Зло именем твоим - Страница 11

В самолете был маленький закуток, когда-то здесь размещались стюардессы, а теперь здесь поставили несколько баллонов с водой. Именно здесь Миша и нашел подполковника Эгеца, сидящего прямо на баллоне с водой.

– С тобой нормально? Сердце?

Полковник махнул рукой.

– Нормально. Началось?

– Нет. Режим молчания.

Они шли в режиме молчания, равно как и ударные эскадрильи. Иранцы прослушивают эфир, любой перехват может привести к активизации плана обороны, и тогда атакующие понесут серьезные потери и, возможно, вообще не выполнят задание. А это может означать ядерный удар по Израилю.

Миша махнул рукой и пошел на свое место, смотреть за операторами, пока только отслеживающими обстановку, причем без радара, получая информацию с американских военных спутников – впервые это было в полном объеме отработано в Грузии, в восьмом году.

А подполковник Иеремия Эгец беспокоился не потому, что его охватил «предстартовый мандраж», как это бывает у некоторых командиров. И не потому, что он находился не за штурвалом истребителя-бомбардировщика, а в кабине самолета управления – это-то он еще мог пережить. Он впервые задумался о том, что будет потом. Ну, разбомбят они эти ракетные и ядерные центры. Ну, лишат Иран возможности угрожать Израилю. А дальше-то что? Так ли велико расстояние между Израилем и Ираном, чтобы лишенный ядерного жала Иран не попытался отомстить? Так ли правильно принятое решение, стоит ли загонять Иран в угол, делая целый народ фанатиком, которому нечего терять?

Или все же не стоит?

Так и не найдя ответа на мучившие его вопросы, подполковник Иеремия Эгец поднялся с баллона с водой, потер затекшую спину и отправился следом за Мишей в операторский салон. У него, как и у всех, была своя работа.

Ожила рация. Ее поставили только на прием – четыре снайперские группы замерли, ожидая сигнала.

– Зеленый свет, повторяю – зеленый свет.

Сигнал ответа не требовал, он требовал действия.

Командир разведывательно-диверсионной группы, лежащий под куском маскировочной сети, посмотрел в бинокль на ближайший к нему ангар со стоящим рядом с ним самолетом.

– Зеленый свет всем группам. Обратный отсчет от пяти: пять-четыре-три-два-один...

Огонь!

Командир, не отрываясь, смотрел на самолет – он был освещен рамой с переносными прожекторами, потому что ремонтировался. Смотрел внимательно.

Человек, который что-то делал у стойки шасси, поддерживающей правое крыло, вдруг недоуменно поднял голову, уставившись на большую рваную дыру, возникшую чуть выше крыла, там, где находится самолетная турбина.

В этот же момент двадцатипятимиллиметровый снаряд, выпущенный из винтовки «Барретта», угодил в двигатель странного, с двумя пулеметами в башенке бронетранспортера. Двигатель не был заведен – и теперь, чтобы завести его, потребовалось бы несколько часов ремонта.

Часовой на вышке, ничем не прикрытой, со старым пулеметом «MG» на турели, недоуменно повернулся, поднес бинокль к глазам, пытаясь понять, что там происходит на бетонке, что за странный звук он слышит, – и упал, сила удара пули была такова, что его просто сбросило вниз с вышки. Через секунду погиб и второй часовой – он спал, а проснувшись, поднялся, чтобы оглядеться по сторонам – и еще одна пуля нашла его.

За несколько секунд точно так же умерли и остальные часовые. Все произошло бесшумно и почти неотвратимо – на тренировках, где роль часовых играли солдаты Армии обороны Израиля (стреляли, естественно, с лазерными имитаторами), такого четкого уничтожения часовых достичь не удавалось.

Оба выстрела были бесшумными. На винтовках калибра 12,7 стояли глушители «AWC Cyclops», на двадцатипятимиллиметровых – безымянные, изготовленные техническими специалистами Армии обороны Израиля. И самолет, и бронеавтомобиль были мгновенно и почти бесшумно – на летном поле не было слышно уже ничего, вспышек тоже не было видно – выведены из строя.

У товарища Берии были достойные наследники...[16]

Еще один самолет – он стоял так, что находился на линии огня одной из снайперских групп – с металлическим треском упал подбитой птицей на бетон: пуля калибра 12,7 попала так точно, что перебила стойку шасси.

