Зимние забавы в Ривенделле (СИ) - Страница 5
Он обвел взглядом свой стол, бесчисленные свитки, своды законов, чернильницы, перья, географические карты… пакет из серебряной бумаги. Эрестор притянул его к себе, недоуменно осмотрел и только потом уже вспомнил, что это подарок лорда Элронда: в пакете лежал вязаный чехол для письменных принадлежностей (советник порадовался, что здесь нет Элладана и Элрохира, а то озорные близнецы уж точно не упустили бы возможности сострить, для каких именно принадлежностей предназначен этот длинный узкий чехол) и фаллоимитатор, точно такой же, какой этим утром достался Леголасу. Эрестор вынул фаллоимитатор из пакета. «Буду использовать как пресс-папье», – кисло усмехнулся он, представив, как лорд Элронд деликатно спрашивает советника, понравился ли ему подарок, а Эрестор язвительно отвечает, что подарок прекрасный, спасибо, он как раз искал что-нибудь под пресс-папье.
Эрестор повертел фаллоимитатор в руках, с показным равнодушием рассматривая этот шедевр гномьего мастерства. Штучка была весьма изящной, с небольшим утолщением на конце, с приятной наощупь эмалевой поверхностью, розоватой, искусно разрисованной тонкими прожилками. Эрестор задумчиво провел пальцем по длинной венке, начинавшейся у основания и потом разделяющейся надвое; осторожно, едва касаясь, погладил кончиком пальца головку. Чудесный гномий металл быстро согревался от соприкосновения с руками Эрестора и теперь казался почти живым; на головке «члена», к изумлению советника, даже заблестела капелька смазки…
Любопытство в Эресторе наконец одержало верх над гордостью: он поднес произведение гномьего искусства к губам и слизнул капельку, пробуя ее на вкус. Она оказалась совсем безвкусной, но сердце Эрестора отчего-то бешено заколотилось. Почти задыхаясь от смешанного чувства стыда и возбуждения, он торопливо, будто боясь передумать, снял с пирожного кремовую розочку, мазнул кремом головку «подарка» и, зачем-то закрыв глаза, медленно ввел его в себя.
На несколько мгновений Эрестор перестал дышать, ошеломленный давно забытой болью, обещавшей наслаждение. Он опустился грудью на стол, с трудом загоняя воздух в легкие. Эрестор чувствовал, как его щеки пылают от стыда, холодел при мысли о том, что кто-то может войти и застать его в таком… таком… скажем так, неподобающем виде, но вместо того, чтобы вынуть из себя гномью безделушку и поскорее привести себя в порядок, пока никто его не увидел, Эрестор завел руку за спину и надавил на основание фаллоимитатора, вводя его еще глубже.
Из глаз Эрестора брызнули слезы. Он тихо застонал, неосознанно подаваясь навстречу игрушке и выгибаясь, отыскивая наиболее чувствительное положение. Даже сейчас, каждый миг задыхаясь от боли и наслаждения, Эрестор не переставал думать о том, насколько низко он пал: удовлетворяет себя искусственным членом, лежа на столе в своем кабинете… Советника бросило в холод от мысли, что было бы, если б кто-нибудь узнал о его позоре.
И не успел Эрестор подумать об этом, как дверь в его кабинет распахнулась, и на пороге возник Глорфиндель собственной персоной. Он так и застыл, не донеся до рта ножку индейки, ошеломленно глядя на советника, лежащего грудью на столе со спущенными штанами и с Элрондовым подарком в заднице, а Эрестор смотрел на него, не зная, что предпринять сначала: вытащить из себя фаллоимитатор, натянуть штаны, подняться со стола или крикнуть Глорфинделю, чтобы тот убирался вон.
- Вот те на, – наконец смог вымолвить Глорфиндель. – Лорд Элронд места себе не находит, говорит – иди проверь, как там наш старший советник, обидели мы его сегодня, нужно его утешить… а ты тут, значит, гномьим дрыном развлекаешься!
Пока Глорфиндель говорил, Эрестор все же быстро выдернул из себя подарок Элронда, охнул от уже позабытого им чувства, натянул штаны и, прибегнув к своему излюбленному способу защиты – нападению, напустился на Глорфинделя:
- Прекрасный утешитель из вас получился, сударь, – ничего не скажешь! Явился утешать с куриной ногой в лапах!
- Это не курица, а индейка, – глупо поправил его Глорфиндель и тут же пожалел об этом, потому что от его реплики Эрестор распалился еще пуще.
