Злодей ее романа (СИ) - Страница 4

Прода 11 января

От вечера Эрика устала как обычно, но из-за этого графа Тендланда еще и ужасно разволновалась. Сначала он ей показался довольно интересным, его рассуждения о том, что для королевской семьи важнее думать, чем быть благочестивым, показались умными и очень смелыми, но потом он так по-хамски повел себя с ней, что Эрика была вынуждена признать, что это была не смелость, а попросту невоспитанность. И это оказалось весьма обидное разочарование. А кроме того ей из головы не выходило, как он мог подумать о ней такое! Что она неприличная женщина! Неужели у нее такой ветреный вид, что человеку со стороны кажется, что она легко может согласиться со столь непристойными предложениями? Она краснела кажется до самых пяток от мысли об этом, и ужасалась, что в ней нечто могло навести на мысли, будто она согласиться с едва знакомым человеком, чужаком, что ей нужен мужчина. Это было ужасно!

Эрика никак не могла расслабиться. Выпила успокоительный ромашковый чай, съела с ним лишних конфет, хотя не любила наедаться на ночь и обычно не имела на то аппетита, и все равно книга ей в голову не шла. Но даже при этом она не боялась того, что случилось на самом деле! Не представляла, что этот наглый граф ввалится к ней в комнату! Она думала, это тетушка зашла ее навестить и узнать, как Эрика, но тут вошел граф, и она вскочила, попытавшись возмущенно спросить: «Что вы тут делаете?», — но успела произнести лишь первые два слова.

— Простите, мисс Гринмарк! Я делаю то, что должен, и не могу никак иначе, — сказал этот наглец, а дальше произошло нечто совсем уж невообразимое.

Из его нагрудного кармана вылетел платок и стремительно полетел к Эрике, прямо на лету скручиваясь в жгут. Он влетел ей в рот с такой силой, что она аж слегка назад отшатнулась. И тут же завязался узлом на затылке, запечатывая любые попытки Эрики что-то сказать. А потом из руки графа вылетела веревка, и так же быстро и ловко обвила Эрике руки, связывая и стягивая запястья вместе у нее перед грудью. Граф Тенланд подскочил к ней, схватил за талию, притягивая к себе, и она совсем близко увидела его усики. Надо сказать, еще на вечере она отметила, что у него довольно злодейские усики и внешность: граф был слишком красивым, щеголеватым брюнетом с красивым вьющимися волосами, бледной кожей и горящими глазами. И усики эти еще, ну прям точно злодей прямо с обложки романа.

Правда пока она про это думала, граф совершил нечто не совсем злодейское: схватил с кресла, где сидела Эрика, плед и накинул ей на плечи. И подхватил ее на руки, закутав в этот самый плед поплотнее.

— Вот так, на улице холодно! А вам нельзя мерзнуть и простужаться, — сообщил он шокирующе заботливым тоном и поволок ее из комнаты в коридор.

Эрика как-то совершенно спокойно подумала, что если он ее несет обесчестить где-то тут в замке, то надо сделать вид, что ничего не произошло. Она все равно скоро умрет от сухотки, так пусть никто не знает, что обесчещенной. Но если он ее увезет к себе, то в пледе она точно замерзнет, простудится и долго не проживет, так что можно тоже не волноваться о том, как к ней будут относиться в обществе. И в любом случае можно уже не волноваться, поскольку в этом нет никакого смысла.

Нес он ее, надо сказать, с изрядной скоростью — будто Эрика почти ничего не весила. И она, конечно, исхудала от болезни, а все же он был очень сильный. Значит, ей с ним было не справиться, даже если бы граф не был магом. Он стремительно пронесся по коридору к черной лестнице и побежал по ней вниз, будто за ними гнались. Хотя, наверное, и впрямь боялся, что заметят и погонятся. Но никого не было. Ни в коридоре, ни на лестнице, ни тем более — на улице, где стояла холодная зимняя тьма.

— Здесь стало еще холоднее за эти двадцать минут! — возмущенно сказал граф, посильнее прижимая ее к себе и укутывая пледом. А потом снова обратился к ней, тем же заботливым тоном: — Не волнуйтесь, моя лошадь совсем недалеко. Не успеете замерзнуть. Мы поедем ко мне, так нужно… необходимо. Приедем — напою вас горячим чаем. Ванная у меня тоже есть. Водопровод! Не какая-нибудь древняя кадушка.