Один из техников, придя в себя и поняв, что происходит, вскочил и побежал по бетонке, стреляя из пистолета.

Израильские снайперы не стреляли по нему – у них были более важные цели.

Вспышка! Двадцатипятимиллиметровый снаряд врезался в цистерну – и ночь превратилась в пылающий красно-черными языками пламени день...

Со второго этажа штаба прямо в окно выпрыгнул человек – и исчез, сгорев в текущей по бетону огненной реке.

Небо на востоке прорезали ярко-алые трассы – солдаты батальона, охраняющие аэродром, поднятые по тревоге, палили впустую, даже не видя, где противник.

Командир израильской спецгруппы взглянул на часы. Минута и сорок секунд... идут почти идеально, как не удавалось на тренировках.

– Главному – Второй, движение в секторе «Восток». Могу работать.

– Работай.

Пуля калибра 12,7 проделала громадную дыру в дверце машины и ударила в ноги водителю, начисто оторвав одну из них. Машина вильнула вправо... и въехала прямиком в бушующий ад. Никто, ни бородачи с автоматами, ни пулеметчик на турельном пулемете – не успели выскочить. Огонь жадно принялся за предложенную ему пищу.

– Тревожная группа выведена из строя.

– Принято.

Солдаты, вместо того чтобы защищать аэродром, занимали позиции вокруг своей казармы, палили во все стороны...

Израильтяне ждали. Они не стреляли в кого попало, им надо было тихо отстреляться и тихо, а главное – без потерь уйти.

Наконец кто-то из пилотов добрался до самолета – это произошло минуте на седьмой. Техники широко распахнули двери ангара – и тут же в носовом обтекателе самолета, скрывающем сложный, дорогостоящий и чрезвычайно важный для современного самолета прибор – радар для поиска и наведения на цели, в данном случае русский «Жук-М», появилась дыра, и пилот упал на бетонку, закрыв голову руками. Еще пара снарядов окончательно вывела самолет из строя...

– Вон они!

Вертолеты шли низко, прячась в складках местности, не включая навигационных огней, но у патруля, который занимал господствующую высоту, был тепловизор, и они увидели их – светлые тени в темно-серой мгле.

– Я доложу командиру.

Командир патруля, высланного на господствующую высоту, не уловил в словах ефрейтора Миши Солодкина никакой задней мысли.

– Добро... дуй, только быстро.

Сказано было по-русски – на высоте из шестерых пятеро были русскими.

У них на высоте был мотоцикл, старая кроссовая «Ямаха»... лежит, не мешает, так и сгонять по-быстрому куда, обеспечение мобильности вроде как. Ее и оседлал ефрейтор Солодкин, помчался вниз по склону, чудом уворачиваясь от препятствий и поддерживая себя и мотоцикл в вертикальном положении.

Проскочил – выскочил к базе, прямо на пулеметные стволы. В ночи горбатыми слонами стояли укрытые на всякий случай маскировочными сетями машины с запасом топлива.

– Авраам! Авраам! – заорал Солодкин общий пароль, спрыгивая с мотоцикла.

Стволы опустились.

– Кто?

– Солодкин я! Солодкин!

– Ты совсем охренел, ефрейтор!? Мы тебя чуть...

– Что у тебя, ефрейтор? – подоспел и командир.

– Вертолеты! Две минуты осталось!

Командир выругался

– Мы их и так слышим! Все?

– Все!

– И из-за этого Абрам тебя послал?

– Так радиомолчание же... – пожал плечами Солодкин.

– Вот придурок...

Вертолеты уже заходили на посадку, черные туши на фоне темного, но не непроницаемо-черного, в звездах неба.

О Солодкине все забыли, бросились обеспечивать площадку – надо было разбросать маяки, чтобы пилоты видели, куда им садиться. Вертолеты имели оборудование, позволяющее летать в полной темноте, поэтому посадочная площадка обозначалась не кострами и не ХИС, а маяками, работающими в невидимой человеческому глазу части инфракрасного спектра. У тех, кто разбрасывал маячки, были приборы ночного видения, потому что нужно было точно видеть, куда и что ты бросаешь. Одна небольшая ошибка – и вертолеты столкнутся в воздухе, или один ударит по другому лопастями при посадке – и операция накроется, так и не начавшись. Дух «Пустыни-1» довлел над всеми, все смотрели учебный фильм, посвященный этому рейду американского спецназа, и искренне хотели доказать, что они лучше.