- О, в еде-то вы разбираетесь! Только о еде и думаете! Вам лишь бы жрать, пить и совокупляться! – советник почувствовал, что у него на глаза наворачиваются слезы – то ли от стыда, то ли от того, что внезапное появление Глорфинделя помешало ему закончить начатое, а Эрестор и так уже сходил с ума от неудовлетворения… Плакать перед Глорфинделем Эрестору уж точно не хотелось, и он попытался скроить свою обычную презрительную мину, но презрительная мина почему-то никак не получалась, а вместо нее выходило нечто жалкое и плаксивое.
Глорфиндель совсем растерялся.
- Ну хорошо, хорошо, если дело в индейке – я ее отложу вот сюда, ладно? – он попытался положить недоеденную ногу на блюдо рядом с пирожным, но Эрестор, возмутившись еще сильнее, закричал на него:
- Кто кладет индейку на блюдо с пирожными, невежественная вы скотина!?
Глорфиндель, опасаясь, что индейка, которая отчего-то так волнует Эрестора, окончательно выведет советника из себя, решил положить ее на одну из бумаг, что в обилии лежали на столе – славный воевода искренне полагал, что бумага нужна только для того, чтобы класть на нее что-нибудь жирное… ну, или ходить с ней в сортир.
- Что вы делаете!? – Эрестор чуть не задохнулся от возмущения. – Это же послание от Кирдана Корабела!
- Да куда ж мне ее девать-то?! – в конце концов не выдержал Глорфиндель – и в сердцах отшвырнул индейку: ножка ударилась об портрет лорда Элронда, сползла по нему, оставив на лице владыки Ривенделла жирный след, и, наконец, шлепнулась на пол. Воцарилась тишина.
А в следующее мгновение Эрестор бросился на Глорфинделя с кулаками. Он истерично плакал, колотил опешившего воина по широкой груди и кричал, что Глорфиндель сломал ему жизнь. «Ничего не понимаю», – сокрушенно подумал Глорфиндель, но на всякий случай скрутил Эрестора, аккуратно уложил его на стол и навалился на него всем телом, чтобы тот не вырвался, – но советник продолжал извиваться под ним, брыкаясь и заливаясь слезами, и кричать:
- Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!..
Глорфиндель уже и не знал, как его успокоить; тут в голову славного воина пришла гениальная идея. Он схватил Эрестора за плечи, приподнял его над столом, словно советник был легкий, как пушинка, и запечатал ему рот поцелуем. Эрестор успел промычать еще одно «ненавижу» и вдруг обмяк, прильнул к груди Глорфинделя, со всхлипом ответил на поцелуй… Они рухнули на стол, остервенело целуя друг друга. Эрестор нетерпеливо разрывал на Глорфинделе одежду (Глорфиндель даже слегка растерялся, не ожидав от всегда сдержанного советника такой прыти) и жарко шептал ему что-то, выгибался, кусал его до крови… Глорфиндель чувствовал, как трепещет тело Эрестора под его руками.
- Дурак, идиот, скотина, – нежно шептал Эрестор, покрывая поцелуями лицо Глорфинделя, – я же люблю тебя, тварь ты неблагодарная… Всегда любил… Только тебя… любил…
Глорфиндель содрал с советника штаны, не сняв с него сапог, ловко закинул его ноги себе на плечи и по-хозяйски схватил Эрестора за бедра.
- Так откуда ж мне было знать, чего тебе надо-то? – хрипло выдохнул он в перерывах между поцелуями.
Эрестор застонал от нетерпения и, закусив губу, сам насадился на член Глорфинделя.
- Какой же ты… недалекий, – он вскрикнул, почувствовав, как в него проникает могучий член Глорфинделя, не шедший ни в какое сравнение с той изящной безделушкой, которой он только что баловался, – …ты должен был догадаться!
- Да ты только и делал, что огрызался и злобился – как я должен был догадаться? – недоуменно возразил Глорфиндель, немного запыхавшись не столько от возбуждения, сколько от всех треволнений сегодняшнего дня. – Так бы прямо и сказал, что хочешь перепихнуться!
- Перепихнуться! – воскликнул Эрестор, возмущенный до глубины души. Вместо того, чтобы поглубже насадиться на член Глорфинделя, как ему хотелось, он собрался с силами, приподнялся и влепил Глорфинделю пощечину, которую тот почти не заметил и только рассмеялся, чем привел Эрестора в бешенство. Вдобавок ко всему Глорфиндель оперся о блюдо и раздавил своей лапищей последнее пирожное, но в этот момент Эрестора вдруг прошил разряд наслаждения такой ослепительной силы, что он сдался, упал обратно на спину и, схватив руку Глорфинделя, со стоном слизал крем с его пальцев.