним, точно с девкой красной.

– Ему в Рязани досталось, всех убили, а он среди трупов три дня пролежал.

– Охти! – откликнулись слышавшие. – И не сбег? Тебя, что ли, ждал?

Мне хотелось сказать, что Коловрата, но язык не слушался. Ответил Вятич:

– Дружину черниговскую.

Я подумала, что правильно, ведь о Коловрате я знать не могла, а рассказывать здесь о моих закидонах с памятью о будущем ни к чему, и так то визг, то волчий вой… Не дай бог коситься станут.

К утру разведчики сообщили, что обоз основательно потрепан, напали волки, видно, началась паника и часть саней просто перевернута, что-то сгорело.

– Вятич, это мы такой шорох навели или настоящие волки?

– Настоящие, но созвали их мы.

Евпатий кивнул:

– Молодцы, хорошо постарались… Ну и нам пора, им нельзя давать продыху! Обоз разбить сегодня полностью, и если сможем – догнать остальных.

Мне очень хотелось сказать, что остальных тысяч сто пятьдесят, но промолчала, какая разница, пятьдесят или сто пятьдесят? И вдруг вспомнила своих вчерашних убитых. Вятич сказал десяток да плюс в Рязани двое… На одну выходило вполне прилично.

– О чем задумалась?

– Считаю, скольких убила.

Вятич кивнул:

– Много. Молодец. Только головой крути получше, я могу не успеть.

Это же подтвердил и тот самый боярин, что вчера убеждал Евпатия мчаться сразу в Коломну:

– А парнишка у тебя молодец, ловко лошадей бьет. Верно, коли с хозяином справиться трудно, так хоть лошадь покалечь. Где и взял такого?

Вятич почему-то лишь буркнул: «Племянник» – и снова потащил меня в сторону.

Я почуяла неладное.

– Вятич, кто это?

– Боярин Андрей Юрьевич Сивый.

Глаза сотника смотрели почти с вызовом. Я подавилась куском, который жевала.

– Сказать ему, кто ты?

– Нет! Сдурел?!

– Тогда старайся не попадаться на глаза, ты на Анею похожа, может сообразить.

– Ладно… А как он сюда попал?

– Князь Роман от Коломны его отправил Евпатию на перехват, чтобы если не успеет под Рязань, так не попался прямо Батыю. Андрей Юрьевич со своей сотней встретил Евпатия загодя, но к Рязани уже, конечно, не успели.

– А… Роман Ингваревич там?

– Там.

И снова мы налетали, снова был бой, снова вокруг кричали люди, ржали кони, лязгало оружие. Снова я калечила монгольских лошадей, а те своих хозяев… У дружинников просто рука не поднималась убивать коней, даже татарских.

Здесь сказалась разница в отношении к лошади у русских и у монголов. Для монгола самый лучший конь русских дружин имел ценность только как мясо, и чем больше их будет убито, тем лучше. Причем выгода двойная – и воин превращался в пешего, и мясо для ужина появлялось. Это русские не ели конины, а для монголов она любимое лакомство, потому убитые кони просто подарок. Ни одна лошадь русских, какой бы сильной ни была, не способна выдержать ордынское обращение, она не сможет раскопать снег и выбить копытами из-подо льда сухие прошлогодние травинки, ее надо кормить, ковать, ей нужна крыша над головой… То ли дело мохнатые неприхотливые монгольские лошадки, которые корм добывали себе сами, да еще и людей насыщали то молоком, то кровью.

Поэтому татары били наших коней, не раздумывая, а у наших рука не поднималась. Зато поднималась у меня. Мысленно попросив прощения у всех лошадей мира, а тем более у тех, кого прирежу или покалечу, я резала и резала. Вот к этому монголы были не приучены, и первые два дня я просто жировала, любуясь своей «работой».

Вечером мне пришло в голову объяснить эту разницу Вятичу, чтобы тот, в свою очередь, объяснил Евпатию Коловрату. Пусть все знают, что своих коней надо беречь, а татарских резать. Сотник выслушал меня внимательно, коротко кивнул и действительно отправился к боярину. Что уж он там говорил, не знаю, только когда вернулся, объяснил, что лучникам дано задание тоже бить сначала по крупам лошадей.

– Вятич, а если заранее залечь так, как мы вчера, но с луками и побить коней?

– Только без тебя!

– Тогда и ты не пойдешь.

Сотник несколько мгновений смотрел мне в лицо и устало кивнул: