Зимние сказки.Дилогия. (СИ) - Страница 113
При взгляде, с каким напряжением Фи удерживает прямо‑таки кипящую в ней ярость, одновременно пытаясь воссоздать эти несчастные схемы, мне даже стало жаль беднягу. Но… тренировка есть тренировка. Потом сама же мне спасибо скажет. Или, может, хватит ей на сегодня? А то еще испепелит что‑нибудь от нереализованной злости… Пожалуй, действительно стоит заканчивать. В ближайшее время спокойствия от нее явно ожидать бессмысленно, а значит, этих разнесчастных схем ей однозначно не прицепить. Да и мне уже тяжеловато становится форму держать. Пару минут, пожалуй, еще протяну, и хва…
Неожиданно входная калитка, ведущая во двор дома, где мы с Фи занимались, резко распахнулась. Виновато в этом было, разумеется, наше растяпство – похоже, вчера, заселяясь, мы просто забыли задвинуть засов. В этом не было бы ничего страшного, если бы я в тот самый момент не опиралась на один из столбов, поддерживающих эту несчастную калитку.
Почему несчастную? Ну так я же ведь держала лист бесконечности ! Причем, заметьте, из последних сил держала! Оно, конечно, формы порядка без прикрепленных к ним боевых схем теоретически особой опасности не представляют… Отметьте – именно теоретически. Поскольку практика как раз показала совершенно иное. Как выяснилось, сорвавшийся лист, даже без боевых схем, вполне успешно может снести с петель створку входной калитки и от души приложить данной створкой зашедшего во двор без стука молодого расфуфыренного идиота. Да так качественно приложить, что данный идиот (это не оскорбление: это – диагноз, говорю как врач; ну а как еще назвать человека, который вламывается без стука к тренирующимся магам?), не успев и мяукнуть, немедленно потерял сознание.
* * *
– Кажется, ты хотела пообщаться с местными чистокровками? – ехидно заметила София, которой это происшествие заметно подняло настроение. – Ну так вот он, перед тобой лежит. Пользуйся на здоровье.
Сидя на земле, Ольга растерянно переводила взгляд то на Софию, то на так «щедро» отданное ей в пользование бездыханное тело пришибленного калиткой местного хозяина. То, что это явно кто‑то из «владык», не подлежало никакому сомнению. Роскошная одежда, резко контрастирующая с грязными тряпками местных измененных, золотые украшения и талисманы – все это буквально кричало о высоком статусе незваного гостя.
Пока она размышляла, дверь избы распахнулась и из нее показалась встрепанная голова Марата, внимательно осматривающего место происшествия. Судя по бешеному взгляду и пистолету‑пулемету в руках, «штатный охранник» был готов «спасать и защищать» своих подопечных немедленно и от кого угодно.
Оглядевшись и не обнаружив непосредственной опасности, Марат вложил пистолет в кобуру и вышел во двор.
– Ну и что тут у вас происходит? – Взгляд спецназовца обежал двор и остановился на Ольге. – Калитку‑то зачем сломали? – Словно не замечая распростертого на утоптанной земле тела, он подошел к Ольге и протянул ей руку, помогая встать с земли. Та недоуменно вгляделась в скуластое лицо сержанта. Нога Зиятдинова в тяжелом военном ботинке сейчас находилась буквально в сантиметре от головы бессознательного гостя, стоя на разметавшихся по земле шикарных, длинных, тщательно ухоженных волосах пришельца.
Подобное поведение было совершенно не в характере парня. Будь этот неизвестный врагом… и даже тогда – нет. За врагом бы Марат присматривал. И очень даже тщательно присматривал. Подобное же абсолютное игнорирование было возможным… Невозможным оно было. Никогда и ни при каких условиях. Так себя вести Марат мог только в одном‑единственном случае: если спецназовец «в упор не видит» какого‑либо человека. А это означает только одно – он его действительно не видит!
– Маратик, а на чем ты сейчас стоишь? – каким‑то чересчур уж сладким, звеняще‑ласковым голосом поинтересовалось София. Похоже, темная жрица пришла к тем же выводам, что и Ольга. Или даже продолжила их. Начинающая волшебница вспомнила, что подобным звеняще‑нежным, как далекий звук серебряных колокольчиков, голос Софии становился только в исключительных, крайне редких случаях, когда она призывала подвластную ей силу для особо жестокой расправы с каким‑нибудь чересчур сильным монстром.
Похоже, Марат эту связь уловил тоже. Резко отпрыгнув в сторону, он мазнул настороженным взглядом по земле перед собой и успокаивающим жестом протянул к жрице руки ладонями вперед.
– Фи, ты это чего? Не надо! Фи, я свой! – В голосе парня слышались тщательно сдерживаемые нотки страха.
– Марат, не волнуйся. – Вопреки произносимым ею словам, голос жрицы оставался все таким же звеняще‑нежным. – Все нормально. Ты только скажи: что ты видишь на том месте, где только что стоял?
– А что там такое? Земля и земля. Утоптанная. Обломки калитки. Все. У вас там что, что‑то важное лежало? – Слова Софии совершенно не успокоили бойца. За время их путешествия все уже давно привыкли к тому, что, если в голосе темной жрицы появлялись серебристые колокольчики, в самом ближайшем времени кто‑нибудь умирал жуткой смертью. До сих пор это были различные монстры, но в данный момент никаких монстров поблизости не было видно.
Видно? Ключевое слово вихрем мелькнуло в голове бойца, заставив того напрячься и вскинуть свое оружие, направив ствол в то место, где он только что находился. Воспоминания о монстре‑невидимке, встреченном ими во время зачистки Махлау от последствий Волны, молнией мелькнули в голове у сержанта.
– Вы видите что‑то, чего не вижу я? – напряженно поинтересовался Зиятдинов.
– Похоже на то, – медленно отозвалась Ольга, формируя привычные когти вьюги. Ситуация становилась откровенно непонятной и весьма дурно пахнущей. Одно дело, когда местный начальничек, которого не учили элементарным правилам вежливости, вламывается в гости без стука. И совсем иное – когда оказывается, что разглядеть его способны далеко не все из присутствующих в доме. В этом случае его нежелание стучаться в дверь выглядит совсем по‑другому! К тому же в поведении Марата присутствовала какая‑то странность, нечеткость, совершенно неестественная для всегда собранного и внимательного отрядного снайпера.
– Значит, не видишь… – тем временем протянула София. – А так? – Она рывком за волосы приподняла голову все еще не приходящего в сознание мужчины. – Что ты видишь сейчас?
– А что я должен видеть? Куда смотреть? – недоуменно отозвался тот.
В этот момент Ольга наконец‑то сообразила, что показалось ей таким странным. Взгляд Марата скользил по не такому уж и большому подворью, старательно избегая незнакомца.
– Как куда?! На мою руку смотри! – Серебристые нотки исчезли из голоса Софии, сменившись привычным и вполне безопасным для «своих» раздражением. – Что у меня в ней находится?
Марат облегченно вздохнул, отметив исчезновение опасной ноты, и послушно перевел взгляд… На левую, отставленную в сторону руку Софии!
– Ничего нет, – отрапортовал он. – Рука сжата в кулак, на безымянном пальце тонкое колечко с изумрудом…
– Не на ту руку!!! – яростно взревела девушка. – Вот на эту смотри! – От полноты чувств она резко встряхнула рукой, которой удерживала голову незваного визитера. Тот глухо застонал, видимо начиная приходить в сознание. Зиятдинов настороженно огляделся, пытаясь понять, откуда исходит звук. Но при этом на указанную ему часть тела Софии он так и не взглянул.
– Ну же! – поторопила его жрица. – Что видишь?
Марат нахмурился. По его лицу было видно, с каким трудом он борется с неведомой магией. Вот его взгляд упирается в шею Фи. Вот скользит по плечу. Доходит до локтя… И тут же соскальзывает в сторону. И вновь. И вновь.
– Не могу, – наконец с тяжелым вздохом отозвался Зиятдинов. – Как пытаюсь перевести взгляд – словно отталкивает что‑то. Даже глаза заболели. Что там такое‑то хоть? Новый монстр?
– Да нет… – В голосе Софии вновь зазвенели колокольчики. – Похоже, это кто‑то из местных хозяев. И, видимо, намерения у него были не самыми добрыми. – Голосок жрицы быстро наливался глубиной и пугающей нежностью. – Можно его я допрошу? Ты все равно его не видишь, и Рау с утра ушел… Никого нет. А мне он все расскажет, честное слово… Я его хорошо допрошу… – С неженской, совершенно неестественной силой она вздернула вновь застонавшего пришельца на ноги, впиваясь взглядом в лицо несчастного. – Мальчика я допрошу, душу выну поутру, – ласковым серебряным звоном разнесся по двору простенький, наполненный непредставимой нежностью напев. – Глаза Софии медленно темнели, заполняясь бурлящей, какой‑то жадной и голодной тенью.