Эрика фыркнула, хотя звук через кляп получился приглушенный. Вот еще! Не собиралась она мыться ни в какой чужой ванной! Хотя про чай уже не была уверена, вряд ли ей хватит духу отказаться от чая с мороза.

— И даже не вздумайте отказываться от чая, — не меняя заботливого тона, продолжил он, будто мысли ее прочитал. Хотя скорее уж интонацию фырканья уловил, чтение мыслей — всего лишь байки. — Вам и впрямь простужаться нельзя, у вас здоровье совсем ослаблено. Просто кошмар, до какого состояния вы дошли!

Как будто она могла на это повлиять. Или кто-то еще мог, хотя все целители разводили руками и признавались, что медицина тут бессильна и от бледной сухотки лекарств нет. И утешали неестественными голосами, рассказывая, как организмы некоторых пациентов сами справляются. Но было очевидно, что Эрика сама справиться не может.

Сверху падали редкие снежинки, которых постепенно становилось больше — по всему, скоро должен был начаться сильный снегопад. Они шли в почти полной непроглядной тьме, но у графа будто было кошачье зрение — он шел уверенно и прямо, хрустя снегом, покуда они не уткнулись прямо в лошадиный бок. Эрика услышала тихий конский храп, а потом оказалась сидящей боком в седле, куда граф ее поднял в одно движение.

— Тулуп, — сказал он, и на Эрику, поверх пледа, навалилась тяжеленная груда грубого меха. — Овчинный. Теперь не замерзнете, — и вскочил в седло позади нее. Поправил плед, укутывая им ноги Эрики, а потом нахлобучил на нее такую же грубую меховую шапку, обнял одной рукой и стронул коня с места. Луна на мгновение выглянула из-за облаков, и Эрика поняла, что конь стоял за их каретным сараем, а теперь они уезжают прочь от дядюшкиного поместья, прямо вглубь близлежащей рощи.

Тут Эрика наконец подумала, впервые за все время, так она растерялась и шокировалась, что все таки это довольно романтично — похищение в ночи. Хотя вообще она любила сочинять про романтичное и раньше думала, что если бы ее похитил какой-то разбойник, она бы обрадовалась, а не пугалась, визжала и падала в обмороки, как девицы в книгах. А она зачем-то не обрадовалась, а стала думать, что о ней подумают другие. Ведь не поверят, что ее правда похитили, решат, будто сбежала и сочтут ее пропащей. И все это было очень странным, и похищение казалось нереальным. Правда ведь, в жизни так не бывает! Хотя в книгах тоже: никто там особо про тулупы для похищенных девиц не вспоминал. Наверное, просто они неромантичны и слишком сильно пахнут овчиной.

И Эрика задумалась о графе. Все же он не был благородным разбойником, он был довольно обычным букой-соседом и жил в своем поместье, а не в лесу и не в пещере. Но зачем-то ее похитил, еще и считал, будто делает то, что должен. Это настолько выходило за рамки здравого смыла, что совершенно не укладывалось в голове. При этом на душевнобольного он не походил вовсе. Те были страшными, Эрика всегда их боялась, когда сталкивалась. Граф скорее был странным, но не таким страшным. Просто он что-то надумал. Может, сочинил, что влюбился и выяснил, что дядюшка ее замуж ни за что не отдает, потому что не верит, что кому-то такая больная жена нужна зачем-либо кроме того, чтобы присвоить ее деньги, когда она умрет? И решил вот похитить. Или он надеется вытребовать так денег и потом вернет ее домой? Но это совсем уж глупо и его поймают. Нет, понять графа Эрика была не в состоянии.

Конь бежал бодрой рысью, и вскоре они въехали в рощу и поскакали дальше, прочь. Когда поместье скрылось из виду, граф наконец зажег притороченный к седлу фонарь, современный, с кнопкой, но притом старинный с виду. В круге света заплясали падающие снежинки. Стало видно холку коня, серого в яблоках, и лицо графа, сосредоточенное и, кажется, обеспокоенное. Он что ли боялся, что Эрика у него тут на руках помрет? Вот и нечего было похищать! Граф поднял руку, в которой сжимал вожжи, и платок развязался сам собой, вылетел изо рта Эрики и влетел обратно в нагрудный карман фрака, спрятавшись в нем целиком.